Я постаралась пробраться на кухню незамеченной. Так хотелось есть, что, наверное, съела бы кота, живи тот у нас. Это, конечно же, очень черный юмор, который выражает всю глубину моего голода. Тем более после тяжелой работы.
Животных я любила. Иногда даже больше, чем людей. Причинить вред маленькому пушистику я бы никогда не смогла. И ненавидела всем сердцем людей, которые могут сделать больно существу, что не в силах за себя постоять.
На кухне ничего съедобного не нашлось. На столе стояла лишь пустая хлебница и мелочь, непонятно откуда взявшаяся. В этом проклятом доме постоянно либо что-то появлялось, либо исчезало бесследно. Поток людей почти такой, как на остановке в любом посёлке.
Сейчас бы мне показалась эта ситуация смешной, но не тогда. Схватив деньги, я пулей вылетела с кухни.
Дружок матери заметил меня, и бросил мне вслед, когда я пробегала мимо:
– Ух ты, какая симпатичная! Не хочешь с нами выпить за здоровье?
Мать хмыкнула и снова присосалась к бутылке.
Я же грубо ответила на ходу:
– Отвали, – и, выскочив на улицу, бросилась к магазину.
Самый ближайший и круглосуточный находился как раз за моим любимым парком.
Выйдя из магазина и прижимая к себе мою мечту – килограмм пшеничной крупы, я быстрым шагом пошла к дому, представляя как мой желудок получит такую необходимую порцию счастья, заправленную растительным маслом, чтобы жить дальше.
Не могу сказать, что я боялась темноты. Просто в тот день у меня было предчувствие чего-то страшного, чего избежать мне никак не удастся. Это началось, когда я проснулась ранним утром, и продолжалось в течении всего дня.
Необъяснимая тревога. И пусть это прозвучит уж слишком бредово, но я ловила себя на мысли, что я этого с нетерпением жду. Что мне это необходимо, как воздух. Смесь таких противоречивых ощущений выбивала из колеи.
Было не так уж темно, но почему-то в будний день в парке ни души, хоть это место и считалось самым людным, так как парк соединял центр города с многонаселенной за парком улицей. Это было очень странно. Будто темные сверхъестественные силы заставили всех прохожих разом спрятаться в своих домах, чтобы оставить меня одну.
Размышляя об этом, я уже почти выходила из территории парка, почти повернула на свою улицу, когда ОН, слегка неровной походкой, вышел из-за угла высокого каменного забора.
С виду это был обычный высокий пьяный молодой человек, тем не менее богато одетый в дорогие джинсы, рубашку и черную кожаную куртку. Я привыкла уже к тому, что к вечеру мой парк становится пристанищем для гуляк и пьяниц. Это был единственный прохожий, кроме меня, на таинственно опустевшей территории. Но в тот момент сердце сжалось от страха. Страха от предчувствия боли. Я сразу вспомнила страшный черный особняк из моих кошмарных снов.
Закутавшись плотнее в кофту и низко опустив голову, я хотела пройти незамеченной. Мы поравнялись. Он так резко схватил меня руками за плечи и толкнул к ближайшему дереву, что я даже не успела отреагировать. Сердце пропустило удар. Он прижал меня своим мощным телом к твердой коре дерева так сильно, что она впилась в мою кожу через ткань одежды. Крупа рассыпалась по земле. Мои руки инстинктивно уперлись в его мускулистый, твердый, как камень торс, ощущая через пальцы исходившее от тела тепло. Его лицо медленно приближалось к моему. Меня парализовал дикий страх, сердце учащенно забилось и кровь побежала по венам, вызывая дрожь во всем теле, но из горла я бы не смогла выдавить даже слабого писка, лишь слёзы хлынули из глаз. Внезапно его губы накрыли мои. Они были холодными и причиняли боль моим юным губам, присваивая их, кусая, пробуя на вкус. Его язык пытался жадно прорваться через оборону моих стиснутых зубов. Запах алкоголя ударил в нос. Дикий крик ужаса застыл где-то глубоко внутри моего горла, когда я слабо попыталась хоть как-то побороть оцепенение и оттолкнуть его от себя. Но будто окаменела. Добившись того, что я разжала зубы, чтобы вдохнуть глоток воздуха и громко закричать, он ворвался своим горячим языком в мой рот, жадно его терзая и исследуя. Я услышала его хриплый стон. Меня бросило сначала в жар, потом в холод. Ответный стон отчаяния сорвался с моих губ. Мой первый поцелуй запомнился мне на всю жизнь! В тот момент я не чувствовала ничего, кроме холода в сердце и страха.
Его голос был страшным, хриплым:
– Попалась, красотка. Сейчас повеселимся на славу.
Я дико замотала головой из стороны в сторону:
– Нет, пожалуйста, – взмолилась я срывающимся голосом, со слезами на глазах, пытаясь его оттолкнуть, и тут же понимая тщетность своих попыток. С таким же успехом я могла упираться в стену. – Прошу Вас. Не надо! Пожалуйста! – мой голос от паники превратился в тихий писк.
В силу своей неопытности, я не представляла, что может со мной случиться, но точно знала, что это будет мучительно и страшно. Я чувствовала, что его не остановить, и он закончит так или иначе то, что начал.
Он уже не слышал меня. Его губы снова грубо впились в мои, и я стала задыхаться, чувствуя вкус спиртного и чего-то еще, что разобрать не могла. С каждой секундой его атака на мой рот становилась все яростней. Он жадно терзал мои уста, словно не мог остановиться. Будто вымещая на мне свою злость и агрессию. Меня же захлестнула целая буря эмоций, и начало трясти, как в лихорадке. Его ладони накрыли мою маленькую грудь. Пальцы сжимали мягкую плоть, посылая волны дрожи по всему моему телу. Другую руку он просунул между моих ног, и его пальцы начали яростную грубую ласку. Никто и никогда меня там не касался. От стыда и ужаса происходящего мое лицо залила краска. Я горела внутри и снаружи.
Понимая, что нужно действовать и делать хоть что-нибудь, я собрала всю силу и энергию, что были во мне, чтобы противостоять его рукам, которые жадно шарили по моему телу, но оно будто онемело, а руки не слушались. Наконец-то, мне удалось поднять одну руку и ударить его кулаком по лицу. Мои действия не к чему хорошему не привели. Он даже не дернулся. Только еще сильней разозлился.
– Ах ты, сука тупая! Сейчас ты горько об этом пожалеешь!
В темноте его черные глаза выглядели ужасающе. В них пылал древний дикий огонь похоти и ярости. Кровь застыла в моих венах. Одним ответным ударом он заставил меня упасть на колени перед ним на холодную землю и, схватив за волосы, потащил меня за деревья. Господи, ну почему же в тот вечер не было не одного прохожего?
– Любишь плохие игры, сучка? Ну так давай поиграем! – его хриплый голос прозвучал страшным приговором в безлюдном парке.
Вырываться уже не было сил, да и боль была нестерпимой. Даже плакать уже не хотелось. Его пальцы оставляли синяки по всему моему хрупкому и нежному, в силу возраста, телу. Мои губы горели огнем от его жадных поцелуев и удара.
Все случилось очень быстро. Моя легкая одежда была им порвана. На каждую попытку убрать его руки, я получала новый удар. На мои просьбы и молитвы он никак не реагировал. Упав передо мной на колени, и грубо раздвинув своими коленями мои ноги, он встал надо мной, возвышаясь, и расстегивая ширинку на джинсах. Я больше не сопротивлялась. Тихо стонала от боли, пытаясь закрыть лицо руками.
Первый сильный толчок в мое маленькое и слабое тело, заставил меня громко закричать от ужасной боли. Что-то очень большое, горячее и твердое разрывало меня изнутри. Снова и снова. Каждое его грубое движение во мне отзывалось ударом моего сердца, которое вырывалось из груди. Я чувствовала силу этого горячего "нечто" каждой своей живой клеточкой. Он входил так глубоко, как мог. Даже ощущения, что тебя режут не сравнится с этим. До этого мужчины я не имела ни малейшего представления, что может так меня калечить изнутри, заставляя корчиться от невыносимой боли. Что это за огромная, горячая и твердая часть мужского тела, которая входит в меня.
Похотливо улыбаясь, с адским черным блеском в глазах, он продолжал все сильнее двигаться во мне, продвигаясь все глубже, вжимая мое тело в землю и вызывая волны жара, смешанные с дикими муками. Он был доволен собой, как никогда. Выражение его лица ясно говорило об этом. Я начала молиться про себя, чтобы это все скорее закончилось и прося у Бога смерти, которая прекратит мои страдания.
Я думала, что эта пытка будет продолжаться вечность, но последний сильный толчок, с его хриплым стоном, и раскаленная, как лава, жидкость, разлилась глубоко в моём истерзанном теле, заставляя кровь бурлить в венах. Что-то сжалось внутри моего естества, взрываясь тысячами искр неизвестных до этого мгновения ощущений, и как только горячий поток хлынул в меня, я почувствовала краткосрочное, но такое необычное при данных обстоятельствах облегчение. Он тяжело дышал, застегивая ширинку и поправляя свою одежду. В моих глазах все расплывалось. Я не могла понять, где я нахожусь и что, только что случилось. Мой разум был затуманен. Глубоко внутри моего тела, разрастался огненный ком, сравнимый с муками ада.
Нестерпимую боль и унижение – вот, что я чувствовала в тот момент. Мечтам, что я стану девушкой Димы, а тем более выйду за него замуж, никогда уже не сбыться. Теперь я была его недостойна. Грязно использованный товар. Если бы кто-то узнал о случившемся, я бы стала считаться обычной шлюхой. Никто не посмотрел бы на обстоятельства. Никому бы дела не было до того, что меня изнасиловали.
Что еще я запомнила в тот вечер, кроме ужасной боли и стыда, так это его черные глаза, наполненные злобой, и хищную улыбку четко очерченных красивых губ. Улыбку хищника, получившего свое.
Позднее, эта улыбка снилась мне в кошмарных снах. А его слова не выходили из головы и преследовали по ночам:
– Все вы одинаковые! Ты всего лишь получила свое, шлюха!
Не помню, как я попала домой. В душе кромешная тьма и пустота. В голове крутились два слова: за что? Как легко и просто об меня вытерли ноги, перечеркивая разом все унижения от сестры и матери.
Хуже того, что случилось со мной в ту роковую ночь, быть уже не могло.
Долго не хотелось вылазить с ванны. Я оттирала свое тело, оставляя красные пятна на коже и не замечая боли во всем теле. Вам не понять этого, если вы через это не прошли. Не понять страданий, не понять, как что-то в тебе ломается. Даже сидя в ледяной воде, я чувствовала его холодные губы на моих губах, его грубые толчки глубоко внутри меня. В ушах до сих пор стояли его хриплые стоны, когда он двигался во мне, и еще более ужасный стон наслаждения, когда он излился в меня. Между ног все пульсировало резкими болевыми спазмами.
Медленно поднимаясь из холодной воды, я уже знала, что сделаю. Жить не хотелось, да и был ли смысл? Подойдя к зеркалу, я увидела в нем свое отражение, мало чем напоминающее прежнюю меня. Достав из бритвы лезвие, я в последний раз взглянула на себя. В зеркале стояла уже не девочка. В нем отражалась женщина. Она не была похожа на Машу Соколову. Женщина в зеркале была ведьма с зелеными глазами, в которых горел огонь ненависти. Я сжала лезвие в руке, не замечая, что оно глубоко вошло в ладонь, и на пол капала моя кровь. Рука расслабилась и лезвие упало на пол.
– Нет, – произнесла я решительным и стальным тоном, – Я буду жить и мстить всем, кто стал источником страха в моей жизни. Мамочка, начнем с тебя!
По инерции, одевшись в старый махровый халат, я вышла из ванной комнаты и походкой робота направилась прямо к матери.
Она лежала на полу в бессознательном состоянии. Рядом никого уже не было.
По пути я зашла на кухню и взяла длинный острый нож. Я так устала жить в вечном страхе. Я хотела закончить эту пытку раз и навсегда, и плевать, что моя душа будет гореть в аду.
Это из-за матери не стало моего любимого папы, это из-за нее мы жили впроголодь. Она виной тому, что сегодня со мной случилось. Она обязана была защищать и любить детей, которым дала жизнь. Если бы она уделяла свое время дочерям, а не собутыльникам, меня бы не изнасиловали. Я бы не испытала самого жуткого в мире унижения и страха.
Подойдя к матери, я тихо села рядом с ней на корточки и подняла высоко нож, целясь прямо в ее черное сердце. Рука дрогнула, и слезы закрыли глаза.
"Что же ты со мной сделал, сукин сын? Ты хочешь, чтобы я стала чудовищем? Таким же, как и ты! Я же готова убить родную мать! Маму, которая подарила мне жизнь. А ты ее растоптал. Нет, убью я ТЕБЯ, ублюдок! Обещаю, клянусь!"
Отложив нож в сторону, я легла возле матери, и обняв ее рукой, плакала в ее волосы. Я не заметила, как наступило утро. Слезы высохли, и я забылась недолгим, но таким спасительным сном.
Глава 4
Прошла мучительная неделя, наполненная кошмарными воспоминаниями и снами.