Самоубийство Пушкина. Том первый

Больше всего царь опасался ведовства – достаточно было малейшего слуха о том, что кто-то где-то грозит ему или семье его чарами, зельем, наговорами, – начинался грозный розыск.

В «покрестной» записи, той, которую подданные должны были давать, когда он взойдёт на престол, было записано совсем необычное даже для той поры: не покушаться ни зельем, ни заговором на жизнь царя, на жизнь его жены и детей.

Дело усугублялось тем, что вся земля русская накануне воцарения Борисова-была потрясаема многими предзнаменованиями; которые суеверное народное воображение со страхом воспринимало как недобрые, пророчащие гибель, мрак и отчаяние.

Непревзойдённый знаток смутного времени Н.И. Костомаров всё это обобщил примерно так:

Еще при Фёдоре, скоро после убийства Димитрия, происходили в разных углах Русской земли явления и знамения, пугавшие русский народ. Говорили, в 1592 году в Северном море появилась такая кит-рыба, что чуть было Соловецкого острова со святою обителью не перевернула. Страх и раздумье навело на русских разрушение Печерского монастыря близ Нижнего Новгорода в 1596 году: осунулась под монастырём крутая гора и придвинулась к Волге; монастырские строения развалились; люди, однако, успели убежать. Это событие повсюду сочли предзнаменованием большой перемены в Московском государстве. Скоро народное ожидание оправдалось: прекратилась царственная ветвь варяжского дома, и на престол сел в первый раз с тех пор, как Русь себя государством помнила, человек другого рода, да ещё татарской крови. Теперь, при Борисе, опять пугался народ предзнаменований. То и дело носились слухи о видениях и страшных знамениях. В 1601 году в Москве караульные стрельцы рассказывали: «Стоим мы ночью в Кремле на карауле и видим, как бы ровно в полночь промчалась по воздуху над Кремлем карета в шесть лошадей, а возница одет по-польски: как ударил он бичом по кремлевской стене, да так зычно крикнул, что мы от страха разбежались». На запад от Москвы бродили стаи волков и беглых собак; они нападали на прохожих и заедали их; зловещий их вой слышали в городах и в самой Москве; рассказывали, будто они пожирали друг друга,– это казалось необыкновенным. «Вот, – говорили москвичи, – стало быть, неправа пословица: волк волка не съест». Один какой-то смелый татарин говорил: «Это значит то, что вы, москвитяне, будете, как голодные волки или собаки, терзать и истреблять друг друга!». Около Москвы появилось множество лисиц, и некоторые смело забегали в город. В сентябре 1604 года близ самого дворца убили лисицу; эта лисица была чёрная, каких не видано было в этой стороне никогда; один купец заплатил за неё большую сумму как за редкую, за сибирскую, – 90 рублей. В разных местах Московщины ужасные бури вырывали с корнем деревья, перевертывали в городах колокольни, срывали крыши. Тут не ловилась в воде рыба; там птиц совсем не было видно; там женщина родила урода; там домашнее животное произвело такое чудовище, что нельзя было сказать – что оно такое. В небе стали видеть по два солнца и по два месяца. В довершение всех ужасов явилась комета: она была так велика, что во второе воскресение после Троицына дня 1604 года видели её в полдень. Борис призвал какого-то немца-астролога, и этот немец сказал ему: «Бог насылает такие знамения на предостережение великим государям; это значит, что в их государстве будут важные перемены. Царь! берегись, остерегайся людей, которые около тебя, и укрепляй границы своего государства, большая беда наступит…».

Записано Костомаровым и другое свидетельство… Он (Борис) обращался к ворожеям и предсказателям и выслушивал от них двусмысленные прорицания. Рассказывают, что была в Москве какая-то затворница Алёна Юродивая; её келья была в земле. Славилась она даром прорицания, и все говорили: «Что Алёна предскажет, то и сбудется». К ней поехал царь; в первый раз она не впустила его к себе. Борис поехал к ней в другой раз. Тогда Алёна велела принести пред свою подземельную келью четвероугольный кусок дерева и пропеть над ним духовенству погребальную песнь: «Вот что ждёт царя Бориса», – сказала она. Зловещее предсказание поразило ещё более Бориса.

Это было перед самою смертью царя. Может быть, то и ускорило его мысль о самоубийстве.

Во всяком случае, именно с поры того гадания он стал полным затворником. Сидел, запершись, в одиночестве. И даже в церковь посылал молиться сына, а сам не ходил. Диалог двух стольников в царских палатах мог относиться именно к этому времени.

О том, как сильно могло влиять суеверие на русскую душу, говорят многие эпизоды годуновского времени.

…Родственник царя Семён Никитич Годунов за что-то затаил досаду на Бориса. И отомстил ему тем, что одной только фразой отнял у него преданнейшего слугу и друга – Басманова. Как бы ненароком обронил он такие слова: «Ох, мне сон был, что этот Дмитрий истинный царевич». Этого было достаточно, чтобы Басманов перекинулся на сторону самозванца.

…Самозваный Дмитрий победил. Народное ликование было, казалось, всеобщим. Но и тогда уже некоторые стали отравлять эту радость толкованиями разных видений. Кое-кто будто видел над Москвой в ясном небе некую мглу. Видения эти тревожили праздничные приготовления к торжественному въезду в столицу нового царя.

…Всякая мелочь воспринималась с необычайной остротой. Вот самозванец со свитой вступает на мост через Москву-реку. Тут пронесся вихрь, закружилась пыль. Кое с кого посбивало шапки. Православные осеняли себя крестами и перебрасывались в тревоге словами: "Уж не беда ли какая будет?"

…Царская невеста Марина Мнишек и наречённый Дмитрий после венчания идут во дворец. По всему пути расставлены стрельцы и телохранители из иностранцев. Крепко следят они, чтобы, не дай Бог, не пересёк кто пути новобрачных. Беда будет. А под шурином царским конь споткнулся и упал. «Не иначе, к несчастью», – прошелестело в тысячной толпе.

…Вечером того дня Василий Шуйский, который вскоре низложит первого Лжедмитрия, ведёт царственную чету в брачные покои, в постельные комнаты. Из перстня у царя выпал плохо закреплённый дорогой камень. Не мог не порадоваться этому Шуйский. Камень не отыскали – примета недобрая.

…Ударил мороз в пятницу – и тут увидели московские люди худое.

…Новый повод разгулу народного воображения дала страшная смерть царя Дмитрия и чудовищные надругательства над его трупом. Тут уж выступили в полном наборе все московские представления о таинственных силах, по всей видимости помогавших Лжедмитрию при жизни и не оставивших его в смерти. Его мгновенно окрестили чернокнижником, отступником. «Говорили, – свидетельствует историк, – когда он лежал на площади, что в полночь слышны были около него бой бубнов, играние на сопелях, пение песен. Это бесы, якобы, приносили честь расстриге и радовались о пришествии своего угодника… Другие говорили, что около тела его ночью показывались из-под земли огоньки; когда караульные подходили, огонёк исчезает, а потом, как отойдут, огонёк опять появляется. В понедельник его свезли в убогий дом. Но только что его вывезли, как поднялась ужасная буря, сорвала кровлю с башни на Кулишках и разломала деревянную стену у Калужских ворот на Замоскворечье. Похожее явление бури случилось при въезде его в Москву; в воображении народном эти два события совпадали как-то странно и страшно. Толпа любопытных шла за ним. Его бросили в яму, куда складывали нищих, замёрзших и опившихся. Но вдруг по Москве разнёсся слух, что тело его невидимою силою вышло из этой ямы и очутилось на просторном месте; над ним видали двух голубков: только что подойдут к нему, голубки исчезают; только что отойдут – опять появляются и сидят на теле. Велели зарыть поглубже в землю. Прошло семь дней, и вдруг тело убитого царя очутилось невредимо на кладбище, в четверти версты от убогого дома. Это известие потрясло всю Москву. «Ну, видно (говорили москвичи), он не простой человек, когда земля его тела не принимает! Он колдун, учился у лопарей колдовать; а они такое средство знают, что сами себя велят убить, а потом оживут». «Он,

– говорили иные, – в Польше продал бесам душу и написал рукописание: бесы обещали его сделать царём, а он обещал тогда от Бога отступиться». «Да не сам ли он бес? – говорили некоторые. – Он явился в человеческом виде, чтобы смущать христиан и творить себе смех и игрушку с теми, которые отпадут от христианской веры». Иные говорили, что он мертвец, некогда живший, а потом умерший и оживленный бесовскою силой на горе христианству».

Чтобы покончить с призраком Дмитрия, его велено было сжечь и пепел развеять по ветру, чтоб уж неповадно ему было выходить из-под земли и пугать честных людей.

Но, государи меняются, неизменными остаются присяги.

…Присягают новому царю, Василию Шуйскому. Целуют крест на том, чтобы служить и прямить государю, его царице и детям и не учинить им никакого лиха ни зельем, ни кореньем.

…Таков очерк Смутного времени с той неожиданной стороны, которая, по всей видимости, особо интересовала Пушкина в пору его работы над «Борисом Годуновым». Смутные времена всегда вызывали в русском народе эту податливость суеверию, массовую возбудимость, коллективную способность чувствовать и пугаться неестественного. Таким образом отмечены все критические точки нашей истории.

Тут возникает большой соблазн бросить мосток через время и сказать то же о сегодняшнем дне. Бывало уже такое в нашей истории. В пору порушенной веры и ожидания худшего возникает это нашествие волхвов и колдунов, захлестнувшее экраны телевизоров, отразившееся на печатных страницах. Видения неведомых пришельцев одолевают. Все это давние спутники потерянности и неустроенности народного духа. Показатель этот верный. И его бы надо учитывать и изучать. Таинственная и грозная сила копится здесь, если вспомнить, опять же, факты нашей истории, прежнюю картину народных движений, в которые всё это выливалось…

Таинственная и неукротимая суть эта, выплёскиваясь временами наружу, разрастаясь порою до эпидемий, отступая потом в отдалённые тёмные закоулки русской народной души, никогда, кажется, не задрёмывала так, чтобы её не слышно и не видно было.

Окрестившись в 989 году, Русь надолго еще осталась языческой. Вспомним, опять же, что даже Пушкина известный ржевский протоиерей отец Матвей Константиновский исступлённо и самым серьёзным образом объявил язычником. Для того были основания.

Христианство резким образом противопоставило себя язычеству, а, следовательно, и суеверию, которое корнями в него уходило, питалось им. Но противостоят они друг другу и до сей поры, пожалуй. Разницу между язычеством и суеверием считал важным растолковать своим современникам Василий Татищев. Растолковать и тем самым, наверное, уличить их в непрошедшем до самой той поры влиянии язычества.

«Идолослужение же от сусчества суеверна есть разно, ибо суеверный, хотя истинного Бога признаёт и почитает, но не в пристойных обстоятельствах и безумным порядком; противно же тому идолопоклонник в представимом видимом, а не в свойстве и порядке почитания блудит. Однако же иногда суеверие в том же самом разуме берётся, как идолослужение, или оное в себе заключает».

Так и металась застигнутая христианством врасплох языческая душа славянина. Свидетельства этих метаний в летописях наших встречаются на каждом шагу. Разбирая летописный свод Никона, Е.В. Аничков выделяет в нём вот какие, очень подходящие и для нашего повествования о русском суеверии, и его влиянии на нашу историю, места.

«Мы имеем, собственно (в названной летописи), три различных эпизода вероятно одного и того же долгого восстания волхвов, не сразу, а в несколько приёмов подавляемого князьями, сначала самим Ярославом, после Глебом Святославичем и, наконец, боярином и даньщиком Глебова отца Святослава Янем, сыном Вышатиным. Всё это тянулось долго. Ярослав имел дело, с волхвами давным-давно, еще в 1024 году. Глеб Святославич убил волхва, поднявшего против него весь Новгород когда-нибудь между 1066-1069 годами; с 1066 года сидел он тут, а в 1079 году был изгнан новгородцами и убит чудью. Но в 1069 году об укрощении им волхва уже занесено в летопись. Когда встретился с волхвами на Белоозере Ян Вышатин, мы не знаем. Можно подумать, что раньше. Значит, можно считать, что целых полвека почти по всему северу, от Новгорода до Ростова, в Суздальской земле, на Белоозере, на Волге и по Шексне, иногда даже и в самом Новгороде, забирали власть волхвы, и народ шёл за ними. Случалось это во время голодовок».

Мне особенно нравится эта последняя оговорка. Наиболее уязвим для суеверия русский человек становится в; тяжкие для себя времена. И мы, если взглянуть внимательнее вокруг, недалеко от того ушли.

В 1071 году в стольном Киеве объявился волхв, который мутил народ тем, что Днепр потечёт вспять и земли перемешаются так, что вместо России будет Греция, а вместо Греции Россия. Ему верили многие, и паника росла, пока он вдруг не исчез бесследно.

В те же годы в окрестностях голодающего Ростова нашлись ещё кудесники, дела которых были более лютыми. Те почему-то ополчились против женщин. Они проделывали какие-то трюки, которые убеждали свидетелей, что зерно, хлеб и даже рыба припрятаны внутри женских тел, и погублено немало было жён, матерей и сестёр, прежде чем злобный обман этот был остановлен.

Печально окончил свою жизнь кудесник, посеявший упомянутую Е.В. Аничковым смуту в Новгороде. Князь Глеб проявил тут жестокое остроумие своё, которое в момент успокоило волнение.

Подъехавши к волхву, он спросил громко, чтоб слышно было далеко:

– Кудесник, ты похваляешься, что знаешь будущее. Скажи, что будет с тобой сей день?

– Я сотворю великие чудеса…

– Как же ты предрекаешь другим, если своей судьбы не знаешь, – воскликнул князь и секирой своей развалил его надвое. Смущённый народ разошёлся по домам.

В Никоновском летописном своде вслед за этим идёт запись о «звезде превеликой», названной «знамением на западе», сказано об уродливом младенце, уловленном рыбачьим неводом, о солнечном затмении. Летописец берёт на себя роль толкователя этих предвестий:

«Се же проявляше не на добро; по сем бо быша усобицы многы и нашествие поганых на Русьскую землю».

В средние наши века, когда окреплому христианству было уже пять веков, суеверие по-прежнему цвело неистребимым цветом.

Князь Курбский, например, в знаменитых письмах своих винит бабку Ивана Грозного Софью Палеолог в чародействе греческом. Летописи как будто подтверждают это. Бабка Грозного в самом деле по каким-то поводам обращалась к «бабам лихим».

Русский царь Иван III, за которым замужем была «чародеица греческая» Софья Палеолог, сам подпал одно время под сильное влияние «еретиков жидовствующих», подчинялся их толкованиям небесных знамений и чародейству.

У отца Ивана Грозного, московского государя Василия III, при дворе большим влиянием пользовался некто Николай Немчин, обладавший астрологическими познаниями.

Первая жена Василия III обвинена была в колдовстве, которым пыталась укрепить любовь к себе великого князя.

Другая бабка Ивана Грозного Анна Глинская была замешана в чародейских обрядах, которые должны были призвать пожары на Москву. Да и сам грозный царь московский Иван IV, как утверждает тот же Курбский, появился на свет лишь после того, как Василий III и Анна Глинская обратились за помощью к лапландским волхвам.

По письмам князя Курбского к Ивану Грозному чувствуется, что тот хотел бы задеть страшным образом христианское достоинство царя обвинением в чародействе, но у него нет под рукой нужных свидетельств.

Однако такие свидетельства отыскать было бы очень нетрудно. Что и сделал, например, Карамзин:

«…он (Иван Грозный) чувствовал иногда болезненную томность, предтечу удара и разрушения, но боролся с нею и не слабел заметно до зимы 1584 года. В сие время явилась комета с крестообразным небесным знамением между церковью Иоанна Великого и Благовещения. Любопытный царь вышел на Красное крыльцо, смотрел долго, изменился в лице и сказал окружающим: вот знамение моей смерти! Тревожимый сею мыслию, он искал, как пишут, астрологов, мнимых волхвов в России и в Лапландии, собрал их до шестидесяти, отвел им дом в Москве, ежедневно посылал любимца своего Вельского толковать с ними о комете и скоро занемог опасно: вся внутренность его начала гнить, а тело пухнуть… Уверяют, что астрологи предсказали ему неминуемую смерть через несколько дней, именно 18 марта, но что Иоанн велел им молчать с угрозою сжечь их всех на костре, если будут нескромны… 17 марта ему стало лучше от действия теплой ванны, так что он велел послу литовскому немедленно ехать из Можайска в столицу, и на другой день (если верить Горсею) сказал Вельскому: “Объяви казнь лжецам астрологам: ныне, по их басням, мне должно умереть, а я чувствую себя гораздо бодрее”. Но день еще не миновал, ответствовали ему астрологи…».

Другим историкам (Валишевскому, например) вся эта история с волхвами кажется настолько подозрительной, что он видит здесь злой умысел против царя. Богдан Вельский якобы ничего не сказал Ивану о дне смерти, а только предупредил от его имени, что если царь не умрёт в этот день, то волхвов пожгут живьём. Это, действительно, очень похоже на неприкрытое подстрекательство. И исходило оно, как будто, от Бориса Годунова. Царь, разумеется, умер в назначенный ему срок.

Есть свидетельства, будто Иван сам догадывался, что болезнь его имеет характер противоестественный, что он отравлен.

Хранится у меня репродукция мало известной картины художника А.Д. Литовченко, которая изображает один из последних эпизодов жизни Ивана Грозного.