Ужас клана. Акт I

Плиточная дорожка вела к большому растительному лунному саду. Коридоры из высоких травяных стен сплетались в несложный лабиринт. Я знал этот сад также хорошо, как и ту особу, что следует за мной. Обычно мы сидели здесь глубокой ночью, при свете дивной луны раскрывающей всю прелесть сияющего таинственного сада. Сейчас я словно хожу по своим воспоминаниям. Здесь каждый шаг по этому саду делал меня счастливее, и вот что-то вроде улыбки промелькнуло на лице. Я шел, медленно ведя за собой женщину, и шел до тех пор, пока не уткнулся в большой фонтан, откуда вода тихо капала в низкий бассейн. Гармония звуков воды выстраивала в представлении рай в этом зеленом мире.

Опавшая листва свисающих над садом высоких деревьев хрустела под ногами приближающегося человека. И чем ближе она была, тем чище становился воздух, тем плотнее становилась свежесть. А аромат… втягивая его носом, я будто впадал в юность, в далекую, почти забытую глупую юность, где судьба стояла на перепутье и предлагала большой выбор.

За что же я её так любил? В ней я находил покойную жену, смерть которой стала для меня очень сильным ударом. Это было трагедией не только для нашего семейного круга, но для всего нашего клана. Но я очень хорошо помню ее слова, на смертном одре она не боялась своей смерти, а сколько боялась за меня, рослого мужчину способного преодолеть любые преграды. Она всегда говорила словно пророк, что любовь делает из меня человека, а ее отсутствие медленно превращают в циничное чудовище. К сожалению, как бы я этого не отрицал, и не старался доказать обратное людям, все так и есть. За три долгих года проведенных мной в трауре, и еще столько же полнейшего одиночества я чувствовал, как последние эмоции сживаются из разума. Чего же хотела моя первая любовь? Она хотела, чтобы я оставался хорошим человеком, и желала, чтобы я нашел такую же, как она, чтобы я не терял себя. Вот за что я любил ту, которая так медленно подкрадывалась сзади, будто ощущая вину, за то, что не сберегла моё сердце от обледенения.

Я все также осматривал фонтан и ожидал, пока что-нибудь произойдет позади меня. Шаги стихли в полуметре, ветерок разгонял листву, также разнося повсюду ароматы и благоуханья. Но я не поворачивался, и всему виной обыкновенный стыд, чувство позора, ибо увидев ее дивное красивое лицо, я обязательно вспомню слова ставшие причиной нашей двухлетней разлуки. И только боги знали, что именно сегодня я встречу её. И возможно именно боги свели нас, ибо знали, что мы сами никогда не сможем увидеться и проститься. Вспомнил сразу утро, когда я видел солнце, выглядывающее через прорезь облаков. Оно осветило всю Гикию так же, как эта женщина зажгла свечу во мне. Но меня пронзало горе, из-за своей гордости, не давшей начало нашей любви. Воспоминания о каждой ночи в одиночестве, здесь, в тихом безмятежном саду соединились воедино, создавая злую силу пагубно влияющую на меня. По щеке потекла слеза от воспоминаний хороших времён. Тосковал сам и заставлял это делать свою любимую. Потекла вторая слеза, затем слабые ручейки открыли свои русла, когда на плечо легла нежная рука, сокрытая в перчатке. Словно молния прошла от плеча по всему телу. Я понял, дурак, только сейчас понял, что наша ссора два года назад была моей самой большой ошибкой, но я понес наказание: все эти дни жалеть о таком исходе событий и не в силах все исправить.

Стараясь незаметно смахнуть слезы, стыдясь этого, я случайно всхлипнул. Пришла пора преодолеть все страхи. Я повернулся, взглянул на женщину, чьи большие стеклянные от медленных слез глаза остались в моей душе выискивая взаимность. Её макияж в форме всегда её любимой бабочки вокруг глаз, начал растекаться, но ей уже было все равно.

Все это время расставания я помнил ее, пытался забыть в порыве гнева и злости, но помнил ее прекрасный лик, который отпечатался в моем взгляде как портрет, всплывающий всегда, когда мне одиноко. Ох… дурное одиночество отведало все мои чувства кроме тех, что были заучены как обыденная фраза. Во мне не осталось ничего кроме Лидера, до встречи с новой возлюбленной, а после ее ссоры состояние ухудшилось. Я пытался быть, по крайней мере, хорошим отцом, но мои дочери уже слишком взрослые, чтобы уделять им такое внимание, которое они заменили вниманием и любовью своих новых ухажёров. Но я всегда старался скрывать боль одиночества от людей, избегал подобных тем, и делал вид, что все у меня хорошо. Ничего подобного!

Мы не могли так долго стоять и смотреть на перекатывающиеся друг у друга слезы. Мне следовало начать разговор, но слова не хотели произноситься. Но расслабившись, я взял себя в руки, продолжал с ее щек собирать слезы и наконец, тихо сказал, пытаясь не показывать дрожание голоса:

– Я не ожидал… не ожидал тебя сегодня здесь увидеть.

Она всхлипнула, и посмотрела мне в глаза.

– Не посмела бы я явиться сюда без приглашения твоей дочери.

– Насколько же вы стали близки, что она позвала тебя в столь тесный семейный круг?

– Я же пыталась еще тогда с ней породниться. И сейчас мы занимаемся одним делом. Я рада тому, что мы с ней нашли общий язык. Как только она пригласила меня сюда, я сразу согласилась.

– А ты хотела здесь быть?

– Конечно, хотела. Я знала наверняка, что ты тоже будешь. Я думала ты так и не посмотришь на меня, там, за столом.

Она медленно таяла в моих объятиях, вспоминая всё то, что было утеряно на долгие два года. Ее лицо тянулось к моему, в желании поцеловать, но что-то ей мешало, что-то зашевелилось в душе, и она спустила с себя мои руки и отошла. Я понял, что ее гложет – последние моменты до расставания, которые были очень неприятными. Она подошла к фонтану и села на его гранитную окантовку, слегка нагнулась, рассматривая собственное грустное отражение. На водную гладь упала слеза, несчастно смытая слабой волной.

– Мор-Сул, мне так… – она вздохнула после слов, что-то защемило в груди, ей было трудно сказать нужные слова, которым возможно было место тогда, когда они могли помочь всей ситуации и не разлучить нас на долгое время, – мне так стыдно за то, что я тогда наговорила. Я после этого долго не находила себе места, умереть хотела, не могла жить с тяжким грузом разлуки. Столько времени прошло, а сегодня все вернулось, будто было вчера, и становится не по себе.

Она закрыла лицо, стыдясь своего присутствия при мне. Как я понимал ее, но и самому мне было в тягость ощущать тот стыд, когда нам пришлось расстаться. Настоящий позор для меня. К счастью, тогда никто не узнал даже толики правды о причинах разлуки. И если прямо сейчас нам суждено снова стать вместе, я буду молить всех богов, чтобы никогда не терпеть горесть разлуки, чтобы не расставаться никогда.

Я сел возле неё, обнял, укрывая от легкого ветра заскакивающего сюда через высокие травянистые стены лунного сада.

– Прости меня Мор-Сул, – она прижалась ко мне, задыхаясь от сильных слёз, укрывая лицо у моей груди.

Была особая атмосфера, когда вдалеке заиграла медленная грустная музыка.

Смотря вперед, я ждал пока она успокоиться, потом поднял её голову, смахнул слёзы и, достав платок, вытер лицо от поплывшего рисунка. Смотря в её выразительные, просящие прощения глаза, я ей сказал то, что готов был сказать в любой момент нашей встречи:

– Это моя вина. Ты меня прости, Арибет.

Исчезла та печаль и стыд, а в её глазах загорелась радость. Неужели она все это время думала, что я ее никогда не прощу? Ее слезы продолжали идти, но уже от радости, они будто создавали полотно с рисунком нашего будущего, новой совместной жизни, кто бы мог подумать, что мы вновь так полюбим друг друга. С моих плеч будто упала огромная ноша. О что же мне мешало еще тогда, когда я видел ее убегающую в слезах из моего дворца сказать всего несколько слов и не прозябать в горе долгие годы?

Настал момент, когда простившись, мы понемногу вспоминали забытые чувства и охладевшую любовь. Как волна, она накатывала из глубин естества, пробуждала некую жажду и возвращала в лоно душевной гармонии. Мы слились в поцелуе. Он открыл те двери во мне, куда я вышвырнул уныние, страх за себя, за мою любимую Арибет.

Во мне произнеслась молитва, повторившись еще два раза. Я молился за воссоединение, и чтобы никогда мы не расставались. Теперь только чувствами мы общались, не нужны были слова длинных речей, где мы могли бы описывать те страдания и боль, достаточно пары взглядов друг на друга, чтобы мы все поняли, и радовались. В наплыве невероятной радости мы ушли с праздника, оставив всех, запрыгнули в карету и приказали кучеру ехать домой. Было некрасиво оставлять гостей, но они бы меня поняли, как поняла бы и дочь, которая знала, кого приглашает к себе на праздник. Скорее всего, она и надеялась, что мы, наконец, сможем высказаться друг другу.

Ох… дорога. Казалось, мы и не ехали, а пролетели все расстояние от поместья до дворца. За горячими поцелуями и объятиями с красивыми словами, дорога была прелюдией той любви, которая вырывалась из меня.

Сгущались тучи. Начинал срываться дождь, но вся погода была ничем. Для нас обоих светило солнце, оно начало светить еще при встрече с Арибет, она как магия мудрого колдуна прояснила небо. И вот мы, поднявшись по лестнице, вошли во дворец, держась за руки как впервые. Я проводил ее по коридорам, замечая воспоминания в её глазах. А слуги, проходившие мимо, замирали в удивлении, а точнее сказать в удивленной радости, ведь вернулась госпожа, добрая женщина, единственная любовь Мор-Сула после смерти жены. Было наслаждением смотреть за придворными, как они с улыбками встречали нас. К Арибет лично подходили с поклонами те, кто ее знал. Бывшие ее служанки были в не себя от радости, понимая, что они вновь станут служить этой прекрасной женщине.

Когда мы достигли моих покоев, я решил откинуть все нормы поведения, и взял ее на руки, слыша ее смех, смотря в её влюбленные глаза. Она как хрупкая вазочка умещалась в моих сильных руках, которые и уложили ее на кровать моей большой спальни. Чувства требовали свое, как обряд причащения, ритуал, способный выкинуть все дурное прошлое из головы. Мы становились рабами любви. Я смахивал с неё слезы радости снимая части своих королевских одежд. И вскоре начался «ритуал причащения», и лишь богам известно как долго нас вместе удерживала любовь. В душе я лишь молился за женщину, сделавшую трудную задачу: растопила лёд в моей груди.

После страстной любви я лежал в кровати, возле заснувшей любимой, повернувшейся ко мне обнаженной красивой спиной. Невольно я вновь вспоминал те дни, когда правление нашего Клана было прекрасным, ибо власть не лежала на моих плечах. Мне помогала Арибет. Мы преобразили многие правила, создали новые обычаи и дали волю всем нашим людям радоваться жизни под нашей опекой. Потом настал тот день, когда нас разлучила ужасная ссора, и вновь Клан стал жертвой правителя униженного судьбой и обделенного любовью. Жесткая рука быстро смахнула все сотворенное нами, и установила свои правила. Я думаю, что все видевшие меня с любимой сегодня, радовались не только за нас, но и за весь Клан, ибо знают, что Арибет вернет меня в русло прекрасной жизни.

Стало немного прохладно. Из полуоткрытого окна дул ветерок, распространяя свежесть моросившего дождя. Я сел на кровать и ощутил прилив небывалой силы. Мне будто окутало само волшебство, и приятно осознавать, что во мне царит энергия из-за любви, а не от Минарила.

Наверное, уже все мои приближенные знали причину моего отбытия с празднества. Мне стоило их увидеть. Я встал, посмотрел мимолетно на женщину, вспоминая свои животные инстинкты во время нашей любви, и стал одеваться.

Я вышел в соседнюю комнату. С непривычки мне показалось, что здесь душно, но больше здесь ощущались прекрасные духи Арибет. Остановившись у окна, я собирался с мыслями и думал, чтобы мне сейчас сделать.

– Как провели время? – спросил вдруг Фари-Анн. Он стоял возле книжных полок, и его темная фигура сливалась со стеной из-за бившего света мне в глаза. В его руках была книга, которую он сразу закрыл после вопроса и положил на полку.

Я не испугался его неожиданных слов. Обернулся к нему и сразу потерял свои мысли, пытаясь их вернуть, и навести в голове порядок. Тем временем мне стоило бы ответить на вопрос своего помощника, который в принципе мог бы сам на него ответить.

– Бесподобно! – блаженно и приглушенно ответил я.

Фари сел на диван, а вскоре и я рядом с ним.

– Всем праздник понравился. Я сразу переполошился, когда вы исчезли, перепугался если честно.

– Почему?

– Я подумал, что с вами что-то случилось?

Я легко посмеялся.

– Неужели я похож на беспомощного человека, не способного позаботиться о себе?

– Нет, не похожи, но мало ли что может случиться. Я рад, что леди Арибет снова с нами. Примирение между вами это еще один повод считать сегодняшний день просто незабываемым.

– Ты прав.

Фари-Анн стал моим первым помощником и учеником почти сразу, как Арибет ушла, поссорившись со мной. Это значит, что называя имя моей возлюбленной, он не представляет о ком на самом деле идет речь. Но я ему много рассказывал о ней, оставив для него представление женщины полностью противоположной мне по характеру. Я всегда рассказывал о её доброте, и был наслышан от коллег и просто знакомых о тех хороших днях ее правления со мной. Но сейчас, говоря слова радости, складывалось впечатление, что его это мало волнует, но скорее всего он просто скрывал свои эмоции, как всегда это делал я сам. Но всё равно он радовался, за меня, за мое счастье, а значит, радовался и за Арибет. Для него же, наблюдать улыбку на моём лице было редким явлением. Я говорю об искренней улыбке, а не той, которая постоянная работала как инструмент в любом разговоре.

Да, настроение у меня было отличное, а все знают, что когда я становлюсь добрым, мною можно практически манипулировать.

В комнату вошёл Джаан, приветствуя поклоном. Выполняя свои обязанности, он не стыдился напомнить мне о сегодняшних делах.

– Господин, не хочу вас отдёргивать, но ученики ждут!

Я сорвался с места. Личная жизнь – прекрасно. Но пора выполнять свои обязанности, как Лидера, так и учителя. Первым делом я переоделся, осторожно шаря по спальне. Фари тем временем остался стоять у окна, разглядывая город, чьи шпилевые башни начали намокать под усиливающимся дождем.

– Я вам нужен господин? – спросил Фари, когда я вышел обратно.

– Нет, ты свободен.