Логово бессмертных

– Да так, – отец отмахнулся, – проходимец один. Жулик. Известный, это я с иронией сказал.

– Лавренюк?

Отец буквально окаменел.

– Откуда ты знаешь? Ах да! Расследование это твое.

– Расскажи про него.

– Да ты и без меня наверняка знаешь. А скорее всего и больше моего.

– Я его знаю понаслышке. Пару раз в документах и разговорах мелькала эта фамилия. Все сходится на том, что это и есть главный человек в КУБе.

– Как ты сказал? Куб?

Я кивнул.

– Аббревиатура. Название одного прибора. Клиенты знают эту контору как «Lorica Occulta».

– Как-как?!

– «Lorica Occulta». Пафосная дичь для простофиль. Звучит загадочно. Но вернемся к Лавренюку. Кто это? Откуда взялся?

– Если тебе нужны его координаты или что-то подобное, то ничем не могу помочь. Мы с ним пару раз пересекались на научных конференциях и даже шапочно знакомы, но не более. Полезной для тебя конкретики у меня нет.

– Сгодится все. Любая мелочь. Рассказывай, что знаешь. Вполне вероятно, что даже ты сам не подозреваешь, насколько ценной информацией владеешь.

Мне захотелось подбодрить его внутреннего обиженного эгоиста. Позволить отцу блеснуть красноречием было немного опрометчиво и грозило нам всем просидеть в той лаборатории до вечера, но риск был вынужденным.

– Зовут его Михаил Лаврентьевич Лавренюк…

Я перебил отца, чтобы уточнить:

– Молодой?

– Молодой? – переспросил он, сбитый с толку. – Почему, молодой? Да нет, когда я его впервые увидел, ему было ощутимо за сорок. Сейчас уже наверняка шестой десяток разменял.

– Просто я знаю одного типа с похожей фамилией. Молодого. В Ростове работает, вроде как вместе с моей бывшей.

– Может быть, сын?

– Наверняка. Извини, что перебил. Продолжай.

– О Лавренюке я впервые услышал лет десять назад, увидев его фамилию в списке докладчиков секции фармакогенетики психических заболеваний на конференции в Новосибирске. И это странно. Имена всех ученых на слуху, мы если не лично знакомы, то знаем друг о друге по научным публикациям и заявкам на гранты. А этот возник ниоткуда. Обычно подобное объясняется как раз тем, что к науке такие типы не имеют отношения. Лжеученые с харизмой и подвешенным языком. Они трутся везде, где пахнет деньгами и царит невежество. Всегда в окружении каждого влиятельного политика есть такой обаятельный шарлатан, который легко пообещает что угодно – от эликсиров молодости до чудодейственных лекарств. Лавренюк производил именно такое впечатление. Он появился с солидной свитой из местных чиновников, каждый шаг этой компашки снимал персональный видеооператор. Лавренюк вальяжно улыбался, покровительственно кивал, к нему как детишек на утреннике к Деду Морозу подводили ученых и знакомили. Как только он появился, то мгновенно переключил внимание на себя. Что ни говори, а харизма у этого человека просто термоядерная. Больше всего он напоминал мецената, явившегося на пять минут за получением награды или почетного звания. Если бы при этом не значился докладчиком. Это интриговало. Все лжеученые избегают прямого контакта с настоящими учеными из естественного страха быть разоблаченными.

Отец наконец-то закурил порядком искалеченную кривую сигарету.

– Тема доклада? – он наморщил лоб. – Нет, не помню. Что-то вроде рассуждений о тупиковости нынешних эволюционных представлений, которые требуют скорейшего пересмотра. Другого бы подняли на смех, но Лавренюка почтительно слушали, боялись его свиты. Однако и положенного обсуждения не случилось, ни одного вопроса никто не задал. Покровители Лавренюка ничего не заметили, они наверняка это восприняли как успех, но сам докладчик-то все понял. Я видел его лицо и его взгляд. Он явно рассчитывал на иной прием. Но тогда все дежурно похлопали и был приглашен следующий докладчик. Глумиться над ним цели не было, просто этот доклад был воспринят как блажь. Лавренюк какое-то время сидел мрачнее тучи, а потом вдруг швырнул рукопись своего доклада и вышел из зала. Пока все приходили в себя после этого спектакля, я украдкой собрал разлетевшиеся листки доклада и припрятал.

– Зачем? – искренне удивился я. Скажи мне кто-то другой, что отец может заниматься подобным, я бы клеветника поднял на смех. Просто невозможно было представить его ползающим под столами и собирающим мятую бумагу.

– Я понимаю, насколько глупо выглядел в тот момент, но это было что-то вроде состояния аффекта после услышанного, – сказал отец. – Мне даже показалось, что я ослышался и хотел убедиться в этом. Но нет, не ослышался. Теоретическая часть доклада интереса не представляла, но вот доказательная меня шокировала. Там описывались мои опыты с крысами. Причем на совершенно ином уровне, с другими животными и с иным результатом, но это были они.

Отец говорил с жаром, голос утончился до визгливого полукрика, глаза его начали слезиться, кончики пальцев подрагивали. Все это никак не вязалось с его недавними заявлениями о тупиковости и ненужности экспериментов с крысами. Он говорил с болью в голосе, с обидой, даже спустя столько лет не в силах пережить унижения от осознания чужого успеха. Было очевидно, что он не добровольно отказался от продолжения экспериментов, а вынужденно.

– В науке не редкость, когда два или даже больше ученых независимо друг от друга работают над одной темой. Поэтому я не особо удивился. Удивительны были результаты работы. Но был в зале еще один человек, кто удивился не меньше.

– Лена? – догадался я.

– Она самая. Когда Лавренюк выскочил из зала, а я собирал его разлетевшийся доклад, она побежала за ним. После той конференции, кстати, наши пути и разошлись. А встретились мы через год или полтора, на Международном генетическом конгрессе в Москве. Она была в компании с Лавренюком.

– И снова со свитой?

– Да, какие-то люди его сопровождали, но мне это было неинтересно, – отмахнулся отец. – Лена нас и познакомила. Получилось случайно, мы столкнулись в коридоре. Судя по реакции твоей бывшей, она не рассчитывала на встречу, а потому постаралась скорее увести Лавренюка. Хотя мне показалось, что при упоминании моей фамилии его глаза загорелись интересом и он даже попытался что-то спросить, но Лена не позволила. Сославшись на график встреч, она его увела. Я тоже был не прочь задать ему парочку вопросов, хотя планировал сделать это в ходе дискуссии после доклада.

– Он снова читал доклад? Прошлый горький опыт не учел?

– О нет, что ты! На сей раз это был триумф. И читал он уже не собственное сочинение, написанное на коленке, а настоящий доклад. Чувствовалась рука Лены. Текст сопровождала шикарная презентация на большом экране. Но главное – содержание! Он снова поднял прошлую тему и прошелся по сторонникам синтетической теории эволюции. Я все ждал доказательств, как в прошлом году, и надеялся увидеть либо уже упомянутый старый эксперимент, либо его развитие. Однако Лавренюк выкатил артиллерию совсем иного калибра. После графиков, таблиц и пары формул на экране за его спиной вдруг появились фотографии шестиногих поросят.

– Каких поросят? – не понял я.

– Шестиногих. По рядам сразу поползли сдавленные смешки, кое-кто демонстративно вышел из зала. Это уже не попахивало, а откровенно выглядело фальсификацией. Но вот когда появилось видео с этими же поросятами, зал притих. Лавренюк мог бы начать с этого видео и тогда его покорно слушали бы, прикусив языки, но он словно издевался, глумился над слушателями, медленно приоткрывая завесу. После видео все, и я в том числе, жадно ловили каждое слово этого мерзавца, боясь пропустить что-то важное. Хотя ничего важного он так и не сказал, разве что снова бездоказательно заявил, что нашел механизм изменения и передачи потомкам измененной наследственной информации.

– Бездоказательно? – усмехнулся я. – А как же те поросята-многоножки?

Отец вздохнул, вынужденный согласиться.

– Поросята были его козырем, да. Но это лишь некий факт из неизвестного источника, тем не менее требующий подтверждения при всей явной очевидности. Лавренюк же просто заявил, что управляющий генами орган находится в диэнцефалоне, промежуточном мозгу. По сути, предложил поверить на слово.

Он снова тяжело вздохнул.

– Лавренюк играл на поле противоречий современной науки. Давно открыты ДНК и РНК, посчитаны пары азотистых оснований, измерена толщина слоев дезоксирибозы и прочее. Однако мы доподлинно не знаем, а лишь предполагаем, как меняется наследственная информация и как она передается от предка к потомку. Нам известно, что она передается, это один из столпов теории эволюции, но как она передается – это остается загадкой. Прогрессивные дарвинисты давно одолели ретроградов ламаркистов. Но ни те, ни другие не могут объяснить эволюционный механизм передачи измененных генов. Наша наследственная информация очень консервативна, при малейшем отклонении от заданной нормы на свет появляются нежизнеспособные уроды. Благодаря этой консервативности в утробе матери у плода формируется нужное количество конечностей и внутренних органов. Однако в то же время люди не рождаются идентичными родителям и даже у однояйцовых близнецов есть морфологические различия. Это попытались объяснить, разделив гены на структурные и регуляторные, первые отвечают, собственно, за структуру, а вторые – за адаптивность. Но это всего лишь преумножило и без того огромное количество предположений. Доказательств как не было, так и нет.

– Пока не появился Лавренюк.

– Пока не появился Лавренюк, – кивнул отец. – Все сказанное им можно спокойно делить надвое или даже натрое, однако это не отменяет продемонстрированного им. Поросята родились от хряка, которому были приживлены две дополнительные конечности. И уже от него родились те самые шестиногие поросята. То есть Лавренюк произвел с организмом хряка некие манипуляции, в результате которых была кардинально изменена, закреплена и передана потомкам наследственная информация. Это одновременно и горизонтальный, и вертикальный перенос генов.

– Какой перенос?

– Вертикальный перенос подразумевает передачу генов от предка к потомку. При горизонтальном переносе гены передаются организму не потомку. Грубо говоря, это объясняет появление человека-паука из глупого детского фильма. Паук кусает подростка и наделяет его своими генами. Горизонтальный перенос лежит в основе генной инженерии будущего.

– Или настоящего? – осторожно поправил я.

– Или настоящего, – нехотя согласился отец, поняв намек. – Лавренюк показал видео с поросятами, которые резво бегали вокруг своего шестиногого папаши и обычной четырехногой мамаши, дрались, сосали молоко и вели себя как обычные, если бы не по паре лишних ног у каждого. Они уродливыми отростками свешивались с животов и мешали им, но они существовали.

– А это не могло быть муляжом? В кино и не такое показывают.

– Нет, – покачал головой он. – Многие ведь так же подумали. Особенно в начале доклада. Лавренюк предполагал подобное, поэтому был еще один ролик, со вскрытием поросенка. Вивисекция. Дополнительные ноги были родными, из плоти и крови, продолжением тела. Я лично видел сосуды, суставы, мышечную ткань с фасциями, жировую клетчатку. Другое дело, что эти конечности были не функциональны и скорее мешали организму, входя в противоречие с законами эволюции. Но самое главное! За скобками остался вопрос, как Лавренюку удалось произвести приживление дополнительных конечностей их родителю. Одно это уже стоило заявки на Нобелевку. Я собственными глазами видел невозможное, у хряка не было даже намека на реакцию отторжения. Словно в насмешку, Лавренюк поместил это кошмарное семейство в антисанитарные условия обычного свинарника, доказывая наличие сильного иммунитета. То есть иммуносупрессии не было, перед приживлением дополнительных конечностей иммунная система не угнеталась, что в трансплантологии является обязательным для предотвращения отторжения донорских органов. Но Лавренюку было мало этого. Финальным аккордом стало появление твоей бывшей жены, которая на поводке вывела одного из тех поросят. Это была уже взрослая свинья, но действительно с шестью конечностями. Поросенок не просто выжил, но и вырос, хотя в прошлом на гарантированную смерть был обречен даже его родитель, тот самый хряк. Ученые всегда баловались с приживлением лишних конечностей или даже голов, но подопытные долго не жили и уж тем более не плодились.