Пером по шапкам. Книга вторая. Жизнь без политики

– Ну, зачем ты плачешь? Зачем? Ведь всё уже прошло. Теперь ты дома. Зачем же так плакать? Всё кончилось хорошо. Я сейчас привезу врача, и он поможет тебе.

Но Лагутина не отпускала его руки, как бы боялась, чтобы он не оставил её одну.

В дверь тихо постучали. Павел встал и открыл дверь. Хозяйка поманила его в коридор. Выйдя, он притворил за собой дверь. Хозяйка, взволнованная ожиданием, засыпала его вопросами. Он коротко спешил ей ответить и, в свою очередь, спросил её, не знает ли она, где живёт врач. Оказалось, почти напротив. Павел попросил сейчас же привести его. Она поспешно бросилась исполнять его поручение.

Закрыв за ушедшей хозяйкой дверь, Павел возвратился в комнату. До прихода врача он помог Лагутиной снять башмаки, заботливо укутал её одеялом и, сидя у её кровати, говорил тихо, но настойчиво:

– Ты должна сейчас уснуть, слышишь? Надо быть сильной, товарищ, смотри, сколько слёз пролито.

Это на Лагутину действовало успокаивающе, но только на минуту.

Павел вскочил, когда услышал стук в дверь. Это возвращалась хозяйка с врачом. Пришедший врач, узнав причину припадка, сделал Лагутиной укол морфия и ушёл.

Лагутина, затихшая, успокоенная, заснула. Было уже светло. Окно, открытое по совету врача, выходило в сад, и тяжёлая ветвь сливы заглядывала в самую комнату.

Пора было уходить. Только теперь Павел почувствовал свинцовую тяжесть своей головы и знакомый нажим обруча, от которого не мог избавиться с момента удара осколком в лоб над глазом. Это был первый нажим. Павел знал, что за ним последуют такие же, более болезненные. Оставалось одно проверенное, испытанное средство, единственно помогавшее – это уложить голову в подушки, зарыться в них, закутаться тепло и постараться заснуть.

Надо было уходить. Он повернулся к спящей Лагутиной, как бы прощаясь с ней, тихонько пожал открытую руку. Она дышала ровно и спокойно. И только теперь неожиданно, с удивлением Павел увидел впервые, что его спутница – бледная, уставшая, с запрокинутой немного назад стриженой головой, с разлетавшимися кудрями – была не только женорган района, но и красивой женщиной.

Смущённый таким открытием, он круто повернулся и пошёл к двери. Когда уходил, хозяйка уже возилась на кухне у печи.

– Вы за нею присмотрите. Она сейчас спит, – сказал он, заглянув в кухню.

Хозяйка утвердительно кивнула головой.

Когда Павел вышел на улицу и прошёл несколько шагов, мощно зарычал гудок главных мастерских. "Половина шестого, – подумал, остановившись, Павел. – А я сегодня прогульщик: первый раз на работу не выйду. Голова никудышная, леший её дери. Чуть что и начинает выкаблучиваться. Ничего, к вечеру выйду. А теперь, товарищ Корчагин, домой, домой". И, прибавляя шаг, он пошёл в гору».

В таких вот эпизодах проявлялась злость Корчагина. В опубликованном варианте книги он дан иначе. Там меньше эмоций, меньше самого писателя Островского, меньше его собственной лексики. Ну и что? Так решил редактор. Но этот пример один из многих показывает, сколь непростой была работа Островского над романом, когда даже имена героев менялись, главы переставлялись. Так работают многие писатели со своими редакторами. Поэтому Островский мог заявлять, что книга хороша тем, что никто не «влеплял» туда своего.

И вся книга, между прочим, усыпана словами «дружище», «товарищ», вся проникнута любовью к своим друзьям.

В пылу ярости обвинений, откровенно ругая себя за прежнюю любовь к произведению, автор статьи уже ничего не видит своими «неожиданно открывшимися глазами», кроме воспылавшей неожиданно ненависти к роману «Как закалялась сталь». Описывая отношение Павки Корчагина к попу Василию на первых же страницах романа, автор статьи пишет со злостью:

«Злокозненный и коварный поп Василий (Островский никогда не называет его отцом Василием) упоминается в романе уже не только как свирепый истязатель учеников своих, но ещё и как «контра» – как руководитель антисоветского подполья, готовящего кровавое восстание против рабоче-крестьянской власти».

Но, во-первых, Островский в этом эпизоде шесть раз называет попа отцом Василием. Не увидеть этого можно только закрыв глаза. А во-вторых, вовсе не причём здесь «контра» и «руководитель антисоветского подполья», не описывается поп коварным и злокозненным.

Однако Станиславу Козлову всё кажется плохим: и то, что «били врагов без пощады», а значит, не щадили и хороших людей в 1937 г., и то, что призывали сельских жителей работать в городе для индустриализации – «Не в то ли время начиналась сельскохозяйственная политика партии, последствия которой мы расхлёбываем до сих пор»? и дальше соответственно «И «вдруг» оказалось, в конце концов: хлебную когда-то Россию нечем и некому кормить».

Во всех грехах нашего времени, оказывается, виновата книга Николая Островского «Как закалялась сталь». Наверное, и в том, что сельское хозяйство развалили в наши дни, а не в советское время, и заводы позакрывали, создав безработицу, новые властители. Оказывается, не так закаляли сталь, как надо. В подтверждение проводится в статье параллель далёких двадцатых годов с сегодняшним временем:

«Книга Островского написана с обострённых позиций большевиков. Она стала идеологическим патроном, оружием ведения огня по любому их противнику. Дух Павла Корчагина, его фанатизм, сконцентрировавший в себе ненависть к врагу, пусть даже воображаемому, – его боевым зарядом, взрывчаткой. Как оказалось – вполне пригодной и для современного «пояса шахидов». Фанатизм во все времена остаётся самым опасным орудием. Только фанатик способен взорвать себя ради исполнения внушённой ему цели, ради «освобождения человечества», не думая о жизни отдельных его представителей, часто ни в чём не повинных и не знающих, что их от чего-то освобождают, кроме самой жизни…»

Даже шахидов, как выясняется с уст журналиста, вдохновляет книга Островского. Правда, отвлекаясь в сторону, хотелось бы заметить, что шахиды, взрывая себя, то есть, идя на явную смерть, делают это, полагая, что тем самым мстят за свой народ, которому никак не дают возможности мирно жить. Но такого сравнения для демонстрации злобности романа Козлову недостаточно. В заключительной части статьи он патетически заявляет:

«Не с целью развенчать пресветлый образ любимого когда-то книжного героя написано это эссе, а с целью попытаться показать: Павел Корчагин – герой не нашего времени. Он герой прошедшего, страшного, времени. Через два года после выхода в свет книги «Как закалялась сталь» взорвали храм Христа Спасителя – взорвали те, кто «закалился, как сталь» идеологией, закалившей и Корчагина с его махоркой в пасхальном тесте. Ещё через год начался очередной виток массовых репрессий, грянул кошмар 1937 года. Кто знает: не попал ли бы в его клоаку и сам Николай Островский, останься он к тому времени жив и здоров, – в его книге, при желании, можно было отыскать «приверженность» троцкизму и «восхваление» Петлюры… Не книга, конечно, виновата в ужасах тех дней. Но в ней заложена идеология зловещих событий».

В ответ на это мне хочется ответить на вопрос автора, для чего закаляли сталь. Её закаляли для того, чтобы она была прочной. Однако известно, что для прочности стали в ней не должно быть вредных примесей. К сожалению, при выплавке стали в то время, о котором писал Николай Островский, не всегда удавалось обойтись без грязи. Много её выливается и сегодня на страницы печати. Так что если мы хотим всё же закалить сталь, то, прежде всего, надо очистить себя от вредных примесей. Плевки в историю – это и есть та грязь, от которой нам надо очищаться.

И ещё одна маленькая ремарка. Как ни нападают на Николая Островского, как ни хулят его роман и героя Павку Корчагина, а народ читает «Как закалялась сталь», и почти каждый год выходит новое издание этого романа, и каждый год его спрашивают в книжных магазинах. А в такой стране как Китай десятки миллионов читателей считают Павку Корчагина своим национальным героем. Так что, как бы ни дул ветер злословия, а караван правды идёт, и никто его не остановит.

«Учительская газета», 13.09.2004 «Так ли закаляли сталь?»

Сетевой литературно-исторический ж. «Великороссъ», 22.12.2011

Куда катятся молодёжные ролики?

В пятидесятые-шестидесятые годы мы не катались на роликовых коньках, хотя в то время они уже были изобретены. Сегодня, наверное, в каждом городе можно встретить молодых людей на роликах, то ли выделывающих акробатические пируэты, то ли просто прогуливающихся, но быстрее, чем простые пешеходы. Это один из знаков времени, как появление видео магнитофонов, видео камер, компьютеров, цифровых фотоаппаратов, мобильных телефонов и так далее. Да, время не стоит на месте. Прогресс неумолимо меняет жизнь. Но идут ли в ногу со временем судьбы молодых людей? Довольны ли они ими – вопрос.

Разумеется, многие молодые люди находят сегодня своё место в жизни, руководствуясь принципом – где бы ни работать, лишь бы заработать. Но это ли главное в жизни человека?

ТАНЯ

Таня была пионеркой, когда это ещё было нормальным явлением, и комсомолкой, когда уже союз молодёжи угасал вместе со всем государством. В престижный московский институт иностранных языков ей пришлось поступать, приложив много упорства и сил, ибо каждый год стали меняться условия приёма, конкурс не снижался, и поступила она лишь с третьей попытки, сдав практически все экзамены на отлично.

Учёба приносила радость. Вместе с тем, желая чего-то необычного, поддаваясь модному тогда течению КСПэшников, то есть любителей клуба самодеятельной песни, Таня ходила с друзьями по лесам, сидела у костра, пела песни под гитару. Там же познакомилась с одним из активистов песенных слётов, раскрепощённым пареньком, считавшим себя если не гением, то около того. Алик был сыном учёного с мировым именем, очень желавшим, чтобы сын пошёл по его стопам и что-то пытавшимся сделать для этого. Однако не сложилось. Сын в институт поступил, но ни одного дня не ходил на занятия, считая это бессмысленным делом.

Независимость суждений собрата по лесным распевкам, его уверенность в том, что КСП – это не что иное, как оппозиция государственному правлению, покорили Татьяну, и однажды она пришла к своим родителям с твёрдым решением выйти за муж за Алика.

– Почему сейчас? Ты только на втором курсе института. Семейная жизнь помешает твоей учёбе.

Но у Тани были свои веские аргументы:

– У родителей Алика плохие отношения между собой. Они фактически на грани развода. Алику там плохо. Надо срочно забрать его из этой семьи. А с моей учёбой будет всё в порядке. Алик тоже учил в школе английский, любит его и с удовольствием будет мне помогать.

У молодого мужа, не достигшего ещё двадцати лет, оказались и другие проблемы. Внимательно читая прессу, изобиловавшую в то время ужасными историями о дедовщине в советской армии, не отличавшийся атлетическим сложением паренёк решил, то что называлось и было тогда модным, «скосить», то есть уклониться от призыва в армию, для чего под разными соусами с целью получения «белого билета» сумел попасть в психиатрическую клинику, которая и освободила его от исполнения гражданского долга.

Учась на третьем курсе института, Таня опять пришла к родителям с важным сообщением:

– Я решила уйти из института. Эта учёба никому не нужна. Учителем я не буду. Сейчас такие ученики! Кроме того, на этой сессии надо сдавать политэкономию, а вы сами знаете, что это за наука. Сегодня говорят, что всё это враньё. Я просто её не сдам. И зачем?

Оба родителя, имевшие высшее образование и не представлявшие без него дочь, пришли в ужас, а Таня их успокаивала:

– Алик говорит, и я с ним согласна, что диплом сегодня не нужен. Его легко купить в любом переходе Москвы. Главное – это быть человеком. Я пойду работать. А потом, если увижу, что это нужно, вернусь в свой институт или поступлю в другой.

Но не вернулась. Не поступила. Зато, хоть и не скоро, но поняла, что муж и сам о приобретении себе специальности не думает, и денег не зарабатывает, довольствуясь случайными заработками, и никаких семейных перспектив у них нет. Тихонько развелась и мужа из дома выпроводила.

Вторым мужем оказался бывший друг первого, который отличался от него лишь тем, что считал себя не около, а просто гением, но готовившемся совершить нечто гениальное в перспективе, правда, тоже без «дурацкого», по его мнению, высшего образования, полагаясь на своё собственное чутьё и чтение литературы.

Таня воспитывала себя методами, прочитанными в книгах американца Карнеги, большого специалиста по самосовершенствованию. Главное, что она усвоила у иностранного специалиста (российские авторы давно перестали быть в почёте) – это то, что ко всему вокруг надо относиться философски спокойно и ни к чему возвышенному не стремиться. Это помогает ей стойко переносить трудности семейного существования, когда муж по причине тяжёлого неуживчивого характера не в состоянии работать ни в каком коллективе, а потому ищет работу, которую может выполнять лишь у себя на дому, что, разумеется, при отсутствии специальных знаний весьма трудно сделать и не приносит дохода. Сама работу находит, но без диплома она, как выяснилось, не так хорошо оплачивается.

Пока не было ребёнка, всё как-то терпелось. Но вот он родился, и все проблемы стали возрастать в геометрической прогрессии. Как жить дальше?

СЕНЯ

Он чуть постарше Тани. И детство было таким же, как у всех их возраста. Только целеустремлённым он был с ранних лет, его увлекало рисование. Потому жизнь его шла накатанным многими художниками путём: детская художественная школа, когда юный художник с удовольствием писал картины родного города и дарил их родным и друзьям, художественное училище, оформление стенной газеты и плакатов во время службы в армии, опять учёба оформительскому мастерству.

Женился на коллеге по работе с дизайном. Свадьбы пышной не было. У невесты уже было двое детей. Зато её отец был высокий военный начальник. Может, этот факт был не последним в принятии Сеней решения о женитьбе. Его собственные родители от его выбора в восторг не пришли. Мать, будучи мягкой и покладистой, беспредельно любящая сына, согласилась с тем, что невестка, хоть и слегка старше годами, но весьма хороша, а потому, что ж не жениться. Отец категорически отказался видеть в своей квартире жену сына с двумя детьми. Однако вскоре появился и третий ребёнок. И всё, казалось, шло хорошо.