Целомудрие миролюбия. Книга третья. Миротворец

Ныне вербальное судопроизводство происходит в одной из парламентских комнат, где расположен длинный стол, предусмотренный на множество персон. Однако обвинителей здесь находится не много, здесь скорее находятся не судьи, а носители той самой идеологии властолюбия. Один, из которых упитанного телосложения мужчина начал свою речь первым. Напротив министра скромно сидит Михаил.

– Ходят слухи, что вы намерены подорвать оборонную промышленность нашей страны, вы нацелены на армию, боеготовность и оснащенность которой защищает всех нас от тотального порабощения. Из чего следует. – здесь он рявкнул слегка насупившись. – Вы никакой не миротворец, а исполнитель вражеских козней. Вы часть плана пятой колонны, даже если пока что этого не осознаете.

– Вы правы говоря о моей чрезвычайной непереносимости всего военного. На военщину тратят, кстати, огромные части госбюджета, миллиарды, если быть точнее: С.Ш.А – 600, Россия – 130, Китай – 60. И ради чего та огромная трата сил и ресурсов? Когда эти самые силы и ресурсы могли бы быть использованы на образование, медицину, дороги. Устрашение то, или боязнь? Ради обороны или ради нападения? Предельно, честно говоря, меня эти вопросы не особо волнуют, потому, что я не вижу в том глубокого смысла. Ибо всё военное, по сути своей, бессмысленно, оно не нужно человечеству, но оно существует, и с той проблемой мне предстоит разобраться. Я, насколько вам известно, не поднимаю на восстание народные массы, не выступаю с трибун против конкретно правительства, но говорю о греховности всех властей. Я сам по себе, но для вас это не аргумент. Тогда можете называть меня общественным деятелем. Вы спросите – и каковы же мои методы? Охотно отвечу – я буду защищать христианский народ отвержением всякого греха, в том числе и греха насилия. – говорил Михаил откровенно, усердно доказывая свою индивидуалистическую позицию, но без страха, хотя он и находится в таком почетном здании в окружении власть имущих, впрочем и здесь весьма проблематично обойтись без треволнений.

Тем временем другой, более резкий политолог, заявил следующее:

– Допустим, ваша деятельность не связана с пропагандой запада. Допустим вы не инагент. Допускаю, что вы отчаянный романтик спешащий изменить мир к лучшему. Что ж, отлично, так держать, но не надо при этом мешать другим, строить правовое сильное государство. На пороге глобальные перемены, и ваше участие в них окончено. Занимайтесь впредь благоустройством культуры в нашей стране, говорите о вечных ценностях, но не вмешивайтесь в наши методы управления обществом.

– Если вы намекаете о поветрии новой холодной войны, то это означает, что государство действительно окрепло и способно конкурировать с другими крупными государствами. Вы страшитесь иного, вы страшитесь перемен духовных, и, к сожалению, вы с тем просвещением не можете согласиться. – ответил миротворец.

– Забавно вас слушать. – вымолвил круглощекий политолог. – Мы видимо не сможем вас отговорить вредить нам, только можем предупредить вас о наказании в случае вашей слишком оживленной общественной деятельности. Сейчас вас ожидает премьер-министр, он лично изъявил желание переговорить с вами с глазу на глаз.

Затем последовали банального толка процедуры, вставание, прощание, переход из одной комнаты в другую и наконец, встреча не при свидетелях с представителем верхушки власти. Премьер министр восседал в своем кабинете, без приветствий и экивоков тот немедля заговорил достаточно твердо, местами колко. Внешность коего как принято стандартно безукоризненно блистает светскостью: костюм, галстук, короткая стрижка, слегка выпученные глаза и ровный тон голоса с некоторой прохладцей.

– Сразу предупрежу вас о важности дальнейшего разговора. Михаил, вы, вернувшись, поступили крайне легкомысленно. Многие мои коллеги готовы немедленно обвинить вас, Михаил, в государственной измене. И, безусловно, даже не сомневайтесь в этом, понесете не строгое, но всё же наказание. Ваша благотворительность спасла вас от судебного разбирательства, от административного расследования. Сами понимаете, что судить благотворителя не вполне корректно, никому это не выгодно, да и простые граждане такого не простят. Если вы хотите знать мое личное мнение, то я считаю всю эту ситуацию дичайшим фарсом. Вы живете в своей больной фантазии. Вы больны неосуществимой идеей и от неё страдаете, лишаете себя покоя, сна, радостей жизни, жертвуете всем ради надуманной свободы и правды. Но люди уважают правду, но готовы пренебречь ею ради собственной пользы. Словом, вы радикальны и потому опасны. Хотя, исходя из моего мнения – вы ничтожны. Сколько таких же фанатиков как вы бродят по всему миру, проповедуя мир во всем мире, не счесть, и отыскивают они лишь боль и смерть. Не будьте столь глупы, Михаил, перестаньте быть ребенком, повзрослейте, наконец. Тогда разговор между нами станет совсем другим. – после некоторой паузы премьер-министр спросил. – А пока ответьте мне, неужели вы не станете защищать ребенка, которому угрожает смертельная опасность, которому грозит смертью убийца? Ответьте, не стесняйтесь.

На что Михаил не задумываясь, ответил:

– Всё просто. Я предпочту быть убитым, нежели стану убийцей. Насилие порождает насилие, месть порождает месть, оружие порождает оружие. И пособничать убийству я не собираюсь. Народы мира обмануты, если бы миллионы граждан своих стран отвергли вступление в армию, тогда изменилась бы вся мировая политика. Вместо того вы постоянно ищете себе врагов среди людей, забывая о том, что наш враг дьявол и приспешники его. Наш враг грех, и вы потворствуете ему, ради только что оглашенной вами “пользы”. Вам выгодна война, а армия это телохранители вашей власти. Без войны войска бесполезны, а это деньги, ложный патриотизм, высокомерие, тщеславие, без всего этого не может жить большая политика. С тех времен как Каин убил Авеля, убийство не искоренилось, а только приобрело еще больший размах. Приобрело оправдание с возникновением земной власти. Всему человечеству пора меняться и поворачиваться к миролюбию, и начинать тот разворот надо с самих себя.

– Очень интересно. Вы, признаюсь, одарены даром убеждения, но ответьте мне – может всё-таки насилие угодно Богу, раз оно столь неискоренимо? – лукаво спросил премьер-министр.

– Вы спрашиваете меня – почему столько насилия в мире. На что задам вам встречный вопрос – а молитесь ли вы о том, чтобы прекратилось всякое насилие на земле? Потому и живы миролюбивые пацифисты христиане, молящиеся о спасении мира, они молятся обо всех людях. Но враг рода человеческого не переносит молитвы, потому и норовит разрушить истинную миролюбивую церковь Христову.

– Очевидно, вас не переубедить. Оно и понятно. Даже похвально с вашей стороны сопротивляться здравому разуму, ведь тем самым вы поддерживаете иллюзию порядка в себе и вокруг себя. Каждый человек, особенно в вашем возрасте, думает о смысле жизни, и его разумение подсказывает два пути, один путь твердит о бессмысленности жизни, отрицает бесконечность, другой путь упрашивает верить в духовный смысл и в вечность. Вот вы, Михаил, поставили перед собой цель защищать тело человека от преждевременной смерти, и насколько я понимаю, желаете оградить душу человека от греха. И тут наступает самое интересное, ведь вы напрочь позабыли о том, что тело человека рано или поздно перестанет функционировать, оно умрет, проще говоря. Так нужно ли о теле столь переживать? Может всё-таки телом лучше пожертвовать ради други своя. А насчет грехов, что ж, мы все грешны, и вы не исключение. Так может нужно согрешить ради общего блага? Ведь хуже, чем были, вы уже не станете. Не кажется ли вам, что ваша жизненная цель имеет бессмысленный бесплодный характер. Вы ничего не измените, люди будут грешить, и умирать, и не вы, ни я, этому не сможем помешать.

– Не земную жизнь я защищаю от смерти, но любовь защищаю ото лжи. Любовь к Творцу и любовь к творениям Его, вот что самое главное в жизни. Таков мой краткий ответ. Прародители утратили после грехопадения бессмертие, но это не означает, что наша смертная оболочка ничего не стоит, она также бесценна, как и душа. Все мы сотворены по образу Божьему и потому причинение вреда образу есть надругательство над самим Богом. Кто ранит человека, тот ранит Христа, кто убивает человека, тот убивает Христа. И вы не правы, я готов пожертвовать своим телом, ради спасения других. Я не говорю о греховной воинской псевдо жертвенности, когда солдаты умирают убийцами, я говорю о настоящем мученичестве, когда мученик не сопротивляется насилию насилием. Покуда я жив, я не перестану бороться с грехом насилия. Ибо всякое насилие есть грех. Неотступно я всегда буду проповедовать только миролюбие. – Михаил говорил проникновенно и задушевно. – Одни люди ещё не приступали к поиску смысла жизни, другие не заметив верный смысл, сочли его несуществующим, потому покончили с собой, впав в греховность. Некоторые же из людей отыскали смысл жизни во Христе и потому живы, живут и будут жить. Спасенье от греха – вот истинный смысл жизни человека.

– И, по-вашему, это жизнь, быть отщепенцем общества? Ваши обличения уходят в пустоту, неужели вы по-прежнему полагаете, будто сможете в одиночку обезоружить целые армии. Простите за мою усмешку, но это действительно смешно. Совсем недавно мы стояли на пороге третьей мировой войны. И вам ли не знать, сколь опасно выдвигать какие-либо лозунги и теории во времена политической обостренности и межнациональных конфликтов.

– Знаете, мне и не по силам исполнить всё то, о чем я возмечтал. – искренно молвил Михаил, а затем рассказал небольшую историю. – Недавно сидя на ступеньках возле театра в своем родном городе, я, взявши горсть очищенных семян подсолнуха, кормил ими голубей. Сначала птиц прилетело несколько. Затем их становилось всё больше и больше. Возле меня теперь уже ворковали десятки птиц, и мне тогда стало страшно, я устрашился не количеству пернатых, а того, что я не могу накормить всех, ибо в моей руке была лишь горсть семян. Одни поклевали все семена, и другие птицы смотрели на меня, ожидая подаяния. Также и мудрецы философы располагают только частью мудрости для пользы человечеству, и они не способны вразумить всех, а только тех, коим предначертано судьбой. Я не смогу обезоружить всех, но также и неведомы имена тех, кто прислушается к моей проповеди о миролюбии.

– Недаром вас прозвали Миротворцем, теперь я понимаю почему. – сказал премьер министр. – Впрочем, вас это нисколько не оправдывает. Скоро состоится юбилейное празднование победы, в то время как вы призываете забыть о том славном времени. Вы видимо задумали лечить людей забвением, но это, скажу я вам, скользкий путь. Неужели таков ваш способ борьбы с милитаризмом?

– Меня с недавнего времени волнует нынешняя нравственная обстановка в нашей стране. К тому же мысль может преобразоваться не только в доказательство истины, но и в простой совет. Но люди почитают себя независимыми, отвергают любой данный мной совет, называя меня далеким человеком, имея в виду родство или конфликтную близость. На что отвечу, а разве вы не послушаете незнакомца, который скажет вам – не ходите здесь, а то снег с крыши упадет и навредит вам. Ещё как послушаете, и обойдете опасный участок. Также обстоит дело и с житейскими вопросами. Однако я полагаю, что я не авторитетен среди образованных людей. – вкрадчиво говорил Михаил. – А по поводу вашего вопроса о забвении скажу следующее. Когда страсть побеждена, когда грех остался в прошлом, стоит позабыть предмет соблазна, либо помнить о нем и страшиться тех последствий, к чему может привести повторное согрешение. Для себя я избрал забвение греховных воспоминаний из прошлого, дабы не разжигать былое. Потому-то и надлежит позабыть все войны и всякое пролитие крови, дабы не повторять сие зло. Но историки всё сохраняют, рассказывают о том, давая повод будущим военачальникам поработать над ошибками. Отсюда создаются всё более мощные и смертельные для всего живого орудия убийства. Затем в ответ создаются защитные механизмы и системы. Далее идет усовершенствование оружия, дабы преодолеть защиту. Так снова и снова, по кругу, покуда гонка вооружений не приведет к окончательному финишу. Что ждет нас в конце? Либо жизнь, либо смерть. Либо осознание бесполезности всего этого безобразия, о чем я говорю всем и каждому. Либо наступит равноправие нападения и защиты, отчего сидение на бочке с порохом окажется затяжным и бессмысленным. Либо человечество погибнет из-за (как писал классик) нравственной глупости. Всякое оружие создано и придумано как орудие массового убийства, ибо пуль создано намного больше, чем людей живущих на земле в данную секунду времени. Дьявол намерен не только погубить всё человечество, но и подготовился к исполнению сего злодейства с превеликим запасом.

– Ваш антимилитаризм не подается воображению. – заметил и усмехнулся премьер министр в который раз. – Даже затрудняюсь вас переубеждать.

– Я вас искренно уверяю, не стоит и пытаться. Иные взгляды на жизнь не могут сложиться, когда человек видит видеокадры теперешнего состояния мальчика Вани, которого изувечило вооружение, примененное на Донбассе. Мальчик лишился ног, лишился правой руки и практически утратил зрение. И вот в больничной палате празднуют его день рождение, к нему подносят торт с зажженными свечами. С трудом видя, с двух попыток Ваня задувает свечи и все его ближние, безусловно, загадывают скорого выздоровления мальчику. Затем все начинают хлопать, поздравляют его и аплодируют. И в этот момент слезы навернуться у каждого видящего то, как Ваня, слышит хлопки, и потому начинает пытаться аплодировать в ответ, но его левая рука ударяется об воздух. Так и другой мальчик стоит возле разбомбленной остановки с плакатом в руках, на коем начертано – “Я не сепаратист. Я Миша”. Вот что творит оружие, такие судьбы складываются из-за простого нажатия кнопки или рычага. Поэтому я никогда не притронусь к оружию, и потому никто не пострадает от моей руки.

– Соглашусь, чудовищная ситуация складывается то здесь, то там, еще долго нам предстоит оплакивать те годы, которые ныне уже многие начали забывать. В то же время мы не хотим, чтобы и здесь произошло нечто подобное. Ваша деятельность безобидна в личностном плане, но в общественном…. – тут законник замялся, но затем выпалил. – Весьма вредна! Вы чересчур опрометчиво посягаете на чужие интересы, на отрасли, которые предоставляют государству некоторый пускай нестабильный, но доход. К тому же частные лица, заинтересованные в совершенствовании вооружения, точно не одобрят ваши будущие преуспеяния в ликвидации пункта прибыли. Вы, Михаил, идеалист, вы мечтаете построить совершенное нравственное общество, о котором мечтать не вредно, но увлекаться воображением не стоит. Не надо жить фантазией. Реальность такова, что всегда побеждает человек сильнейший.

– И там где недостает ума, практикуется увеличение мышечной массы. – иронично произнес Михаил, а затем продолжил говорить о другом. – Вы только что упомянули о совершенстве, которое произойдет после Воскресения. То будет единение с Богом. Я же грежу о более простом устройстве человеческом, я напоминаю людям об естественных добродетелях. Во мне самом нет желания кого-то ударить, либо причинить боль, я спокойно живу в мире со всеми, и оружие для меня бессмысленно. Почему вы считаете такое мировоззрение положительным, если оно во мне, но полагаете отрицательным, если, то мировоззрение примут многие?

– Охотно поясню. Такой общественный прогресс не отрицается нами, но он весьма долог, а в некоторых воинствующих кругах и вовсе признан невозможным. К тому же опасна не сплоченность народа вокруг одной какой-то идеи, опасны группы людей настроенные определенным решительным образом. Всегда найдутся несогласные с ними и тогда бойни не миновать. Потому вам не следует создавать объединения какой-либо направленности. Был у вас такой опыт в ваши студенческие годы, надеюсь, помните, чем всё это обернулось. – пригрозил Михаилу законник. – К реализации запрета вашей деятельности мы имеем некоторые претензии. Домашний арест есть самое уместное ограничение вашей мысли, и деятельности, который будет подан обществу как самовольное затворничество. Необходимо чтобы люди на некоторое время позабыли о вас. – здесь министр казалось, уже подустал от разговора. – С вами приятно вести диалог, Михаил, только вы напоминаете мне один литературный персонаж. “Карась идеалист”, кажется, так его звали. Не хочу думать о том, что ваши мысли вызваны из глубин сознания эгоизмом, причем на высоком уровне самосохранения. Вот вы печетесь о своем благополучии, намерены уничтожить оружие, чтобы оно вас не убило, отвергаете защиту родины, оправдывая свою трусость христианскими заповедями. Вы эгоистично о своей шкуре заботитесь, а не о людях. По крайней мере именно так я вижу. – по его лицу скользнула усмешка. – Надеюсь, прозвучало не чересчур обидно для вас. Впрочем, это уже не имеет никакого значения.

– Напротив, освободиться бы от груза бренного, но еще не время. Запомните, зло это отсутствие добра. Себялюбивый человек исполняет свою волю, человек благоразумный исполняет волю Божью. И раз я говорю о добродетели, раз я нахожусь здесь, вразумляя сановника в высоком чине, значит, исполняю свое предназначение, ради которого отвергаю себя, свое желание тишины и покоя. – ответил тому Михаил.

– Уверяю вас, с сегодняшнего дня этого покоя будет предостаточно в вашей жизни, все последующие месяцы вы пребудете в тишине. И от вашего поведения зависит, увеличиться ли срок вашего заключения, либо же останется в прежних числах.

– К сожалению, вы не услышали меня, и сделали вид, будто я говорю о чем-то пустом. У вас есть приказание, и вы ему следуете, ни шагу назад, ни шагу вперед, только исполнение и подчинение. Потому-то властители всех стран поклонятся тому злодейству, которое уже действует, но пока что явственно не показалось. Простые люди охотнее прислушаются к добру, ведь они зачастую бескорыстны и прямодушны. Именно для них мое послание о миролюбии. Для них я буду миротворцем. – на сим окончил свою речь Михаил, впрочем, и премьер-министр более не произнес ни слова.

Законченная ныне их беседа начиналась вполне резко, широкими мазками. Тогда они словно позабыли о чинопочитании и о человекоугодии. Так происходит, когда сталкиваются идеи о человечности, о которой должны рассуждать не чиновники и социологи, но простые люди, отбросившие всяческие ярлыки и притязания на значимость. Однако, в конце, следует зафиксировать объектив воображения на сих двух персонах, кои различны, которые напоминают по своим очертаниям Иисуса Христа и Понтия Пилата. Безусловно, они похожи на тени, ибо не столь значительны и весомы, в историческом и духовном смысле слова, ибо их диалог не решил судьбу мира. В Михаиле говорил голос совести, к коему прислушиваясь, он излагал мысль свою совестливо. А вот речи чиновника, напротив, исходили из меркантильных ухищрений. Математически выверенные аксиомы внедрялись в его речевые обороты. Будучи слугой государственного закона, он был не в силах противиться сему, так как нарушение закона является преступлением, как апологет политкорректности, дипломатично подходил к любой проблеме, сухо и лаконично. Подобно разняться по духу справедливость и правосудие, ответственность и правопорядок. Первый рассуждает эфемерно, второй материально, и согласования между ними не может быть ни в каком виде.

Впрочем, со стороны властей, то было обыкновенное любопытство, которое сталось удовлетворенным в полной мере. После они разошлись, задумчивые и опустошенные.

Притча о бездомной собаке

В вечерние сумерки, в зимнюю пору, бездомная собака, пробегая мимо врат большого величественного собора, увидела, как в оный светлый теплый храм заходят люди, некоторые из которых бывало, ласкали её, подкармливали и давали временный ночлег. Припомнив их, собака решила направиться к ним, обратиться к людям она пожелала. Но сегодня те люди, словно не замечали её такую обездоленную, бродящую среди толпы людской. Тогда собака попыталась забежать в притвор храма, дабы хотя бы там немного погреться. Но и здесь её отпихнули, не позволили войти в храм Божий, жестоко пригрозили наказанием. На что собака, обиженно заскулив, отошла в сторону. И вот, двери храма затворились, внутри зазвучало пение. Молитвы вознеслись Богу Творцу всех существ. В окнах тепло горели огоньки от свечей. Одинокая замерзшая собака смотрела на это тепло, но оно не могло согреть её, она дрожала от холода. Но она тоже захотела восславить Господа, отчего стала протяжно выть. И тут она ощутила возле себя тепло, её озарило свечение, исходящее от длинноволосого мужчины с добротой во взгляде на неё смотрящего. И собака согрелась стоя рядом с Тем единственным, кто не отверг её в этот день.

Глава пятая. Нить Антея

Нравственность всегда должна возрастать. Особенно возлагаются надежды совершенства на человека, обладающего явной красотой, остроумием, либо на персону публичную. Безусловно, оное ожидание не нужно воспринимать буквально. Как правило, эти ожидания, часто, если не всегда, приводят к разочарованию, потому что привлекательная девушка больше подвержена искушению, потому нередко первая совершает блудодейство, или привлекательный юноша часто склонен к насилию. Таким греховным образом они утверждаются, поддерживают свою иллюзорную значимость. Но окружающие их люди, взирая на них, будут ожидать, не только привлекательности телесной, но и красоту души, чистоту духовности, целомудрие, незлобивость. Такая возложена на них ответственность. Также, и на людях обладающих талантом, возложено бремя высокой нравственности, благородства. Многие о том забывают, ослепленные самолюбием и тщеславием, не замечают вокруг себя ничего, окромя собственных желаний. Если мы принуждены жить в людском обществе, то мы автоматически в ответе за всех тех, кто нас окружает. Своим примером доброты и любви, мы способны менять мир к лучшему. Совершенствоваться можно только в добре, а во зле только деградировать. Жизнь подобна лестнице в небо, о том ещё писали святые старцы, видевшие восхождение и нисхождение. Либо вверх, либо вниз, так душа находится в постоянном движении, она возвышается верой и любовью, или охладевает, останавливается на секунду и незамедлительно делает шаг назад. Ведь враги рода человеческого не дремлют, взваливают на человека мешки страстей, с коими подниматься весьма тяжко, практически невозможно.

Михаил возвращался в свой родной город на автобусе и, смотря в окно, вспоминал почти забытый им диалог с Анной:

Когда-то давно Анна Целомудрова спросила у Миролюбова, о чём он пишет. После чего тот несколько смущаясь, ответил:

– Пишу притчи. Вот недавно я выдумал одну поучительную историю.

– Ты мне её расскажешь? – вопросила Анна.

Он кивнул головой, и словно отрешившись от всего начал свой рассказ:

– Главного персонажа моего рассказа, пожалуй, нареку ангельским именем, пусть будет Серафим. Он молодой человек, можно даже сказать юноша. Вначале в нём не было ничего примечательного, ибо он жил, как все, думал так, как думают другие. Как общество повелит, так он и поступит. И государство повелело ему служить в армии, и он отслужил положенный срок, выучился на артиллериста. Все его за то хвалили и уважали, а раз сие общество одобряет, значит это хорошо – думал он. Он не задавал себе лишних жизненных вопросов, но научившись в школе послушанию, и здесь проявил себя безукоризненно. Затем началась война, после чего Серафима призвали в действующую армию, прежде указав, кто есть его враг и кого ему следует одолеть. И он пошел на войну и стрелял из орудий, хотя его и удивляло то обстоятельство, что перед тем ему не вручили точные координаты попадания снарядов, он всё равно стрелял, ради острастки, ради устрашения врага, так ему говорили, и он тому верил. Но вот он внезапно узнает, что с противной стороны умерло столько-то людей, один из снарядов попал в машину перевозившую раненых и более двадцати человек погибли на месте. Серафим сделал некоторые подсчеты и определил, что именно его выстрел оборвал столько человеческих жизней, именно он убил тех людей, которые получив ранения, испытывая страдания, возненавидели войну и хотели только одного, быстрей бы добраться до больницы, где бы облегчили их страдания. Те раненные уже мечтали увидеть своих родных, хотели бросить оружие, ибо сами познали всё безумие войны. А он, Серафим, их бездумно безвольно умертвил, издалека выстрелил и убил, не испытывая ни ненависти к ним, ни любви. В тот момент в нем не было ничего, только глупость, бестолковая дурость солдата. Сознавая сие, он скорбел, душа его страдала, в то время как тело его буквально кипело здоровьем и силой. А душа томилась страшными мыслями о собственном злодействе, ведь его сильная рука сделавшая выстрел послушалась глупости слабой души, которой злые души приказали – нажми, и глупая душа его согласилась, и сильная рука его нажала. А после смерть. И будто сам Серафим жив, и будто бы мертв, и ничто ему не любо, но всё противно. Он чувствует себя злодеем, называет себя таковым, и от сего чувства и прозвания ему будто бы никак не избавиться. Другие же, сослуживцы, чествуют его и хвалят. Даже президент страны приезжал и роздал награды, особой почести удостоил Серафима. Его награждали, а он плакал, горькими слезами обливал лик свой затемненный скорбью. Все думали, что от радости честолюбия плачет он, но оказались неправы. Ибо на следующий день пришел он в храм Божий, дабы покаяться в содеянном зле. Но священник не увидел в его поступке никакого злодейства, ибо, то был государственный священник, призванный одобрять воинство. Отчего испытав отчаяние, Серафим прямо там бросил все свои награды, наградные, и ушел, разочарованный во всём. Ибо никто не мог понять скорбь его. Тогда-то осознал он, что только родители тех убиенных им людей могут простить его, они более его скорбят и обливаются слезами сожаления.

Миролюбов оборвал свой рассказ.

– Что же произошло с ним дальше? Он отыскал родителей тех убиенных им людей? – спросила Анна.

– Видимо он вышел на противную сторону, был захвачен в плен. Пробыл в этом тюремном заключении некоторое время. Затем произошел обмен пленными. Снова встреча с чиновниками, очередные награды, почести. Через некоторое время он уходит из армии, слышит проповедь одного человека, принимает пацифизм, раскаивается. Всё это уже многие проживали. Но больше тех, которые воюют не ради каких-то выдуманных ложных идеалов, не ради пресловутой защиты, но ради карьерного роста, ради орденов и славы. Отмени всё это военное денежное довольство, эти пенсии и квартиры, и многие нынче же уйдут из армии. В прошлом солдатам было гораздо хуже, им всегда говорили, что если они не пойдут в атаку, если дезертируют, если откажутся выполнять заведомо проигрышный смертельный приказ, если они побегут назад, то тех убьют свои же. Значит, впереди тех солдат смерть, сколь и позади смерть, отчего им оставалось только умирать и ничего более. Им умышленно создали безвыходную ситуацию. Ещё вспомним те изуверские порядки, когда за трусость свои же убивали каждого десятого из строя. Жизнь человека на войне ничего не стоит, что врага, что жизнь ближнего. Война это изобретение дьявола, целью, которой является смерть. На войну идут, дабы убивать и быть убитыми, это и есть торжество смерти.

– И как же быть, вовсе не воевать?

– По заповеди Божьей следует любить врагов. И даже если бы Господь сего не произнес, я бы всё равно возлюбил врагов своих, ибо Господь повелел любить ближних людей. Значит пришедший на нашу землю, в наш город, уже становится ближним нашим, значит, мне должно любить его, вне зависимости того, каковы его намерения и цели. Скажу более того, произнесу то, что никому не понравится, ведь обидчики враги нуждаются в нашей любви более, нежели наши близкие и родные.

– Говоришь как новоявленный пророк. – заявила Целомудрова с иронией в голосе.

– Мне хорошо знакомо это выражение. Для меня пророками являются все те, кои могли выступать супротив государственной власти, указывая тем властям, что они живут не по-божески. Таким манером я могу назвать и Льва Толстого пророком, что, безусловно, тебе православной не понравится, а ведь он не молчал. А может он не пророк, а просто мудрец. – здесь он остановил речь свою, задумавшись. – Ты хотела выведать у меня о той девушке, в которую я был влюблен. Так тут и говорить нечего. Она попросту принижала меня как личность, тем паче моё мировоззрение. Она хотела, чтобы я не изображал из себя пророка, а был как все, чтобы грешил как все, и умер бы в грехах как все, но я её не слушал. Пророков либо убивают, либо отсылают подальше, дабы те не мешали власть имущим вершить злодейства, или властители старались убедить тех, что они якобы вовсе и не пророки, а так, глупые люди нежелающие жить нормальной общественной жизнью. А пророки всё не слушаются, продолжают упрямо говорить о морали и нравственности. Людям это не нравится, у общества оказывается своя мораль и своя нравственность, которая якобы разрешает творить злодейства, такие как блуд и войны. Такое падшее общество обычно заявляет, что, дескать, блуд и всякое половое влечение невозможно победить, как и тягу к насилию невозможно ослабить и искоренить. Вот в том-то и дело, что это говорят люди, которые и не пробовали с тем бороться. Как и люди, которые даже не пробовали не питаться мясом животных и птиц, им легче всего назвать себя хищниками и на том успокоиться. Так устроена вся извращенная мораль общества и потому пророки обществу противны....

Михаил возвратился в свой родной город Владимир, находясь в предчувствии мятежного зноя. Он хотел бы не убавлять обороты своей просветительской деятельности, ибо в его представлении люди непременно должны измениться, когда узнают о миролюбии. Однако его, словно, певчую птицу сажают в клетку, у которой связывают клюв, подрезают крылья. И неспроста миротворец сравнил себя с птицей, ибо прохаживаясь по центру города, он приметил на обочине пешеходной дороги скукожившегося одинокого голубя. Прижавшись к стене здания, тот сидит на асфальте, точно умирая, одинокий и несчастный по виду, он-то и привлек внимание Михаила. В этой птице он словно со стороны увидел себя. Достав из сумки несколько щепоток семян, он бросил их на землю, и голубь, медленно пристав, направился вкушать оное скромное подаяние. В душе Михаила промелькнула всегдашняя мысль о жизни и о смерти. Ведь эта птица погибает, будучи отверженной и беззащитной, она готова уйти из жизни, желает, чтобы прекратились её мучения. Но тут ей дают пищу, дабы продлить её жизнь, которая от этого не изменится, она, поевши, вновь прижмется к холодной стене, ожидая конец этой жизни. И правильно ли поддерживать её горестный жизненный путь или стоит оставить всё как есть? Но птица, несмотря на эти прения его мыслей, клюет семена, значит, ещё надеется на выздоровление. Подаяние это выбор не только подателя, но и принимающего. Как бы то ни было, Михаил знает, что он поступает правильно.

Будучи человеком идейным, миротворец избрал миролюбие в качестве своего мировоззрения, иные же, коих большинство, выбрали для себя военолюбие и почитают оное моральное уродство делом честным и благородным. Они водружают себе огромные памятники, величают себя храбрецами и даже героями, хотя на самом деле они безнравственные убийцы. Оные памятники посвящены убийцам и насильникам, которые держат в руках бесчеловечные орудия массовых убийств. Они живут войной, жаждут её, будто вампиры крови алчут. Военщина – это секта проповедующая зло, военкоматы это храмы, а военные части это монастыри, и каждый год они набирают новобранцев в свои ряды, насильно обучают злу, и в итоге получаются дерзкие, прелюбодейные, обритые моральные слепцы в зеленой форме и в любой другой форме, которые причастны к этой секте безбожников. Ибо христианин никогда не возьмет в руки оружие, не наденет камуфляжный костюм убийц. Военщина – это идолослужение, языческое жертвоприношение, богохульство. Страны, в которых существует армия, обречены на разложение и гибель, ведь армия это безумная толпа, которая подчиняется лишь сильным властям, имеющим большую казну. Скольких главнокомандующих свергли с престолов, и армия бездействовала при этом, затаившись в ожидании смены власти, в дальнейшем подчиняясь всяческим проходимцам. Подобно сему военачальники с легкостью подчинятся антихристу. И задача моралистов разрушить сию военную рабскую систему. Моралистам необходимо призывать молодых людей не идти в армию, протестовать и возмущаться. Безусловно, затем последуют массовые аресты, но когда противников военщины станет, достаточно много, когда миллионы взбунтуются, тогда-то власти и задумаются о правоверности своих действий.

Михаил шел вдоль улицы, и навстречу ему шли семейные пары с детьми. Если бы и у него была собственная жена и ребенок, миротворец не стал бы их защищать с оружием в руках, ибо он не убийца, он не будет таковым, как обидчики. “Пусть убивают меня, мою жену, моего ребенка, мы уйдем в вышний горний мир невинными, невиновными, а этим убийцам ещё бродить по земле и страдать от свершенных грехов, но они будут прощены нами, мы умолим Господа об их прощении”. Вот, настоящий мужественный героизм прозвучал в душе Михаила, который никогда никого не ударит. Но женщины испорчены, и хотят, чтобы их мужья согрешали, были “защитниками”, могли постоять за себя и за свою семью, что означает, могли бы согласиться на преступление пред Богом. Посему Михаил обречен, быть одиноким и бездетным. Мужланы порочны, предпочитающие пить спиртные напитки и лишать девушек девственности, будут продолжать свой род, будут воспитывать себе подобных отпрысков, которые с улыбкой и слезами радости будут возлагать цветы и венки к памятникам убийцам. Потому-то и такие миролюбивые люди как Михаил, обречены, ощущать себя в таком обществе отверженными, однако, сколько он живет, ему не доводилось встретить человека хотя бы мало-мальски похожего на себя. Быть не таким как все, значит быть одиноким.

Обуреваемый оными помыслами, он бредет к своему дому расположенному на улице Михайловской, взором прощаясь с внешним миром. Неизвестно сколько месяцев ему предстоит находиться под домашним арестом, вдали от публичной жизни. Таким образом, его личность предают забвению, и мало кто о нем вспомнит уже через месяц. То, что он получил престижную премию, перекроют другими новостями, впрочем, услышав речь Михаила, все и так немедля занесли его в список нежелательных персон третьего сорта. Все присужденные ему денежные средства передадут в благотворительный фонд, о чем он уже распорядился, и на том сей бремя перешло к другим людям, которые станут перечислять отчисления нуждающимся. На том роль Михаила исчерпана. С каждым днем в затворничестве, память о нем будет слабеть, и гаснуть, а ведь когда-то его голос был слышен, ныне стался шепотом, эхом, разносящимся по миру. То ли человек говорит, то ли отражение неразборчивого звука.