Бухта половины Луны

Я растянулся на берегу под пальмами в жарких душных рыжих сумерках. Накатом шумел прибой. Над горизонтом мелькнула падающая звёзда. Где-то на веранде зазвенела гитара. Донеслось тихое пение. Забренчали кастаньеты. Ветерок донёс аромат пинаколады. Печальный голос нежно выводил «Гуантанамеру». Я закрыл глаза и провалился в зыбкую дремоту.

Глава 15. Майами – Нэйплс

– Какой мудак поставил сюда коробки? – раздалось откуда-то сверху.

Донёсся грохот пустых бутылок и проклятья упавшего тела.

– Ты сам сюда их и поставил, – усмиряюще пропел голосок.

– Знаю!

Солнце из иллюминатора било по закрытым глазам. Иной раз просыпаешься за секунду до будильника. Бывает ведь такое, верно? Раздаётся сигнал, а ты уже вроде и не спишь. Проснулся на мгновение раньше… или это только так кажется?

Раздался сигнал, а я уже вроде и не спал… или это всё-таки голоса разбудили?

Шум на палубе стих. Я пошевелился, в ногах с тумбочки с шумом повалились пивные банки. Лодку качнуло. Кишки сжались, вестибулярный аппарат тревожно напомнил о вчерашнем выпитом. Я приоткрыл глаза и посмотрел в просвет – там виднелись две пары ног. Откинулся на подушку, глаза слиплись обратно.

Вернуться в сон. Задержаться ненадолго в дымке сновидения. Я задышал опять глубоко. Снилось ведь что-то приятное. Попытался вспомнить, что снилось. Не смог. Уже улетучилось, словно кто-то вытолкнул наружу, захлопнув дверь. Рассыпался от громких стуков хрупкий мирок. Разлетелся на осколки. Белое безмолвие. Постепенно вновь зарождаешься из него. Выскальзываешь, окончательно пробуждаясь. Приобретаешь трёхмерные очертания. Нанизываешь на себя реальность. Вываливаешься в бренный мир, в котором всё громче стучат двери и гремят голоса:

– Паола, детка, сделай завтрак!

Захлопали крышки ящиков. Я разлепил глаза снова. Дощатую переборку, усеянную грудастыми блондинками, освещало утреннее солнце. Со старых обложек шведского «Плейбоя» игриво пялились красотки. В Майами я прибыл заполночь.

«Океанский лайнер – белоснежный красавец примет на борт постояльцев. Оплата посуточно!» – снабдил меня телефоном Крейгз-лист.

Фотографии отсутствовали, но цена устраивала. Через десять минут я уже подкатил к причалам Саут-Бич. Марина ярко освещалась фонарями. У пирсов яхт-клуба встретил заросший щетиной швед:

– Все тут зовут меня Свен. Вообще-то, я – Свендсон.

Он тут же посулил мне столбняк и обморок от одного только вида «белоснежного красавца», не преминув заодно поинтересоваться и задатком. Мясистый сизый нос выдавал в нём преданного любителя пивных пинт и чего покрепче.

Он махнул рукой, и мы двинули. Вдоль пирса с двух сторон плотно теснились околицей прогулочные катера и фешенебельные яхты.

– В самом конце, – горделиво хвастанул он, ткнув пальцем.

Я с восторгом оценил. Двухпалубный великан с широкой косой кормой и антеннами. Шик и роскошь. Оно того стоило!

Но рядом с ним мы почему-то не остановились и, сделав пару шагов, обнаружили сразу за ним погружённого во тьму сутуловатого убогого пигмея.

Меня охватил лёгкий ступор и нерешительность возле подгнившей доски, перекинутой на борт ржавой архаичной посудины. Гнилое корыто с деревянной надстройкой жалобно поскрипывало на измочаленных кранцах, словно при последнем издыхании. Швартовые концы, казалось, удерживали «океанский лайнер» от моментального затопления.

Свен с энтузиазмом пихнул в бок:

– Пропустим по стаканчику. Скоро Хэллоуин!

Я с опаской ступил на трап.

Впрочем, после небольшой экскурсии по всем помещениям, оказалось, что всё не так уж и плохо. Жить здесь вполне было можно. Мотор старый волк наверняка уже давно продал на запчасти, но кухонька с фильтром для воды была. Был и душ с гальюном. Имелся генератор, рабочие аккумуляторы, розетки. Стиральная машинка. Холодильник. Микроволновка. Старый голландский двухмачтовый мотосейлер был неплохо оснащён. Хоть завтра в кругосветку. Автопилот в кокпите. Рация. Навигатор. Поблёскивал латунный секстант.

На столе тут же появилась выпивка и закуска. Из глубины кают доносилось сдавленное похрапывание. «Главное – не разбудить Паолу!». Мы перешли на полушёпот.

После пары рюмок выяснилось, что швед полжизни отходил механиком на контейнеровозах под флагом родного отечества. Вышел на пенсию, продал дом в Гетеборге и перебрался через Атлантику на тропический юг. Сбылась мечта – гипсокартонный домик с патио недалеко от пляжа. Остальное вложил в этот лихой крейсер. В каюте посапывала пуэрториканка, которую он подобрал на Барбадосе. Через час я отправился спать, оставив его с недопитой бутылкой.

И вот с утра пораньше скрипели двери и шумели голоса.

Один из них вдруг зашёлся в сухом кашле. Звук был немного странный. Второй голос вдруг захлебнулся и подхватил тоже. Они по очереди стали кашлять, отхаркивая, и потом оба жутко проблевались. Сразу после этого они стали кашлять гораздо сильнее и чаще. Это было удивительно. Как будто кто-то включил монотонный технорейв. Я насторожился – что за дискотека?

Звук стал нарастать, а такты повторяться чаще. Господи, неужели это всё-таки двигатель… Мы взлетим на воздух?!

Всё вокруг содрогнулось и завибрировало. Движок, застонав, чахоточно прочистил глотку и занялся в полную силу. Вся посудина задрожала и заходила ходуном, с полки посыпались инструменты. Я бросился наверх.

Мы уже не были привязаны. На корме со швартовыми в руках возвышалась коренастая мулатка. Из недр лодки раздавался адский грохот. Натужно дёрнулся гребной винт. Пока я сквозь нагромождение ящиков выбирался, мы уже стали удаляться от берега. Труба плевалась чёрным дымком. Пузырился пенный кильватер. На мостике под дырявым ветхим тентом, перекладывая потемневшие балясины треснувшего штурвала, гоготал старина Свендсон:

– Держи штаны, Робинзон! Мы отправляемся на рыбалку. Паола, тащи напитки!

Я припомнил сочившиеся влагой балки в нижнем трюме и тоскливо поглядел на удалявшийся берег. Какая может быть рыбалка? Вся рыба бросится наутёк в радиусе пары миль при нашем приближении.

Паола оказалась короткостриженной покладистой сеньоритой неопределённого возраста с татуированными плечами. Она сварила кофе, наколола лёд в ящик с пивом, и принялась готовить снасти и наживку.

На выходе из бухты болтался знак: «Конец всех ограничений по скорости». Покачивались ржавые покрытые потемневшей ракушкой бакены. В разводах птичьего помёта торчали из воды набухшие деревянные сваи. На них, вяло покрикивая, топтались тёмные крачки. Сонно поводя клювом, в сторонке одиноко дремал бурый пеликан.

На открытой воде сразу занялся крепкий ветерок. Кэп, заложив лево руля, взял курс на север вдоль банок Майами-Бич. Поднимаясь на ветер, пошли вдоль пляжей Сёрф-Сайд и Санни-Айлс. Стало припекать.

Под скрип такелажа Свен, словно лозоходец, вынюхивал фартовое местечко. Наконец, его проняла внезапная чуйка и, схватив спиннинги, мы начали охоту. У всех, кроме меня, пошёл бурный поклёв. Скоро в пластиковых тазах появилась кое-какая рыбёшка. Чайки, взволнованно горланя, со всех сторон заторопились к месту нашей дислокации.

Через полчаса в двух метрах от кормы под натянутым спиннингом Паолы взбило пену какое-то морское чудовище. Она принялась крутить катушку что есть сил, подтаскивая монстра поближе. Чудище металось, зигзагами пересекая след винта. Свен хищнически затаился и ткнул длинным гарпуном, когда туша замелькала уже совсем рядом. Разметая брызги, они втащили на палубу бьющего хвостом бледно-голубого полосатого тунца.

Я сосредоточенно выжидал свой шанс, продёргивая леску, но из морских глубин не спешили появляться ни груперы, ни локусы, и голубая макрель не шла на мой зов. Утолив азартную страсть, Свен повернул обратно. Паола поволокла улов на кухню.

Слепящие солнечные блики прыгали на волнах. Пассат стих. На горизонте пару раз промелькнула стайка дельфинов. Над головой повисла девственно-чистая синяя гуашь.

На входе в залив происходило бурное движение. В океан шли гоночные яхты. Сновали прогулочные шверботы. Оглашая акваторию трубным зовом, катил на выход круизный лайнер. На палубах толпились отдыхающие. Одномоторная Цесна тянула в небе над пляжами жёлтый хвост: «Дебби, выходи за меня!».

– Танго-Папа-Виски! – орал Свен в рацию чей-то позывной. – Смотри не утопи девочек, сукин сын! – подзадоривал он. – К вечеру обещают сильный шторм!

Наконец, мы подошли к причалу. Произошла сцена прощания, сопровождаемая похлопываниями, обниманиями и обоюдными обещаниями непременно писать и обязательно звонить. Подхватив рюкзак, я побрёл к парковке. Болтанка не прекратилась сразу. Асфальт под ногами то угрожающе поднимался, то норовил пнуть сзади. Скособочась, я семенил то одним, то другим боком, пока, наконец, не забрался в машину.

Майами-Бич бурлил праздными толпами. Вдоль Оушен-стрит сновали многочисленные отдыхающие. В даунтауне, несмотря на дикую жару, из офисов выскакивали люди в свитерах под горло – весь день они морозились под ледяными кондиционерами. Покружив средь набережных, я вырулил из города и направился на юг, в сторону цепочки Флорида-Кис.

Шоссе номер один – хайвэй над океаном протянулся косой дугой сквозь лазоревые рифы на юг. Замелькали растрёпанные влажные коралловые островки: Айламорада. Матекамба. Шугар-Лаф.

Наконец, дорога упёрлась в тихий портовый городок. Я вышел на набережную. Ки-Вест. Дальше ехать некуда. Бросив машину, отправился бесцельно слоняться по острову.

В порту торчали исполинские лайнеры. Вдоль отмелей сновали катера и джеты. На открытой веранде играл кубинский оркестрик. В шезлонгах нежились тела. Ароматы пряных стейков витали повсюду. Пора было перекусить.

«Грязный Джо» – любимый бар старины Хэма был почти пуст. В углу хохотала компания студенток. Все дружно поздравляли с чем-то брюнетку с золотой короной.

В конце длинной стойки здоровяк с пивным забродившим пузиком, обмахивая себя веером из разноцветных лотерейных билетов, сосредоточенно пялился в телевизор под потолком. Бармен, намывая стаканы, тоже поглядывал на экран. Прошла реклама, началось лотерейное шоу.