Старик. Документальная повесть

Самым сложным оказался участок маршрута на выходе из Полоцкого района. Лежащие параллельно железная дорога и шоссе Полоцк – Витебск, в этой местности вплотную подходят к реке Оболь, образуя тем самым, тройное препятствие. В штабе «Старика» приняли решение преодолеть его в одну ночь. Сначала, в 23.00 22 июня отряд форсировал железную дорогу и, хотя был обстрелян патрулями, все же сумел без потерь выйти к деревне Берковичи, в которой Витебское шоссе пересекало реку Оболь. При отправлении Пыжикова в тыл врага секретарь ЦК КП (б) Б Эйдинов категорически запретил ему вступать в бой с противником в пути следования. Несмотря на это и вопреки возражениям комиссара отряда Потапенко и начальника штаба Расторгуева, Старик принял решение разгромить гарнизон противника, охранявший в Берковичах мост через Оболь, вместо того, чтобы форсировать ее вброд[28 - НАРБ, Ф.1450, Оп. 4, Д. 219, Л. 22.].

На решение Старика, вероятно, повлияли полученные от местного партизанского отряда сведения о готовившейся операции по взрыву этого моста. Он вызвался помочь в этом деле, для чего выделил подчиненную ему группу Шамрая. Предполагалось, что эта группа снимет часовых и отряд сможет по мосту переправиться через реку, после чего местные партизаны его взорвут.

Однако с самого начала дело не заладилось. В 2 часа ночи 23 июня группа Шамрая выдвинулась к мосту, но немецкий караул обнаружил крадущихся партизан. В завязавшейся перестрелке был ранен Шамрай. Основные силы отряда двинулись на помощь ведущей бой группе, но были обстреляны с моста пулеметным огнем. Неопытные партизаны Старика растерялись и поддались панике, отряд вел лишь беспорядочный огонь во всех направлениях. Спас положение начальник штаба Расторгуев, отыскавший на реке в полукилометре от моста брод, что позволило ему вывести отряд из ловушки. При этом на вражеском берегу были оставлены раненые. Также не успели отступить вместе с отрядом занятая их перевязкой Иванова и прикрывавшие отступление пулеметчики. Группа диверсантов с тяжело раненым Шамраем осталась охранять своего командира, но на рассвете тот умер от ран. Наутро всех отставших подобрали в лесу подрывники местного отряда. Позднее они присоединились к «Старику»[29 - НАРБ, Ф.1450, Оп. 4, Д. 219, Л. 17.].

Остаток ночи и следующий день отряд провел в зажатом между Оболью и Западной Двиной лесу, скрываясь от прибывшего с близлежащей железнодорожной станции отряда карателей. Наконец, 25 июня в три часа ночи у деревни Шаши отряд успешно форсировал Западную Двину, боеприпасы и тяжелое снаряжение переправили на плоту, бойцы переплыли реку вплавь[30 - НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 638, Л. 121 (оборотная сторона).] и отряд вырвался, наконец, в Ушачский район. В результате всех этих событий его состав сократился до 62 чел.

Очередные проблемы возникли уже в Лепельском районе. При входе на территорию района, в деревне Воронь местной полицией была задержана разведка Старика. После допроса разведчиков началось постоянное преследование отряда, пока у деревни Медведовка противник его не настиг. В течение 3 часов «Старик» вел бой в окружении, но сумел вырваться из кольца после того, как Пыжиков застрелил руководившего операцией немецкого офицера, что вызвало некоторое замешательство среди нападавших. Бросив часть припасов, отряд ушел в болото, и, двигаясь по пояс в воде, оторвался от преследования[31 - НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 638, Л. 122.].

Другие участники событий несколько иначе описывает этот бой. По словам К. Ивановой, отряд находился в лесу на привале, когда дозоры обнаружили продвигавшихся в сторону Медведовки немцев. Старик решил дать бой и на въезде в деревню устроил засаду. Противник, однако, на дороге не появился, а ударил в тыл находящимся в засаде бойцам. В перестрелке были убиты пулеметчик, два бойца из отряда «Старика» и девушка из оперативной группы Павловского. Второй пулеметчик сдался в плен. Была пленена также разведчица отряда, позже ее повесили в Лепеле. Отряд отступил в беспорядке, бросив повозки с сумками и боеприпасами[32 - НАРБ, Ф.1450, Оп. 4, Д. 219, Л. 18].

О недостатках в организации этой засады рассказывает и связной ЦК КП (б) Б Юшкевич. По его словам, организовав засаду, приближения противника ждали более часа. Уставшие и голодные бойцы Старика уснули. Немцы обошли отряд с тыла, бесшумно сняли секрет, и открыли огонь. В этом ненужном бою Старик потерял 9 человек убитыми и ранеными, при этом раненые в условиях разразившейся паники не были подобраны; еще трое бойцов Старика попали в плен. Потери противника точно установить не удалось, в штабе отряда лишь предполагали, что с его стороны тоже были убитые[33 - НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 69, Л. 211.].

При переходе через Березинский канал пропала без вести разведка Старика – никто из высланных к шлюзу разведчиков не вернулся с задания, и их судьба осталась неизвестной. Отряд был вынужден форсировать канал без надежных разведданных и, в результате, на шлюзе еще раз попал в засаду и был оттеснен противником в болота. Обстановка складывалась катастрофическая, канал, а затем и шоссе Минск – Витебск пришлось преодолевать днем, под обстрелом, но риск, вероятно, был оправдан: отряд оторвался от преследования и «вывалился» в Бегомльские леса[34 - НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 638, Л. 122.]. По Бегомльскому, а затем и по Холопеничскому районам движение было уже более свободным, без преследования. Партизанских отрядов в Холопеничском районе Старик не обнаружил.

9 июля шедшие с отрядом диверсионные группы отделились от него, и отправились в предназначенные им районы[35 - НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 638, Л. 122]. Со Стариком оставалось всего 33 человека, с которыми он совершил последний переход рейда, между Прудами и Старым Янчиным перешел через большак Борисов – Лепель и остановился в Пупеличском лесу, назначенном ему в качестве места базирования[36 - НАРБ, Ф.1450, Оп. 4, Д. 219, Л. 18].

Глава 2. В Пупеличском лесу

На первый взгляд, месторасположение этого района рядом с важнейшими магистралями, ведущими к линии фронта, делало его привлекательным для дислокации партизанского отряда. Однако, прибыв на место, Старик установил, что район насыщен гарнизонами противника. Известны как минимум 5 опорных пунктов полиции, полукольцом охватывавших место базирования его отряда – в Лошнице, Неманице, Зачистье и Новоселках Борисовского, а также в Хотюхово Холопеничского района. В Барани (тоже Холопеничский район) была расквартирована небольшая немецкая воинская часть. Кроме того, на железнодорожных станциях Приямино, Крупки и Бобр несли службу охранные части, что делало проблематичным ведение диверсионной работы ведущих к Москве магистралях.

Ко всему прочему, отведенная Старику для расположения лагеря и ведения боевых действий местность лежала на периферии массивной лесной зоны и была отделена от нее большаком Борисов – Лепель, временно «оседлать» который партизанам удастся лишь к 1944 году.

Западная часть Холопеничского района

Несколькими месяцами ранее в этих краях уже были разгромлены отряды Ивана Яроша и Василия Попова. Не последнюю роль в их поражении, вероятно, как раз и сыграло неудачно подобранные места базирования. Достаточно высокая активность этих отрядов, проявленная ими осенью 1941 года, вызвала ответные меры оккупационных властей и в ноябре месяце они были поочередно и при схожих обстоятельствах разбиты в болотистой и безлесной местности возле деревни Каменка (Хотюховская волость Холопеничского района). Сначала, 4 ноября 1941 года, отряд Попова вел в этой местности с немцами затяжной бой, в результате которого его остаткам лишь разрозненными группами удалось выйти к своим базам возле Зачистья. Одна из таких групп присоединилась к Ярошу[37 - Беларусь у Вялiкай Айчыннай вайне, 1941—1945: Энцыклапедыя – Мiнск, 1990, с. 471.]. Впрочем, в конце ноября в бою под той же Каменкой отряд Ивана Яроша был также рассеян[38 - Беларусь у Вялiкай Айчыннай вайне, 1941—1945: Энцыклапедыя – Мiнск, 1990, с. 474], а часть бойцов попала в плен[39 - Памяць. Гiсторыка-дакументальныя хронiкi гарадоy i раёнаy Беларусi. Крупскi раён Мiнск, 1999, с 255.]. (Помощник Ивана Яроша Ходоркевич в своем отчете датирует это событие 26-м сентября[40 - НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 660, Л. 310.]). Позднее немногочисленным выжившим удалось выйти к Пупеличам и командование смогло собрать их воедино, но достичь былой мощи (95 человек при 9 пулеметах по состоянию на 5 сентября 1941 года[41 - Грабовский С. К. Борьба подпольщиков и партизан Борисовско-Бегомльской зоны против немецко-фашистских оккупантов (июль 1941 – июль 1944 гг.) // Диссертация на соискание научной степени кандидата исторических наук – Минск: 1986, с. 162.]) отряд уже не смог.

Эти отряды пережили зиму, но весной 1942 года были окончательно уничтожены. Иван Ярош в феврале заболел тифом и был оставлен в землянке в лесу у Пупеличей. 26 февраля прочесывавший лесной массив отряд карателей обнаружил его убежище, Ярош принял бой и был в нем убит[42 - Цанава Л. Ф. Всенародная партизанская война в Белоруссии против фашистских захватчиков. Часть 1. Зарождение и развитие партизанского движения – Минск, 1949 с. 162.]. В эти же дни был разгромлен и его отряд. По утверждению В. Тарасенко, одного из бойцов Яроша, немногочисленные выжившие поодиночке и небольшими группами «…были подобраны отрядом Панова» (речь, возможно, идет об отряде Попова)[43 - НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 638, Л. 132.]. С 10 марта по 15 апреля этот отряд маневрировал между Пупеличами и Зачистьем, пытаясь с боем вырваться из блокированного лесного массива. В конце концов, по решению командования отряд был распущен и, как сообщает энциклопедия «Беларусь у Вялiкай Айчыннай вайне» небольшими группами покинул зону боев и прекратил свое существование[44 - Беларусь у Вялiкай Айчыннай вайне, 1941—1945: Энцыклапедыя – Мiнск, 1990, стар. 474.].

Пыжиков знал о судьбе Ивана Яроша и Василия Попова, об этом ему сообщили два бойца, сумевших пережить разгром и присоединившихся позднее к Старику. Их сведения, однако, были не вполне достоверными и носили отрывочный характер. В своем донесении на имя Пономаренко Старик сообщает о том, что в зоне, которую он «…должен обслуживать отрядом…», ранее оперировало три отряда: Яроша (Старик называет его Ярушем, Ярушевым), Попова и Васи. Не вполне ясно, кого он имел в виду под последним именем, возможно, речь идет о группе окруженцев, к которой присоединился заместитель Яроша Хадаркевич после событий у Каменки. Он, кстати, достаточно негативно оценивает действия этой группы (мародерство, низкая боевая активность), а их предводителя называет «Васькой»[45 - НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 660, Л. 311.].

По данным Старика все три отряда были полностью уничтожены карательными экспедициями противника, командиры отрядов расстреляны, а «командир отряда тов. Попов повешен в г. Борисове»[46 - НАРБ, Ф.1450, Оп. 4, Д. 219, Л. 1.].

Вынужденный базироваться в малопригодных для этого местах, Старик осторожничает. Ко всему прочему, у него не складываются отношения с жителями окрестных деревень. Еще во время движения он сетовал на недружелюбное отношение крестьян к его отряду. Возможно, такое отношение было спровоцировано самими партизанами, которые, по мнению партийных инстанций, инспектировавших позднее деятельность Старика, неправильно проводили политику взимания продуктов питания с населения – вплоть до реквизиции последних коров[47 - НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 301, Л. 152]. Если такие утверждения соответствуют действительности, то рассчитывать на помощь Пыжикову не приходилось. «Население партизан боится… сильные репрессии со стороны полиции и немцев… Крупнейшие деревни заполнены полицией, партизанских отрядов абсолютно нет», – так обрисовывает ситуацию в районе начальник штаба «Старика» Николай Петрович Расторгуев[48 - НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 638, Л. 122 (оборотная сторона.).].

В своих донесениях Старик скупо упоминает о трех проведенных его отрядом боевых операциях и о четырех диверсиях на железной дороге Минск – Москва на участке Борисов – Крупки[49 - НАРБ, Ф.1450, Оп. 4, Д. 219, Л. 1.].

Подробнее о некоторых из них пишут другие участники событий. Получив от своих агентов из деревни Лесины данные о том, что в соседней деревне Михайлово (Михалово, Михаловы хутора) Житьковской волости образован отряд самообороны («самааховы»), Старик решил ее разоружить. На второй год войны в силу участившихся насилия, реквизиций и грабежей со стороны скрывавшихся в лесу бывших окруженцев, партизан и откровенных бандитов, в том числе и из числа местных жителей, во многих деревнях стихийным образом начали возникать группы самообороны. На первых порах они создавалась населением на свой страх и риск. Немецкие власти хоть и смотрели сквозь пальцы на подобного рода инициативы, однако не позволяли отрядам самообороны иметь оружие – об этом, в частности, упоминают в своих мемуарах проживавший в оккупированном Полоцке профессор, искусствовед Павел Дмитриевич Ильинский[50 - Ильинский П. Д. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии. (Жизнь Полоцкого округа в 1941 – 1944 годах.) // Под немцами. Воспоминания, свидетельства, документы. Историко-документальный сборник / Составитель К. М. Александров – Санкт-Петербург, 2011, с. 82.], а также исследовавшие тему на основе западных источников Бернгард Кьяри[51 - К«яры Бернгард. Штодзеннасць за лiнiяй фронту. Акупацыя, клабарацыя i супрацiy у Беларусi (1941 – 1944 г.) – Мiнск, 2008, с. 163] и Марк Бартушко[52 - Бартушка Марк. Партызанская вайна y Беларусi y 1941 – 1944 гг. – Смаленск, 2014, с. 87.].

В 1942 году, однако, ситуация изменилась. Участившимся нападениям партизан на деревни оккупационная администрация попыталась противопоставить крестьянскую «самаахову» и дала разрешение на ее частичное вооружение. Летом этого года оккупационные власти предприняли попытку поставить под контроль этот стихийный процесс и начали повсеместную централизацию местной «самообороны»[53 - Факторович А. А. Крах аграрной политики немецко-фашистских оккупантов в Белоруссии – Минск, 1979, с. 104,].

Начальник штаба «Старика» Николай Расторгуев указывает, что немецкими властями перед этими отрядами ставилась задача «…охранять свою деревню, свое имущество и себя от партизан». Отряд самообороны в Михалово включал в себя все мужское население деревни (23 человека) и был вооружен французскими винтовками. Организовал его председатель местного колхоза, бывший кандидат в члены ВКП (б)[54 - НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 638, Л. 122 (оборотная сторона.).].

К. Иванова рассказала, как было проведено разоружение этого отряда. Предполагая, что сколько-нибудь серьезного сопротивления жители Михалова оказать не смогут, Старик на рассвете ввел отряд в деревню, однако никого из мужского населения на месте не оказалось, все спрятались в лесу. Начальник штаба Расторгуев через женщин приказал им принести и сдать оружие, что и было исполнено на следующий же день. Однако, сетует Иванова, Старик не стал этого дожидаться и увел отряд из Михалова. Принадлежавшие самообороне французские винтовки впоследствии были изъяты полицией[55 - НАРБ, Ф.1450, Оп. 4, Д. 219, Л. 18.].

На лавры «победителя» отряда самообороны деревни Михалово претендует еще один участник этих событий – командир взвода Добринин (позднее – начальник разведки в бригаде «Старика»), который утверждает, что вопреки приказаниям Пыжикова он с группой бойцов из пяти человек «разогнал самоохранную полицию… в д. Михайлова Борисовского района и потом приказал в течение суток сдать оружие, угрожая сжечь деревню». Как и Иванова, Добринин утверждает, что Старик не стал дожидаться выполнения этого требования, в результате крестьяне сдали оружие в волость[56 - НАРБ, Ф. 4п., Оп. 33а, Д. 269, Л. 19 (оборотная сторона.)].

В штабе «Старика» не отрицали того факта, что винтовки, которыми была вооружена «самаахова», в конечном итоге были сданы крестьянами местным властям. В донесении на имя Пономаренко Расторгуев сообщал, что после короткой перестрелки большая часть «самааховы» разбежалась, после чего партизаны предложили жителям Михалова впредь оружия в руки не брать, а имеющееся сдать властям в двухдневный срок, что и было ими исполнено: они снесли «…оружие в Борисов и там заявили, что больше боятся вооружаться»[57 - НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 638, Л. 122 (оборотная сторона.).].

Не вполне рациональное с точки зрения его оппонентов (Иванова, Добринин) поведение Старика в описанном выше эпизоде (партизаны приказали членом «самааховы» сдать оружие оккупационным властям), вероятнее всего объясняется тем, что Василий Пыжиков все же не рассматривал крестьянскую самооборону в качестве полноценного противника. Как сообщает тот же Расторгуев, «эти дружины небоеспособны и при первых пулеметных очередях разбегаются»[58 - НАРБ, Ф. 4п, оп. 33а, Д 69, Л. 160.].

Кроме того, Старик своим распоряжением ограждал самооборону Михалова (то есть, всю мужскую часть населения деревни) от возможных репрессий со стороны оккупационных властей за передачу оружия партизанам. Это выглядит вполне вероятным мотивом, учитывая, что за сохранность винтовок члены самообороны отвечали головой: из их числа для этой цели назначались заложники[59 - Ильинский П. Д. Три года под немецкой оккупацией в Белоруссии. (Жизнь Полоцкого округа в 1941 – 1944 годах.) // Под немцами. Воспоминания, свидетельства, документы. Историко-документальный сборник / Составитель К. М. Александров – Санкт-Петербург, 2011, с. 82.].

Не лучшим образом обстояли дела у Старика и с операциями на железной дороге. Диверсионные группы были посланы без надлежащей разведки, взятые в близлежащих деревнях проводники первую из них вывели прямо к сторожевой будке. Вторая попытка была более удачной – удалось установить мины, но они были обнаружены и обезврежены патрулями. При разминировании, правда, произошел взрыв, несколько охранников погибло[60 - НАРБ, Ф. 1450, Оп.4. Д. 226, Л. 1.].

Впрочем, так или иначе, но отряд обнаружил себя, и это привело к ответным репрессивным мерам. Иванова говорит о проведенной 22 июля объединенными силами нескольких местных полицейских гарнизонов операции, в результате которой отряд понес большие потери и покинул занимаемый район. Сама она отстала от отряда и вынуждена была вернуться за линию фронта[61 - НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д 219, Л. 18 – 19.], с чем, собственно, и связано написание ею упомянутого донесения в Минский обком.

В свою очередь, Старик упоминает о четырех операциях, предпринятых за это время немецким гарнизоном Борисова против его отряда. Последняя из них, самая крупная, датируется им 30-м июля 1942 года (а не 22-м, как у Ивановой). Рано утром вблизи деревни Новое Янчино немецкое подразделение из Борисова и полиция двух волостных управ – Зачистской и Новоселковской – с трех сторон атаковали отряд. Старик сумел вырваться из полукольца, потеряв при этом 9 человек пропавшими без вести. В их числе были начальник штаба Расторгуев и, вероятно, Иванова[62 - НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д 219, Л. 1.]. Попытки их отыскать не увенчались успехом. Как потом выяснилось, Расторгуев с четырьмя бойцами попытался подобрать брошенное имущество, затем, отстреливаясь, сумел оторваться от противника. Трехдневные поиски не дали результата, он не нашел Старика и решил возвращаться за линию фронта. В одной из деревень Сенненского района группу Расторгуева обстреляли местные полицаи, трое его спутников были убиты, а один дважды ранен. Расторгуев сумел вынести раненого. Уже в Бешенковичском районе их подобрали партизаны и перевели через линию фронта[63 - НАРБ, Ф. 4п, оп. 33а, Д 69, Л. 162]. Осенью Николай Расторгуев вернется в бригаду Шмырева и в октябре месяце возглавит один из входящих в ее состав отрядов[64 - Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941 – июль 1944) – Мн., 1983, с.229.].

Глава 3. Отступление на Палик

После июльских событий в отряде у Старика осталось всего 18 человек. Такими силами удержать «режимный», по его выражению, Борисовский район было невозможно, и он принял решение увести отряд в заповедник, расположенный на территории Холопеничского и Бегомльского районов[65 - НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д 219, Л. 1.]. Как позднее будет отражено в подготовленной для Пономаренко справке на Пыжикова, обстановка в Борисовском районе для его отряда оказалась сложной, Старик был напуган режимом немцев, наличием немецких гарнизонов и полиции[66 - НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д 301, Л. 152.] и увел отряд на Палик.

Глава образованного 9 сентября 1942 года Белорусского штаба партизанского движения и, одновременно, второй секретарь ЦК КП (б) Б Петр Калинин не менее раздраженно отреагировал на произошедшее. В его донесении, составленном для Пономаренко, говорится: Пыжиков вместо пересмотра своих действий, как это требовалось директивными телеграммами ЦК и ЦШПД, решил только передислоцироваться и направился в Бегомльский район[67 - НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д 219, Л. 22.].

Требование любой ценой удерживать район диктовалось, вероятно, все еще сохранявшейся в руководстве партизанским движением стратегией, направленной на равномерное распределение небольших партизанских отрядов по всем административно-территориальным единицам оккупированной территории. Эту тенденцию подметил еще в 1950-е годы Джон Армстронг, который в своем исследовании партизанского движения в СССР полагал, что засылка партизанских отрядов в тыл врага без учета особенностей местности, на которой им предстоит действовать, была явно ошибочной и считал, что к началу 1942 года эта практика постепенно сходила на нет[68 - Армстронг Джон. Советские партизаны. Легенды и действительность. 1941 – 1944 – Москва, 2007, с. 33.]. И хотя его замечания большей частью касались бедных лесами степных районов СССР, мы видим, что отряд «Старика» (а до того и отряд Яроша) был послан в бедную лесами часть Борисовского района, тогда как в двух десятках километров на северо-запад лежали труднопроходимые территории, на которых в конечном итоге и начнется формирование партизанской зоны в этих краях.

В этой связи отступление Старика из региона выглядело вполне оправданным с тактической точки зрения, однако противоречило установке ЦК и привело к возникновению первых трений в его отношениях с партизанским начальством и белорусским партийным руководством. До середины осени возникшие противоречия не будут носить еще явного характера, но позднее, ближе к зиме, Старик даст целый ряд новых оснований для их обострения и Петр Калинин, а затем и Пантелеймон Пономаренко все чаще начнут выказывать прямое недовольство деятельностью Пыжикова.

А пока Старику удалось найти решение, которое разом улучшило его позиции, несмотря на фактический разгром, учиненный ему противником в Пупеличском лесу.

Еще в ходе своего марша от линии фронта, проходя через Березинские болота, он был наслышан о крупном партизанском отряде, стоявшем недалеко от Палика. Из деревни Глубочица Холопеничского района, в которой его отряд несколько дней отдыхал после пережитых в Лепельском районе злоключений, на Палик была отправлена разведка, но обнаружить партизан в тот раз Старику не удалось[69 - НАРБ, Ф. 4п., Оп. 33а, Д. 638, Л. 122.].

Как позже выяснилось, в восьми километрах северо-западнее озера, на хуторе Смолянка долгое время стояла прибывшая из-за линии фронта спецгруппа лейтенанта Кузина (НКВД СССР). В окрестных лесах располагалось несколько небольших партизанских отрядов, созданных при участии и поддержке Кузина в основном из числа проживавших в районе окруженцев.

Оказавшись отрезанными летом 1941 года за линией фронта, тысячи красноармейцев и их командиров вынуждены были осесть на оккупированной территории.

На первых порах далеко не все из них считали себя партизанам, даже наиболее патриотично настроенные «окруженцы» стремились выйти за линию фронта для соединения с частями Красной Армии. Многим действительно удавалось «догнать» фронт. Другие по различным причинам застревали во вражеском тылу.

Эта часть бывших красноармейцев уже не видела особого смысла в сопротивлении противнику, она пряталась в деревнях, а иногда даже совершенно открыто проживала в них в качестве приписников. И только те, кому не удавалось устроиться в деревнях, скрывались в лесах и болотах. Там они для самозащиты и добычи пропитания собирались в отряды. Это были малочисленные, плохо вооруженные, не организованные и недисциплинированные группы и отряды. Их количество было невелико, они не имели связи не только с Москвой, но и между собой.

Как справедливо, на наш взгляд, отмечает Джон Армстронг, подобные спонтанно возникавшие отряды были почти целиком озабочены проблемой выживания. Их нападения на деревни и атаки против созданных там немцами из местного населения вспомогательных полицейских сил в первую очередь имели целью добычу продовольствия[70 - Армстронг Джон. Советские партизаны. Легенды и действительность. 1941 – 1944 – Москва, 2007, с. 36 – 37.]– свидетельства непосредственных участников событий тех лет вполне подтверждают подобные прагматичные умонастроения большинства оставшихся на оккупированной территории бойцов и командиров РККА.

«Кустарничество, анархия, отсутствие целеустремленности в борьбе преобладало. Партизаны вступали в бой по преимуществу только тогда, когда противник приходил на базу и навязывал этот бой»[71 - НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 185. Л. 342.], – такую характеристику партизанскому движению на этом этапе дает Пыжиков.

Зима 1941 – 1942 г. г. явилась для подобных групп одним из самых серьезных испытаний. Вот как описывает ситуацию Григорий Линьков, зимовавший с небольшим отрядом в лесах на границе Лепельского и Холопеничского районов:

«С наступлением тепла «вытаяли» из-под снега такие партизанские группы, которые перезимовали в лесу, не обнаруживая никаких признаков жизни и не имея связи с местным населением.

Одна такая группа из семи бойцов, попавших в окружение, всю зиму провела в Березинских болотах неподалеку от озера Палик. На небольшом холмике люди построили себе землянку, заготовили соли, мяса, муки, зерна, достали в деревушке ручную мельницу, сложили русскую печку и заперлись в землянке, как медведи в берлоге, на всю зиму.

Постов они не выставляли, караульной службы не несли. «Зато на ночь, – рассказывал потом один из этих зимовщиков, – изнутри закрывали землянку на надежный крюк»[72 - Линьков Г. М. Война в тылу врага – Саранск, 1962, с. 235.].

Одну из главных ролей (если не главную роль) в приобщении таких полупартизанских «ватаг» скрывавшихся в лесах красноармейцев к борьбе сыграли спецгруппы, заброшенные в район Палика из советского тыла. Поздней зимой 1941 – 1942 года сюда начали прибывать небольшие, но неплохо оснащенные и подготовленные отряды, создаваемые 4-м отделом (с 18 января 1942 года – 4-е Управление[73 - Боярский В. И. Партизаны и армия. История утерянных возможностей – Минск – Москва, 2001, с. 74.]) НКВД СССР, перед которыми в качестве одной из основных ставилась задача организации партизанского движения в регионе. Одна из таких групп – отряд «Победа» под руководством лейтенанта Кузина – 22 января 1942 пересекла линию фронта и на лыжах выдвинулась в Борисовский район. Это подразделение насчитывало всего 36 человек, однако Иван Матвеевич Кузин сумел отыскать в лесах Бегомльского, Холопеничского и Борисовского районов несколько перезимовавших групп окруженцев и по своему каналу связи зарегистрировать их в Москве в качестве партизанских отрядов.

Далеко не все группы «окруженцев» были позитивно настроены к вовлечению их в реальное противостояние с противником. В лесах Палика (как, наверное, и повсеместно) скитались, в том числе и откровенно бандитские группы мародеров из числа попавших в окружение или бежавших из плена красноармейцев. Стоявший во главе диверсионно-разведывательного отряда лейтенант Кузин не имел особых возможностей для выяснения подноготной истории скрывавшихся на Палике групп окруженцев. В качестве партизанских, надо полагать, он регистрировал всех. Стать на учет отказывались немногие, поскольку командиры присланных из-за линии фронта отрядов имели соответствующие полномочия – вплоть до расстрела «анархиствующих атаманов с бандитскими наклонностями», по образному выражению Станислава Ваупшасова, прибывшего в Борисовскую зону чуть позже Кузина с аналогичной миссией. Рядовых участников таких мародерствовавших групп распределяли по здоровым отрядам[74 - Ваупшасов С. А. На тревожных перекрестках. Записки чекиста – Москва, 1974, с. 247 – 249.].

К середине лета 1942 года под управлением Ивана Кузина находились, вероятно, все партизанские силы Бегомльского района. В оперативной сводке Северо-Западной группы ЦК КП (б) Б (до 9 сентября 1942 года выполняла по сути функции Белорусского штаба партизанского движения), подготовленной 10 августа для СНК БССР, говорится, что под его началом числилось три отряда: собственно, группа Кузина (отряд «Победа»), выросшая до 80 человек, а также отряды Дьякова (47 человек) и Бычкова (69 человек)[75 - НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 78, Л. 26.], оба из числа зазимовавших в Бегомльском районе окруженцев. В их создании принимал участие бывший третий секретарь Бегомльского райкома Степан Манкович, оставленный летом 1941 года в тылу противника для организации сопротивления. Манкович, собственно, и отыскал весной 1942 года группу Кузина, что во многом и предопределило ход дальнейших событий.