Старик. Документальная повесть

Еще несколько небольших отрядов, сохраняя большую самостоятельность, находились под влиянием лейтенанта Кузина и располагались неподалеку от его лагеря. В их числе назовем базировавшийся в лесу у деревни Горелый Луг отряд Михаила Джагарова и стоявший у Савского Бора отряд Алексея Дрантусова[76 - Джагаров М. М. Костры партизанские – Минск, 1970, с. 85.]. Отряд Джагарова (его самоназванием долгое время было «Белоболотники» – по наименованию места работы его организаторов, расположенного на Белом болоте торф завода «Красный Октябрь») также был создан при непосредственном участии лейтенанта Кузина, присутствовавшего на его организационном собрании в деревне Пустой Мстиж в апреле 1942 года[77 - НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 174, Л. 79].

Начало второму из упомянутых отрядов было положено в начале лета жителями деревни Савский Бор братьями Кузьмой и Иваном Автушко, а также их шурином Иваном Янковским. С присоединением к ним нескольких окруженцев во главе с лейтенантом Дрантусовым Алексеем Ивановичем их группа также была учтена Кузиным в качестве партизанского отряда.

Это были крохотные партизанские формирования, что в значительной степени ограничивало их возможности в самостоятельных действиях. И Джагаров, и Дрантусов свои вылазки старались проводить совместно с диверсантами Кузина[78 - НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 174, Л. 79], и это естественным образом ставило их в зависимое от него положение.

Из числа зимовавших в землянках на Палике окруженцев и бежавших из плена красноармейцев следует упомянуть группы Николая Балана и Сергея Долганова. Их также обнаружил в лесах Березинского заповедника Иван Кузин[79 - НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 167, Л. 264.]. Он же помог этим группам стать на ноги после трудной зимовки.

Вот с этими партизанскими силами и планировал увязать свои действия отступающий на Палик с остатками своего отряда Старик. Что он подразумевал под словами «увязать действия» остается только догадываться, поскольку Кузина и подчиненных ему отрядов здесь он уже не застал.

В конце июня 1942 года Иван Кузин собрал в своем лагере совещание. На нем присутствовали командиры и комиссары всех созданных при его участии отрядов, в том числе Манкович с Дьяковым, Балан с Мормулевым, Дрантусов, Бычков, Джагаров, а также Сергей Долганов.

Как утверждает участвовавший в этом совещании Михаил Джагаров, Кузин сообщил собравшимся, что он получил шифровку из Москвы с приказом вывести часть отрядов Бегомльского и Борисовского районов за линию фронта (оставив на местах небольшие группы по 10 – 15 человек). Из числа присутствовавших на совещании лишь Степан Манкович и Сергей Долганов высказали сомнение в целесообразности такой акции. Остальные партизанские командиры даже с некоторым энтузиазмом восприняли предложение Кузина[80 - Джагаров М. М. Костры партизанские – Минск, 1970, с. 82.].

Большинство представленных на совещании отрядов были созданы и состояли в основном из бойцов Красной Армии, попавших в окружение или в плен еще летом 1941 года, которые считали за благо выйти в тыл, присоединиться к Красной армии и продолжить борьбу на фронте.

В этой связи Василий Семенович Пыжиков (Старик) сетовал, что идея выхода за линию фронта была весьма распространена среди партизан летом 1942 года, и это негативно сказывалось на моральном духе всех отрядов, стоявших в лесах по обоим берегам Березины[81 - НАРБ, Ф.1450, Оп. 4, Д. 219, Л. 2.]. Шок, полученный во время трудной зимовки 1941—1942 годов на Домжерицких и Березинских болотах, был, вероятно, настолько велик, что делал весьма привлекательной идею выхода в советский тыл.

Для перехода Кузин подчинил себе практически все партизанские группы Бегомльского района. В конце июня 1942 года он двинулся к Суражским воротам. В пути следования Кузин провел несколько боев, но эти столкновения, вероятно, носили случайный характер[82 - НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 175, Л.13.] и не имели большого значения, ни для партизан – поскольку не причинили врагу особого урона, ни для противника – по той же причине.

В лагере Кузина оставался лишь Степан Манкович, дожидавшийся с небольшой группой бойцов возвращения основных сил, которые во главе с командиром отряда Романом Дьяковым проводили заготовки продовольствия в Вилейской области. Уже после войны в письме к Ивану Титкову Манкович писал буквально следующее: «Да будет тебе известно, что я сам вместе с Дьяковым, когда Кузин из … [других] отрядов формировал бригаду для выхода за линию фронта, едва не ушел туда вместе с ним в июле 1942 года. Не ушли мы вместе с Кузиным только потому, что половина нашего отряда находилась в Западной Белоруссии на операциях…»[83 - НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 167, Л. 266.].

Именно в это время Старик и привел остатки своего отряда на Палик. Он предложил Дьякову и Манковичу «под их партийную и государственную ответственность» базу на озере Палик не оставлять. К этому времени, кстати, ими было получено письмо от Минского обкома партии (легального, находившегося в советском тылу) на имя Кузина, в котором сообщалось о скором прибытии на Палик тройки Минского обкома, на которую возлагалось руководство партизанским движением всего этого региона. Вероятнее всего, в этом сообщении речь шла о подпольном межрайонном партийном центре Борисовской зоны, который будет создан в августе месяце и прибудет на Палик в начале октября 1942 года. Своим уходом отряд Дьякова обнажал базу, делал ее, а, следовательно, и межрайпартцентр, доступными для карателей, Старик же был не в состоянии своим крохотным отрядом закрыть подступы в лесной массив озера Палик[84 - НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 219, Л. 1 – 3.].

Не взирая на эти вполне резонные доводы, Роман Дьяков и Степан Манкович оставили базу и ушли на восток догонять Кузина.

Позже участники организованного Кузиным рейда высказывали мнение, что тот шифровки из Москвы о выводе партизанских отрядов на большую землю не получал и допустил самоуправство. Степан Манкович в этой связи даже утверждал в письме к Титкову, что Кузин «… за вывод партизан сужден и отправлен в штрафной батальон[85 - НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 167, Л. 266.]», что, впрочем, не подтверждается другими источниками.

Глава 4. Дядя Коля и Дядя Вася

После ухода Ивана Кузина за линию фронта на Палике оставались совсем небольшие партизанские силы. По официальным данным с Кузиным ушло шесть отрядов, 294 человека[86 - Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941 – июль 1944) – Минск, 1983, с. 457.], Василий Пыжиков говорит даже о 336 покинувших зону бойцах[87 - НАРБ, Ф.1450, Оп. 4, Д. 219, Л. 1 – 3.]. Так или иначе, после этого демарша на восточном берегу Березины, помимо Старика, партизан вовсе не оставалось.

На западном (правом) берегу Березины дела обстояли несколько лучше. Весной 1942 года, чуть позже Кузина, из-за линии фронта сюда прибыла еще одна группа, созданная по линии НКВД СССР. Ее привел в Борисовский район сержант госбезопасности (соответствовало армейскому званию лейтенант) Петр Лопатин. В свое время он командовал отделением, а затем и взводом у Дмитрия Медведева (отряд «Митя»), действовавшего зимой 1941 – 1942 годов в немецком тылу на территории Могилевской, Смоленской и Орловской областей. После возвращения отряда Медведева за линию фронта Лопатин получил уже самостоятельное задание. Его группа («Бывалые») насчитывала всего 21 бойца, но в большинстве состояла из опытных Медведевцев, в основном – как и сам Лопатин – из бывших работников Минского железнодорожного узла[88 - НАРБ, Ф.1450, Оп. 4, Д. 169, Л. 256]. Дело в том, что Петр Лопатин в период службы в НКВД (1934 – 1935 гг.) первичной парторганизацией при отделе связи НКВД г. Минска был исключен из рядов ВКП (б), что, вероятно, повлекло за собой и увольнение из органов. Поводом для неприятностей послужил довольно-таки неординарный проступок: чтобы скрыть родственные связи с братом, который на родине (село Излегоще Липецкой области) «был обложен индивидуально» (то есть, имел зажиточное хозяйство, которое подлежало повышенному налогообложению), Петр Лопатин в партийном билете исправил свою фамилию[89 - НАРБ, Ф. 4п, Оп. 33а, Д. 268, Л. 82].

С момента увольнения (с мая 1935 года) он работал на станции Минск-пассажирский проводником вагонов, а позже возглавлял бригаду проводников на международных направлениях. С началом войны был возвращен в систему НКВД и вместе с несколькими сослуживцами-железнодорожниками проходил службу в Отдельной мотострелковой дивизии особого назначения имени Дзержинского, сперва, как мы уже говорили, под началом Медведева, а затем во главе самостоятельной группы[90 - Борисовская центральная библиотека имени Колодеева. Электронный ресурс. Режим доступа: http://www.borlib.by/ru/107-kraevedenie/339-kalendar-pamyatnykh-i-znamenatelnykh-dat-borisovshchiny-2017-god?highlight=YToxOntpOjA7czoxNDoi0LvQvtC/0LDRgtC40L0iO30= Дата доступа: 26.02.2018]. Из Москвы его группа выехала 17 марта 1942 г., линию фронта перешла через Суражские ворота в районе Торопца и 12 мая Лопатин без потерь довел ее до Паликовского леса, где и разбил лагерь недалеко от деревни Уборок, на берегу впадающей в Березину реки Мрай[91 - НАРБ, Ф.1450, Оп. 4, Д. 169, Л. 256].

Рядом с ним дислоцировались несколько таких же крохотных партизанских отрядов, с некоторыми из которых нам необходимо познакомиться поближе.

Незадолго до прибытия группы Лопатина Иван Кузин отправил сержанта госбезопасности Верховодко Спиридона Викентьевича из отряда Николая Балана в район озера Палик для организации там партизанского отряда. 4 апреля из Боровлян и Заосино Верховодко вывел 7 человек военнопленных, что, собственно, и послужило началом формирования партизанского отряда, называвшегося на первых порах отрядом Верховодко, а позднее – имени Сталина[92 - НАРБ, Ф. 1405, Оп. 1, Д. 765, Л. 1.].

Чуть позже, в ночь на 23 апреля 1942 г. из деревни Замошье Бегомльского района местный учитель Жуковский Яков Яковлевич вывел в лес такую же небольшую группу (10 человек). К 1 мая в ее состав входило уже 20 вооруженных бойцов. Так было заложена основа будущего отряда имени Чапаева[93 - НАРБ, Ф. 1405, Оп. 1, Д. 768, Л. 1.].

Летом 1942 года неподалеку от мест базирования этих отрядов появилось (в некоторой степени даже случайно) еще два партизанских формирования – группа Анатолия Томашевича и прибывший из советского тыла отряд «Буря» – Лопатин отсоветовал его руководству продолжать рейд вглубь Борисовского района[94 - НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 169, Л. 38] и, как тогда говорили, «задержал» отряд на своей территории. Что касается Томашевича, то изначально его бойцы входили в состав отряда Николая Балана, но отделились от него в июле месяце, не пожелав присоединяться к Кузину для выхода в советский тыл. Эта группа состояла в основном из жителей Бегомльского и Борисовского районов. Возглавивший ее старшина Анатолий Томашевич также был местным уроженцем, и по не подтвержденным сведениям до войны работал секретарем суда в Зембине[95 - НАРБ, Ф.1450, Оп. 4, Д. 219, Л. 42 – 43.]. В отличие от диверсантов Кузина или бойцов-окруженцев Балана, члены этой группы не испытывали особой тяги к эвакуации на восток. Из донесения, посланного Томашевичем в Москву со связником ЦК КП (б) Б 27 июля 1942 года, явствует, что под его началом в немецком тылу осталась большая часть бойцов Балана – 40 человек из 78, числившихся до того в отряде. На вооружении имелись винтовки и 5 ручных пулеметов, однако ощущался острый недостаток боеприпасов, особенно к трофейным французским винтовкам.

Оставшись на Палике, отряд Томашевича, как и другие упомянутые выше отряды, попал под влияние и опеку Петра Лопатина.

В это же время много западнее Палика, уже в Логойском районе проявили себя еще несколько партизанских отрядов, которым предстояло сыграть свою роль в дальнейших событиях. История их возникновения уходит своими корнями в осень 1941 года, когда тысячи красноармейцев и их командиров из разбитых частей Красной Армии определялись с дальнейшей своей судьбой. Среди них была небольшая группа из числа комсостава РККА, которая, попав в окружение, «… в плен не пошла, осталась в Логойском районе[96 - Мiнскае антыфашысцкае падполле – Минск, 1995, стар. 13 – 14.]» и скрывалась в лесу в районе деревни Кондратовичи. Старшим по званию среди них был майор Воронянский, он же и подчинил себе 11 июля 1941 года этих людей. 25 сентября он провел с ними собрание, на котором было принято решение за линию фронта не выходить, а начать подготовку к созданию партизанского отряда[97 - НАРБ, Ф. 1405, Оп. 1, Д. 843, Л. 2.].

Впрочем, в состав группы входило лишь 11 человек и нет никаких оснований полагать, что она имела в это время какие-либо возможности для увеличения своей численности. Получалось, что без внешней помощи Воронянскому было не обойтись. Учитывая это, он уже в начале осени начал искать поддержку у подпольщиков Минска.

Крупный город притягивал оказавшихся в окружении бойцов и командиров Красной Армии. Здесь проще было затеряться под видом горожан, получить медицинскую помощь и оформить поддельные документы. Военные лучше умели организовываться для оказания помощи товарищам по несчастью. Вероятно, не был случайным тот факт, что летом и ранней осенью 1941 года именно бывшие военнослужащие проявили себя в качестве наиболее активной части зарождавшегося в Минске сопротивления. Уже в сентябре месяце ими был создан Военный Совет партизанского движения (ВСПД), первая крупная подпольная организация в городе. Во главе ВСПД стоял интендант 3-го ранга (соответствует званию капитана) Иван Рогов, начальником штаба организации был Иван Белов. Важную роль в деятельности ВСПД играл также адъютант и заместитель Рогова Петр Антохин[98 - Надтачаев В. Н. Метаморфозы Минского антифашистского подполья // Беларуская думка. – 2013, №8, с. 90.].

Первоначально цель своей деятельности Военный Совет ограничивал помощью скрывавшимся в Минске окруженцам и бежавшим из лагерей военнопленным. При содействии горожан ВСПД обеспечивал их документами, гражданской одеждой, продовольственными карточками и иными атрибутами, позволявшими легализовать их пребывание в городе под видом гражданских лиц. На конспиративной квартире Военного Совета, которая располагалась в районе товарной станции, нуждающихся обеспечивали документами с фотокарточками. В Совете работал хороший фотограф, документы для военнопленных оформлялись в течение получаса, после чего их устраивали на работу в городе или его окрестностях[99 - НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 237, Л. 124].

Второй секретарь ЦК компартии Белоруссии тех лет Петр Калинин полагал, что Военный Совет стремился создать из числа оказавшихся в Минске командиров Красной Армии специальное подразделение, вывести его из города и прорваться на восток, через линию фронта[100 - Калинин П. З. Партизанская республика – Москва, 1964, с. 21.]. Если такая цель и ставилась Роговым перед своей организацией, то с течением времени она естественным образом трансформировалась в более реалистичную в тех условиях концепцию. Вплоть до момента своего разгрома в марте 1942 года ВСПД занимался главным образом организацией партизанских групп из числа военнослужащих, их экипировкой, вооружением и выводом в окрестные леса.

Как видим, интересы Василия Воронянского и организации Ивана Рогова полностью совпадали, им оставалось только найти друг друга. Сразу выйти на Военный Совет, однако, группе Воронянского не удалось. В сентябре 1941 года под видом крестьянина Минск несколько раз посетил его ближайший помощник старший политрук Александр Макаренко. Его контакты с различными подпольными группами (и, в частности, с группой Федора Кузнецова из железнодорожного депо[101 - Мiнскае антыфашысцкае падполле. / Аyт. – уклад. Я.І.Бараноyскi, Г. Дз. Кнацько, М.М.Антановiч i iнш. Рэдкаклегiя: Я. І. Бараноyскi i iнш—Мн., 1995, с. 13 – 14.]) привели в конечном итоге к знакомству с руководством Военного Совета[102 - НАРБ, Ф. 1405, Оп. 1, Д. 843, Л. 5.].

В ноябре месяце на квартире Владимира Омельянюка Иван Рогов созвал совещание руководителей небольших партизанских групп, созданных усилиями ВСПД. (По утверждению Ивана Тимчука – на тот момент одного из участников Минского подполья – встреча состоялась 5 декабря). На ней по приглашению руководства ВСПД присутствовал и майор Воронянский. На совещании было решено объединить под его командованием все действующие в северо-восточных окрестностях Минска группы. Комиссаром отряда Воронянского был назначен Александр Макаренко[103 - Тимчук И. М. Вместе с соратниками // Партийное подполье в Белоруссии, 1941 – 1944: Страницы воспоминаний. Минская область и Минск – Минск, 1984, с. 322].

Выводить людей в лес накануне зимы, однако, Воронянский не стал. Как это видно по дневнику боевых действий отряда, в декабре 1941 – январе 1942 гг. в его группе еще только велась «…работа по подготовке вывода…» будущих партизан (военнопленных и рабочих) из Минска в Логойский район[104 - НАРБ, Ф. 1405, Оп. 1, Д. 843, Л. 5].

В целом, к весне 1942 года в городе скопилось большое количество людей, желающих уйти в лес. В первых числах февраля Рогов поручил лейтенанту Анатолию Соколову и недавно бежавшему из немецкого лагеря майору Якову Чумакову вывести из Минска в район Старого Села (Заславльский район) группу в составе 30 человек. Отряду Соколова, однако, не суждено было состояться, его группа, вероятнее всего, была разгромлена, так как через неделю Соколов с Чумаковым вернулись в город без людей[105 - НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 168, Л. 26 – 27].

В конце февраля 1942 года, наконец, и Воронянский отдал приказ о выводе в лес первой части своего отряда – тридцати трем скрывавшимся в городе военнопленным под руководством лейтенанта Прочко. Чуть позже к ним присоединился Тимчук, а затем – еще одна группа минских подпольщиков[106 - НАРБ, Ф. 1405, Оп. 1, Д. 843, Л. 5 – 6]. 25 февраля по приказу Рогова в лагерь Воронянского прибыли с небольшой группой из 10 человек и Соколов с Чумаковым. Невзирая на имевшиеся претензии в связи с разгромом их Старосельского отряда, Воронянский назначил Соколова своим заместителем[107 - НАРБ, Ф. 1405, Оп. 1, Д. 843, Л. 7], а Якова Чумакова – командиром роты, а позже – начальником разведки отряда[108 - НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 168, Л. 27].

Практически одновременно с группой Василия Воронянского Военный Совет сформировал в Минске еще один отряд. Некоторая задержка с его выводом из города объяснялась отсутствием подходящей кандидатуры на должность командира. В конечном итоге выбор пал на капитана Осташенка (по другим данным Асташенка). В начале войны он был ранен, попал в плен, но бежал из лагеря и скрывался в Минске. К моменту знакомства с подпольщиками Осташенок выздоровел и готовился прорываться за линию фронта. Когда ему предложили возглавить готовый к выходу в лес отряд, он после некоторых размышлений дал на это свое согласие. В начале февраля отряд был благополучно выведен в Логойский район[109 - Григорьев К. Д. Коммунисты, вперед // Сквозь огонь и смерть: сборник воспоминаний об обороне Минска – Минск, 1970, с. 54.] и действовал «параллельно» с отрядом «Дяди Васи» (майора Воронянского).

А в апреле месяце отряд Осташенка был разгромлен. Судя по всему, немцы спланировали и провели операцию против «Дяди Васи». Как сообщает секретарь партбюро отряда Иван Тимчук, немцы блокировали подходы к деревням в местах базирования отряда и начали обстреливать лагерь Воронянского. Вырваться удалось лишь через 15 дней, форсировав залитый половодьем луг[110 - Тимчук И. М. Вместе с соратниками // Партийное подполье в Белоруссии, 1941 – 1944: Страницы воспоминаний. Минская область и Минск – Минск, 1984, с. 323.].

Базировавшийся неподалеку отряд Осташенка тоже попал под удар, возможно даже случайно. При передислокации в новый лагерь он попал в засаду и был рассеян. Командира в это время с отрядом не было – он ушел со своим адъютантом к новому месту расположения лагеря[111 - НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 169, Л. 33.]. Это вызвало определенного рода подозрения в отношении капитана Осташенка. Среди партизан Борисовской зоны зрело убеждение, что тот бросил свой попавший в ловушку отряд. По некоторым данным Иван Сацункевич, комиссар отряда «Разгром», обнаружил Осташенка уже в Червенском районе, арестовал его и отправил в группу Градова к Мельникову (группа Градова (Ваупшасова) – из 4-го управления НКВД, лейтенант госбезопасности Мельников – представитель этой группы, возглавлял в ней разведку и контрразведку – особый отдел), но Осташенок сбежал[112 - НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 219, Л. 27.]. Впрочем, подозрения в его адрес возникли уже после разгрома ВСПД, когда его руководство было обвинено в предательстве, следствием чего становилось поголовное недоверие к лицам, имевшим контакты с Военным Советом.

Выжившие партизаны Осташенка разошлись по деревням Логойского района, скрывались в лесах. Более настойчивые присоединялись к другим партизанским группам. Политрук Евгений Егоров увел семь человек из распавшегося отряда в восточную часть Логойского района и стал лагерем в лесу возле хутора Мыльница – это уже на границе со Смолевичским районом, чуть западнее Антополья, Лядов и Суток. Эта группа решила действовать самостоятельно, то есть создавать свой отряд.

Спустя несколько дней, 30 апреля к группе Егорова присоединился с несколькими своими товарищами Степан Харций. 85-я стрелковая дивизия, в которой он служил накануне войны, 28 июня 1941 года была разбита на реке Неман. С ее остатками Харций отходил на восток. 1 июля под Заславлем для выхода из окружения сформировалась небольшое полупартизанское соединение, почти полностью состоявшее из комсостава 85-й дивизии. Лейтенант Харций занял в ней должность начальника штаба. 17 июля около деревни Колодница Заславльского района по оплошности караула этот отряд был разгромлен, а сам Харций тяжело ранен в руку, в ногу и в висок. Командир отряда вынужден был оставить раненых в правлении колхоза деревни Колодница на попечение местных жителей.

Силой оружия оставшиеся заставили хозяина квартиры найти подводу и доставить их в больницу соседнего села Буцевичи. Ее главврач через посредничество немецкого доктора сумела достать для Степана Харция (как на гражданское лицо) пропуск в Минскую больницу. Там ему ампутировали руку и, как не имеющего документов, отправили в госпиталь для военнопленных, откуда, подлечившись, Харций сбежал. Несколько недель он бродил со случайными товарищами в окрестностях Минска. В Смолевичском районе их остановила полиция, которая «…приказала им остаться где-нибудь жить, не бродить, угрожая в противном случае расстрелом». В деревне Прилепы их приписали к колхозу им. Сталина как инвалидов[113 - НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 169, Л. 33].

В скором времени через местных жителей Харций узнал о существовании группы Воронянского. Перед Октябрьскими праздниками он ушел в Логойский район, разыскал ее, однако Воронянский отказал ему в просьбе и не взял в свой отряд. Причиной тому, вероятно, послужила инвалидность Харция; ему предложили создавать самостоятельную группу. Он вернулся в Прилепы, где и провел зиму. Здесь он в скором времени познакомился с Иосифом Будаевым и Петром Санковичем, которые создали в Прилепах подпольную организацию и имели тесную связь с минским подпольем[114 - НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 169, Л. 33]. Сам Будаев в это время проживал в Минске, но неоднократно посещал эту деревню. Во многом его усилиями в Прилепах была создана своего рода перевалочная база, через которую минские подпольщики отправляли людей в отряды, а идущие в Минск партизанские связные снабжались пропусками[115 - Памяць. Гiсторыка-дакументальныя хронiкi гарадоy i раёнаy Беларусi. Мiнск, Кнiга 4-я. – Мiнск, 2005, стар. 169.].

Становление отряда Евгения Егорова («Железцов», «Женя») проходило при явной поддержке этой подпольной группы. Насколько можно судить по Докладной записке Будаева, поданной им в Минский обком 7 декабря 1942 года, они пополняли группу за счет местной молодежи и приписанных к волости пленных, снабжали ее собранным в окрестностях Прилеп оружием, даже направляли в нее людей из Минска[116 - НАРБ, Ф. 1450, Оп. 2, Д. 1250, Л. 14.]. Вероятнее всего и Степан Харций влился в отряд Егорова при посредничестве Прилепских подпольщиков. Степан Харций в отряде занял должность заместителя командира, и только во время отсутствия последнего подменял его в должности[117 - НАРБ, Ф. 1450, оп.4, д.169, Л. 34].

Через некоторое время на отряд Егорова натолкнулась разведка «Дяди Коли» – такое название дал Лопатин отряду, выросшему из его группы («Бывалые»). Лопатин предложил Егорову «быть при „Дяде Коле“ параллельным отрядом», тот дал на это свое согласие и в конце июня передислоцировался в Борисовский район. К этому времени у него в отряде насчитывалось 45 человек[118 - НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 169, Л. 33 – 34.].

Зимовавшую на Палике группу Сергея Долганова в начале апреля 1942 года «обнаружил» в лесах Бегомльского района Градов (Станислав Ваупшасов), командир еще одной разведывательно-диверсионной группы («Местные»), с которой он прибыл в Борисовский район из-за линии фронта. 10 апреля в лагере Долганова Градов собрал обитавших в окрестностях окруженцев и объединил их в отряд «Борьба». Он по рации зарегистрировал этот отряд в Москве, Долганова назначил его командиром, а в качестве зоны для проведения боевых и хозяйственных операций определил ему Логойский и Плещеницкий районы[119 - Ваупшасов С. А. На тревожных перекрестках. Записки чекиста – Москва, 1974, с. 246 – 247.].

Возможно, такой расклад повлиял на решение Долганова, и он, тяготея к Ваупшасову, отказался от участия в затеянном Кузиным рейде за линию фронта. Вскоре после проведенного Кузиным совещания в июне 1942 года Долганов отвел свой отряд вслед за группой Градова в Плещеницкий район. Неподалеку – в Логойском районе – дислоцировался и Воронянский, первоначально его отряд так и называли – Логойским отрядом Дяди Васи. С момента регистрации в Москве все тем же Градовым (с 29 апреля 1942 г.) он получил название «Мститель». С тех пор отряды Воронянского и Долганова располагались по соседству и часто действовали совместно, отчитывались в своих действиях перед Градовым и по его рации посылали сводки в Москву[120 - НАРБ, Ф. 1450, Оп.4, Д. 168, Л. 56.].

Примерно 15 – 16 июля Воронянский и Долганов вместе с Ваупшасовым вели бой с немцами в районе деревни Валентиново, где была оборудована площадка для приема грузов, сбрасываемых на парашютах для спецгруппы Градова. Здесь отряды попали в окружение, но сумели прорвать блокаду. После этого, 17 июля 1942 года Ваупшасов ушел в Смолевичский район[121 - Ваупшасов С. А. На тревожных перекрестках. Записки чекиста – Москва, 1974, с. 277 – 286], а Воронянский с Долгановым отступили в Бегомльские леса, где, вероятно, пробыли весь август и большую часть сентября.

К концу лета 1942 года, таким образом, в Борисовской зоне располагалось несколько партизанских группировок, каждая из которых «тяготела» к своему лидеру.

Вытесненные из Логойского района отряды Воронянского и Долганова заняли лесной массив у озера Гнюта – на границе Бегомльского и Плещеницкого районов. Формально эти отряды («Мститель» – бывший «Дяди Васи» Василия Воронянского и «Борьба» Сергея Долганова) считались равноправными, однако, накануне своего отступления на юг Градов провел с их командованием совещание и фактически возложил на Воронянского исполнение своих обязанностей по руководству партизанами Логойского и Плещеницкого районов. Таким образом, Долганов оказался в неформальном подчинении у Дяди Васи[122 - НАРБ, Ф. 1450, Оп.4, Д. 168, Л. 56.].

Неподалеку располагалось еще два отряда. Евгений Егоров после передислокации в Борисовский район разбил свой лагерь в д. Сухой Остров, однако через 4 дня перевел свой отряд в Плещеницкий район, к деревне Горелый Луг; неподалеку стоял и Яков Жуковский[123 - НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 169, Л. 33 – 34.]. Некогда в этих местах располагался лагерь «Белоболотников», но, как нам известно, в июле месяце они ушли вместе с Кузиным за линию фронта. Восточнее, но еще на правобережье Березины, стояло еще несколько партизанских отрядов. В урочище Остров Багун (чуть западнее озера Палик и севернее деревни Селец) базировался отряд Спиридона Верховодко[124 - НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 169, Л. 231.]. Отряд Буря с 30 июля строил землянки и оборудовал свой лагерь на острове недалеко от отрядов «Дяди Коли» и Верховодки[125 - НАРБ, Ф. 1450, Оп. 4, Д. 169, Л. 8.]. Отряд Анатолия Томашевича базировался рядом с «Дядей Колей» – в лесу возле деревни Уборок.

Сохраняя формальную независимость, эти отряды находились под влиянием Петра Лопатина – поддерживали по его радиостанции связь с Москвой, проводили совместно с его отрядом и под его руководством отдельные операции.

На левобережье Березины, на хуторе Старина располагалась база Старика. Его отряд выглядел довольно блекло даже на фоне тяготевших к Лопатину незначительных партизанских формирований (напомним, что на Палик Владимиров привел всего лишь 18 человек), однако, на наш взгляд, не могло быть и речи, чтобы Старик стал действовать «под общим руководством» Дяди Коли – в большинстве известных нам случаев подобное сотрудничество заканчивалось тем, что неформальный лидер подчинял попавших под его влияние менее самостоятельных командиров. В случае со Стариком это едва ли могло произойти. Он прибыл из-за линии фронта по направлению ЦК КП (б) Б для организации партизанского движения в Борисовской зоне и это уравнивало его в правах с Петром Лопатиным. Более того, наличие такого преимущества превращало Старика в одно из главных действующих лиц на Палике – даже независимо от его личностных качеств и талантов. Впрочем, и в этом отношении у него все было в порядке. Василий Пыжиков был сильным лидером, пожалуй, даже более сильным, чем Лопатин и в назревавших на Палике переменах (объединении крохотных партизанских групп и отрядов в бригады под единым руководством) он не стал бы играть подчиненную роль.