Траектории СПИДа. Книга третья. Александра

Я вспоминаю, как происходили заседания исполкома в Ставрополе. Товарищ Таранов, председатель Ставропольского крайисполкома, здесь присутствует. Сидит, бывало, за председательским столом, а я – рядом. И он всё поглядывает на меня: начинать ему заседание или не начинать, ждёт, что я скажу. Два руководителя сегодня в исполкоме, а делу от этого только вред. И получается, что исполком усиливает свой авторитет за счёт присутствия в нём члена ЦК, первого секретаря крайкома. А Совет – это уже так, как свадьба с генералом. Поэтому нужен, товарищи, большой поворот.

Но, подумал я, почему же товарищей что-то беспокоит? Наверное, существует критическое отношение, недоверие к деятельности некоторых секретарей партийных комитетов. И люди боятся: а не будет ли создана ситуация ещё хуже, если этот человек станет возглавлять еще и Совет? Но ведь в данном случае секретарь партийного комитета будет прямо связан с депутатами, с самим Советом. И главное – он будет под контролем народа. Более того, если Совет его не изберёт, то его судьба и как партийного секретаря, наверное, предрешена. Если посланцы трудящихся в Совете не доверят секретарю быть председателем Совета, тогда вряд ли он может быть и секретарём. Партийный комитет тогда должен сделать соответствующие выводы. То есть, понимаете, усиливается народный контроль над партийным комитетом через механизм Советов.

Такая мера даст нам возможность активно повести политическую реформу, поддержать Советы и вместе с тем сохранить направляющую роль партии в Совете.

Я прямо скажу: если бы делегаты конференции настаивали на том, чтобы не принимать это предложение, я бы без такого пункта не мог бы голосовать за данную резолюцию. Потому что я убежден: реформа не пойдет без решения этого вопроса.

Ну, стали судить да рядить по этому вопросу. Не всем это понравилось. Не всем было понятно. Некоторые, те, что подальновиднее, испугались, так как заметили, что последнее время, что ни делается, то всё к худшему. Вот и ректор авиационного института из Уфы высказался в этом духе:

– Мы этот вопрос (о совмещении должностей) обсуждали в делегации и после серьёзных дискуссий пришли к выводу решительно поддержать предложение Михаила Сергеевича Горбачёва. Учтём, что это предложение сформулировано не автономно, оно в "пакете" всей реформы политической системы. Отрывать его от других мер по демократизации общества – значит сильно деформировать целостное представление о реформе, о реорганизации политической системы. Это мой первый тезис.

Второе соображение. Мы – партия руководящая, мы этого и не скрываем. Странно было бы скрывать. Но мы договорились о том, чтобы разделить, разграничить функции партийных органов от советских и хозяйственных органов. Мы говорим: "Партия должна влиять на деятельность Советов через коммунистов, там работающих". Но ведь эта формула может остаться декларацией, если не будет подкреплена организационно. И вхождение первого секретаря райкома, горкома и т. д. в Совет даёт такую организационную форму, как бы легализует то, что мы фактически признаём абсолютно необходимым, закрепляет это конституционно.

И я считаю, что мы решительно должны поддержать это предложение, которое является важной составной неотъемлемой частью реформы политической системы.

Высказывают опасения, не приведет ли это к какой-то избыточной концентрации власти? Но ведь гарантия против рецидивов культа не заключается только в такого рода установлениях, она зависит от уровня политического сознания коммунистов и всего народа. Мы по этому пути повышения уровня политической сознательности идём уверенно. В этом же первейшая гарантия.

Рвался, конечно, Горбачёв к абсолютной власти. И это становилось видно невооружённым глазом, но не всем в то время. От московской партийной организации поддержал предложение Шестопалов, сделав своё дополнение:

– Предлагаю этот пункт усилить. А именно производить выборы председателей Советов, Председателя Верховного Совета прямым тайным голосованием всего народа. Я считаю, что это привёдет, во-первых, к укреплению авторитета и роли партии, во-вторых, это даст руководителю возможность решительно и твёрдо проводить политику и, в-третьих, это даст народу гарантию политической стабильности.

Серьёзнейший читатель этих строк, это очень важно запомнить, что ответил Горбачёв, так как придётся нам вернуться к его словам очень скоро. А сказал он вот что:

– Этот вопрос обсуждался на заседании комиссии. Выступал, в частности, товарищ Колесников, директор Норильского горнометаллургического комбината, и тоже вносил предложение установить в стране президентский пост и избирать на него кандидата таким образом, как предлагает здесь товарищ Шестопалов. Комиссия обсуждала это предложение, и мы пришли к тому мнению, которое зафиксировано в резолюции, а именно: нам негоже отказываться от того, что рождено самой практикой нашей революционной борьбы. Советы рождены творчеством самого народа, связаны с именем Ленина. И не вина Советов, что они оказались в нынешнем положении. Вина – в другом, о чём мы с вами не раз в последнее время говорили, в том числе и на этой конференции. Но нет сомнения в том, что форма Советов позволяет по-настоящему реализовать потенциал социалистической демократии. Поэтому отказываться от советской формы, мы считаем, принципиально не следует. Это первое.

Второе. Нам кажется, что президентская форма правления в условиях нашего многонационального государства неприемлема и не вполне демократична, поскольку слишком большая власть сосредоточивается в руках одного человека. Нам лучше иметь Верховный Совет, который будет формироваться так, как мы задумали, – съездом Советов, где будут представлены все нации и народности, все общественные слои. Там будет решаться и вопрос о Председателе Верховного Совета.

Нужно признаться, что много вопросов было поднято на конференции. Действительно нигде до сих пор не возникал публично вопрос, например, о возможности добровольного выхода из партии, о демократичности выборов да и другие. Вопросы-то поднимались, им аплодировали, их поддерживали, с ними спорили, но как же они претворялись в жизнь?

Настенька жила в Москве и, значит, совсем недалеко от Кремлёвского Дворца Съездов, где заседала конференция, но о том, что там происходило, узнавала так же, как все, по газетам и с экрана телевизора. Первого июля она сидела вместе с папой и Верочкой у голубого экрана. Они пили чай и смотрели прямой репортаж с конференции. Делегаты обсуждали поправки к резолюции "О гласности".

Слово для поправки предоставили делегату из Тюменской области Ведерникову. И телевизор донёс слова предлагаемой поправки:

– Пункт пятый, строчка шестая. Записано: "Конференция считает недопустимым сдерживание критических выступлений прессы". Предлагаю поставить запятую и дописать: "как и опубликование необъективной информации, задевающей честь и достоинство гражданина"…

Он сказал ещё что-то, но его перебила Настенька:

– Папа, ты слышал? Наконец-то заговорили обо мне.

– Минутку, – остановил её Алексей Иванович, поднимая палец. – Слушай.

На предложение отвечал Горбачёв:

– Ну что же, эта тема звучала в выступлениях делегатов. Человека мы не должны унижать обидными эпитетами, недостоверными или ложными фактами. Предложение верное. Тут трудно с чем-то спорить.

– Вот то, что нам надо, – сказал Алексей Иванович, откидываясь в кресле. Хорошо, что я записываю всё на видик. Надо будет дать эти слова завтра Леониду Евгеньевичу. Может, они ему пригодятся в выступлении.

Судебное заседание по делу Настеньки было назначено на понедельник четвёртого июля. Стороны тщательно готовились. Понедельник наступил. В Москве стояла июльская жара.

Настенька пришла на суд в однотонном голубом костюме из лёгкой блузки и юбки. Никаких украшений девушка не надела, но сама блузка, застёгнутая до шеи, плотно обтягивающая девичью грудь и обрамлённая строгим белым воротником, как бы подчёркивающим высоту полных грудей, украшала Настеньку, а расклешённая юбка, доходящая до самых колен, придавала фигуре парадную строгость. Обычно рассыпанные по плечам волосы в этот раз были аккуратно подобраны и стянуты на затылке голубым ободком, позволяя концам волос пушистым веером расходиться на плечи. Настенька выглядела целомудренной красавицей. Ни яркой губной помады, ни чёрной туши, ни наклеенных ресниц, ни выщипанных бровей.

Внешнее спокойствие подсудимой, которое поразило пришедших на суд, объяснялось и тем, что она дала себе слово быть сильной, и тем, что ознакомилась с обвинительным заключением ещё до первого заседания, которое так удачно отменилось, и теперь знала его почти наизусть, не ожидая никаких сюрпризов со стороны прокурора. Её адвокат Леонид Евгеньевич всё это время с момента, когда включился в дело, куда-то исчезал, что-то искал, появляясь в доме Большого Ржевского переулка почти каждый вечер хоть не надолго, чтобы, всё так же барабаня пальцами правой руки по кругленькому животу, как-то странно посмеиваясь, сохраняя на лице серьёзность, узнать, что делала Настенька, спросить телефоны её подруг и сообщить, что в вопросе защиты всё обстоит просто отлично, хотя сложности, по его словам, ожидались немалые.

– Единственное, – говорил он, – очень прошу, Настенька, ни в коем случае не признавай себя виновной в убийстве. Это же просто смешно. Откуда ты знаешь, что ты его убила? Ты сбросила с себя насильника. Обычная самооборона. Более того, по материалам медицинской экспертизы парень скончался по пути в больницу скорой помощи, а перед этим в комнате, где он лежал, была драка. Тебе ведь не известно, что там произошло?

– Нет, конечно, – соглашалась Настенька, – я и узнала-то это от вас. А раньше действительно думала, что виновата в его смерти. Но ведь всё-таки я его сбросила на магнитофон?

– Тьфу ты, опять за рыбу грош! – возмущался Пермяков. – Впервые вижу, чтобы человек сам настаивал на своей вине. Ты защищалась – это главное. И не говори ты им о том, что спала с иностранцами. Никто же не зафиксировал там твои похождения. Ну, признайся, что зашла однажды за фотографией, которую тебе обещали. Это ведь для дела не имеет никакого значения, но эффект на судей может произвести, если заговорят о твоём распутстве.

– Хорошо, попробую, только я не умею врать.

– В этом-то и сложность. А ты не обманывай, но и не говори, чего не просят. За язык никто не тянет. И не вздумай сказать, что я тебя учил говорить неправду. Хоть на это можно рассчитывать?

– Это я вам обещаю, Леонид Евгеньевич.

– И на том спасибо.

Спокойной Настенька была на суде ещё и потому, что не совсем верила в оптимизм адвоката, больше верила в победу тех трудностей, о чём он упоминал вскользь, и потому готовила себя заранее к решению судей о её виновности. Это решение она должна была принять стойко, хотя мама, конечно, сразу заплачет, а это перенести гораздо труднее, чем всё остальное. Бабушку на суд не пустили. Все дома дружно заявили, что об этом не может быть и речи. Верочка и папа более стойкие и будут думать только о том, как подбодрить Настеньку. Так что мамины слёзы были главной проблемой для Настеньки. Так, по крайней мере, она думала, подготавливая себя морально к процессу.

Однако обстоятельства жизни часто складываются не так, как ожидается или хочется. Может быть, существование наше в этом мире тем и интересно, что всё в нём неожиданно, всё ново.

Прокурор в своём начальном выступлении настаивал на том, что Настенька убила Вадима умышленно. Ему пришлось выложить из сундука памяти все самые красноречивые выражения, которые когда-либо встречались ему на пути, для того, чтобы выдвигаемое им обвинение прозвучало убедительным.

– Уважаемый председатель суда, уважаемые присяжные заседатели. Сегодня мы рассматриваем одно из самых печальных дел в моей практике. Перед нами сидит красивая молодая девушка, которой жить бы и жить, любить и быть любимой, воспитывать детей и читать книжки, но вместо этого она сидит на скамье подсудимых, на самой низкой скамье нашего общества, если мне будет позволено так выразиться. Почему она оказалась там, а не вместе с нами, честными людьми?

И я вынужден ответить, что, к сожалению, причина лежит в древней болезни человечества, которую до сих пор не удаётся нам изжить. Я имею в виду корысть. Да, ту самую корысть, которая приводила ко многим преступлениям в жизни любого общества и очень часто, как и в случае, рассматриваемом нами сегодня, заканчивавшимся насильственным прерыванием человеческих жизней, то есть смертью.

Кто же в данном случае был жертвой насилия? Сын высокого партийного функционера, с высокой, смею заметить, зарплатой, позволявшей любимому чаду жить на эти деньги свободно, раздавая их направо и налево в виде чаевых официантам, барменам и, что особенно важно в нашем деле сегодня, любимым девушкам.

Я не буду описывать характер и моральные качества погибшего, ибо каким бы плохим или хорошим он ни показался одному или другому слушателю, но он был рождён человеком. А всякая жизнь человека важна обществу, и никому не дано право прерывать её по собственному усмотрению, то есть, когда она тебе то ли не пришлась по вкусу, то ли ещё по какой-то личной причине.

Между тем, как явствуют материалы дела, эта жизнь была прервана молодой красивой девушкой Александрой Болотиной, и прервана, нужно сказать, в самый кульминационный момент всякой жизни – в момент любви, а выражаясь научным термином, в момент интимной близости, когда все мысли, казалось бы, должны витать вокруг одного единственного и главного – новой жизни, ради чего и существует любовь.

Это печально, но факт. Молодая девушка, студентка, учится, видимо, в институте не столько для того, чтобы получить знания, сколько для того, чтобы из общей массы, в принципе, однородных по составу студентов выудить самого выгодного в финансовом плане для себя жениха. Она сама живёт отнюдь не в бедной семье и потому запросы у неё весьма высоки. Потому и остановила она свой выбор на богатом студенте, который по своей наивности даже не скрывал этого и готов был предоставить радость общения с ним и его широкой щедрой натурой любой душе, которой он понравится особенно, если она ему тоже чем-то приглянулась. А, как вы видите, подсудимая хороша собой, что, увы, и является причиной бед многих мужчин.

Выступая с речью, Горохов хорошо знал, что лучше было бы приберечь основное красноречие для заключительного выступления, но в зале находился Алик Бербер с диктофоном в кармане. Алик сказал, что долго задержаться в суде не сможет и после вступительных слов прокурора и адвоката уйдёт в редакцию. Конечно, их отношения с Бербером несколько напряглись после появления статьи в день первого заседания, из-за чего пришлось откладывать слушание и, кроме того, работать теперь с другим судьёй значительно менее удобным, чем предыдущий. Но Бербер сдержал слово, отдав часть своего гонорара за статьи Горохову. Да и слава прокурора росла. Его уже все знали в Генеральной прокуратуре, многие интересовались ходом дела, часто приходили брать интервью другие корреспонденты. Показали даже в одной из программ телевидения. Так что овчинка выделки стоила. И он говорил:

Желание завладеть богатством и известностью молодого человека, но вполне возможно, что и другая, скрытая причина, на которой я остановлюсь позже, заставило подсудимую увлечь его собой и уговорить организовать богатый обед с приглашением высокого должностного лица из министерства иностранных дел с целью приобретения ещё одного важного знакомства. Да, Москва богата на такие лёгкие способы устраиваться в жизни, и потому людям с заметным положением в обществе нужно быть крайне осторожными в выборе случайных знакомых. Можно теперь только сожалеть о том, что этого не знал потерпевший.

Но вечер состоялся. Александра Болотина блистала красотой и умением говорить. Она мало пьёт, однако не потому, что не любит или не умеет пить. Причина кроется в задумке, в игре, хорошо продуманной заранее, исполнять которую следовало на трезвую голову.

Вот Болотина пьёт шампанское, обыкновенный бокал шампанского, и вдруг падает в изнеможении. Естественная реакция молодого человека, находящегося рядом с подругой, а именно таковой считал Вадим Александру, которая почему-то, кстати, называла себя Настенькой, но мы к этому ещё подойдём, так вот реакция его была подхватить девушку и отвести в другую комнату, чтобы не портить вечер остальным, среди которых был и иностранец, между прочим, тоже занимавший высокое положение в своей стране.

Там, в другой комнате, девушка тут же приходит в себя от инсценированного обморока, предлагая Вадиму заняться любовью. Она хочет воспользоваться беззащитностью молодого ловеласа, чтобы, пользуясь удачным моментом, поймать его в хорошо расставленные сети.

Уважаемые судьи! Мы не знаем, что именно произошло в закрытой комнате, поскольку свидетелей таких сцен не бывает, но…

Прокурор выдержал театрально паузу, во время которой перевёл медленно взгляд с судейского стола на адвоката и прошёлся по лицам зала.