Никого впереди

Так Атаманов и поступил.

Через три дня после прибытия документов в ГКНТ Брюллов был тщательно проинструктирован Атамановым и командирован в столицу в качестве тех самых «ног». Это была его первая командировка в московские высокие инстанции. До тех пор высшей покоренной им бюрократической вершиной было Управление дороги в лице его главного инженера.

Случилось то, что называют «бедняцким счастьем». Во всесоюзном штабе научно-технического прогресса новичка Брюллова встретили как родного. На то была причина. При всех своих солидности и авторитете, Госкомитет по науке и технике был ведомством «второго сорта». Его продукцией были не металл, машины или миллионы тонн перевезенных грузов, а документы. Ведомства «первого сорта» между собой таких коллег пренебрежительно называли «бумажными». Инициатива Камского обкома, от имени которого был командирован Брюллов, работала на снижение этого комплекса неполноценности ГКНТ. Уже через пять дней из ГКНТ в Госплан, в МПС и в шесть министерств, будущих заказчиков точных заготовок, были направлены письма с призывом: «Пролетарии умственного труда – объединяйтесь!».

Легкие победы чем-то схожи с бегом по длинному коридору со стеклянными дверями. У первой открытой вы приостановитесь. У второй, тоже открытой, на всякий случай чуть притормозите. Мимо третьей открытой промчитесь бегом, чтобы со всего хода прямо физиономией врезаться в четвертую – предательски закрытую.

Примерно так себя почувствовал Юрий Брюллов, когда после стремительного штурма Камского обкома и ГКНТ он попытался повторить тот же номер и в Госплане. В величественном здании с гербом СССР на фасаде, снисходительно поглядывающем на стоящую напротив гостиницу «Москва», он оказался никому не интересен. Два полных дня ушли только на то, чтобы выяснить, в каких отделах Госплана будут вдоль и поперек изучать их предложения. Еще почти день потребовался для выявления заместителя председателя, которому было «расписано» свести воедино все «за» и «против», родившиеся в этих отделах.

Однако истину, что «даже умереть приятнее сытым, чем голодным», еще никто не опроверг. Около тринадцати часов утра желудок кандидата в мастера спорта Брюллова, привыкший на спортивных сборах к регулярному приему пищи, неумолимо позвал его с восьмого этажа вниз. Туда, откуда раздавались аппетитные запахи сразу нескольких столовых.

В просторный, почти пустой лифт Юра вошел одновременно со строго одетой девушкой. Его мозг немедленно просигналил: «Бэмс! Заслуживает внимания!».

Лифт останавливался на каждом этаже, заглатывая очередную порцию передовых представителей плановой экономики, что позволило Брюллову рассмотреть заинтересовавшую его попутчицу повнимательнее.

Синий цвет ее костюма вроде бы соответствовал суровому госплановскому интерьеру, если бы нелегкий шаловливый отлив, оттенявший плавные и совсем не худосочные линии фигуры. Юбка на девушке была где-то между «мини» и «миди», даже, быстрее, ближе ко второму, что по нынешним временам давало основание назвать ее «строгой». Но, скосив взгляд в этом направлении, Юра зафиксировал довольно приличный по размеру разрез, расположенный не впереди, сзади или сбоку, а точно над коленом левой ноги. Именно в этот момент и именно эта нога совершила шажок вперед, обнажив себя в разрезе и продемонстрировав, что и здесь – значительно выше колена – все находится на уровне лучших отечественных и даже зарубежных образцов.

Ему сразу вспомнились слова из телевизионного сюжета: «… юбка-миди подчеркивает бедра и скрывает мелкие недостатки фигуры». Юра присмотрелся. Ни мелких, ни крупных недостатков в фигуре и в других объектах женского очарования он не обнаружил.

Девушка сделала шаг в его сторону и шепнула ему на ухо:

– Вы закончили раздевать меня взглядом? А теперь, пожалуйста, оденьте обратно. На втором этаже я выхожу.

На секунду Юра смешался, но спортивная реакция выручила:

– Ну как же так можно! Надо предупреждать заранее. Я точно не успею. Хоть это и не совсем удобно, давайте попробуем это исполнить вне этого транспортного средства.

Лифт, дернувшись при торможении, выплюнул их вместе с десятком попутчиков на площадке второго этажа. Народ был воспитанный, выходили без суеты и давки, но мало ли что можно ожидать от проголодавшейся толпы? И Юра отработанным движением слегка поддержал шуструю собеседницу за локоток. Локоток благодарно прижался.

В отличие от большинства их спутников, рысью двинувшихся в сторону столовой, девушка направилась в левое крыло здания. Юра последовал строго за ней. Коридор, который вел в сторону приемной одного из зампредов Госплана, был почти пуст.

Они остановились возле окна, выходящего на Охотный ряд.

– Юрий, – представился Брюллов.

– А я Ирина. Ты, наверное, из арктической экспедиции или с китобойной флотилии, вернувшейся из годового плавания? – с ходу перешла она на «ты».

– Почему ты так решила? – он с удовольствием последовал ее почину.

– По голодному взгляду. Сытый взгляд раздевает медленно, с любопытством, укладывая одежду в стопочку, а ты просто срывал, не расстегивая пуговички.

– И молнии?

– И молнии тоже.

– Тут ты, Ириша, перегнула. Молнию я ни за что портить не буду. Даже в экстазе. Это же стратегический дефицит! У нас девчонки из отдела снабжения на юбилее начальника спели частушку:

Тряпки, сласти, стрептоцид —
Все проклятый дефицит.
Чай вприкуску, секс вприглядку…
Одно горе от нехватки.

– Передовые ваши девчонки, даже о сексе вприглядку осведомлены. Это они о порнухе?

– Не знаю. Приеду – спрошу. Теперь насчет голода. Бывает, блюдо так приготовлено и украшено, что при его виде слюнки текут даже у сытого.

– Это комплимент?

– По отношению к тебе – это реализм. Мало того, что у тебя все на месте и в оптимальных пропорциях, но как это подано! Вкусная ножка, то мелькающая в разрезе, то исчезающая где-то там, куда так и тянет заглянуть. Блузка, скромно выглядывающая из-под строгого пиджака. Только расстегнута она не на одну пуговку, как задумывалось в «Доме моды», а на две. А две расстегнутые пуговички уже дают возможность внимательному зрителю увидеть три и шесть десятых сантиметра интригующей ложбинки. Талия у нас перетянута почти офицерским ремнем настолько, что безумно хочется заменить этот ремень собственными руками. Чтобы не потерять сознание, как можно быстрее пробегаем взглядом от талии до обуви. И что мы видим? Даже восьмиклассницы в далеком периферийном Камске знают, что сегодня последний крик моды – это сапоги на платформе. Но квалификация кулинара заключается в том, что он украшает блюдо не тем, что модно, а тем, что вызывает аппетит. Здоровый аппетит в нашем случае вызывают сапожки со шпорами, пусть не на остромодной, но всегда изящной классической шпильке. Именно она выводит линию ноги, теперь уже самого низа, вверх, плавно переходя к соблазнительным формам, расположенным ниже упомянутой нами талии. Ирочка, ты категорически не права, приписывая моему взгляду примитивный, можно сказать, животный голод. Он, конечно, присутствует. Но как человек, предрасположенный к науке, я в первую очередь стараюсь познать то, что заманчиво спрятано от моего пытливого взгляда. А ты: Арктика, китобои, воздержание. Потом, правда, тестостерон все равно позовет на подвиги. Но все это впереди.

– До чего же у тебя, Юрка, складно все получается! Просто академик! Я, между прочим, тоже любознательная. Вдруг у тебя теория не расходится с практикой? Скажешь тебе «прощай», а потом будешь жалеть всю оставшуюся жизнь.

– Как ты сказала? Академик? Меня один мой друг так называет.

– Ну и отлично. Хотя это не гармонирует с твоей обкомовской принадлежностью.

Брюллов вопросительно посмотрел на нее.

– Я на тебя, Юра, глаз положила еще вчера, когда ты в канцелярии отмечал командировку и исполнял перед делопроизводителем Соней народную песню: «Расскажи, расскажи, бродяга, чей ты родом, откуда ты?».

– Выходит, силуэт прямо напротив окна с бандеролями, усеянными иностранными марками, был твой?

– Получается, что мой. Но подробности, если у тебя возникнет жгучее желание, мы выясним потом.

Ирина взглянула на наручные часики. Явно импортные.

– Через четыре минуты я должна предстать перед шефом. У тебя осталось время лишь на то, чтобы попросить номер моего телефона.

– Спасибо, что избавляешь от лишних маневров. Девушка, можно узнать номерок вашего телефона? Желательно домашнего.

– Давай блокнот и ручку. Заказы выполняются только из материалов клиента.

До поры до времени на вопрос, где и кем она работает, Ирина Воронова (по мужу) отвечала:

– Моя постоянная работа – генеральская дочка. Временная – референт-переводчик отдела внешней торговли Госплана.

Генеральские лампасы на папиных брюках она видела с четырнадцати лет. Последние годы генерал Шпагин служил в какой-то структуре Министерства обороны, дающей право называться «военным дипломатом». Это не могло не повлиять на выбор ее будущей профессии. Не без генеральской поддержки Ирина поступила на престижный в те годы переводческий факультет иняза имени Мориса Тореза.

По сравнению с десятью годами «генеральского периода», два года, проведенные Ириной в стенах Госплана после распределения, вполне могли ощущаться как «временные». Но, как часто бывает, дело было не в количестве, а в качестве этого отрезка времени.

Работа в Госплане воспринималась Ириной точь-в-точь как ее недавнее замужество.

Почти одновременно с зигзагами на погонах, папахой и лампасами отец Ирины получил квартиру в недавно пристроенном крыле знаменитого «генеральского дома» на Соколе. Их соседями по лестничной клетке оказалась семья прошедшего Гражданскую, финскую и Великую Отечественную войны комбрига, чудом миновавшего смертельный омут тридцать седьмого года. Уже не комбриг, а заслуженный генерал Воронов с женой жили в небольшой «двушке». У них был единственный сын Костя двадцать пятого года рождения, как водилось в те времена, тоже военный. В самом конце войны он только получил лейтенантские звездочки, и поэтому пороха понюхать не успел.

Но для молодого артиллериста-зенитчика боевая работа нашлась очень скоро. Тысяча девятьсот пятьдесят первый год он провел в Корее. Потом переучивался на ракетчика, осваивал зенитный комплекс С-75. В мае шестидесятого, во время службы в ПВО, приложил руки к приземлению на парашюте пилота американского самолета-разведчика У-2 Пауэрса. Потом была академия, а сразу после нее – новая горячая точка – Вьетнам.

В декабре шестьдесят пятого старший Воронов позвонил в дверь к своим соседям:

– У нас радость. Сын вернулся из годичной командировки. А радостью так хочется поделиться. Уважьте, заходите по-соседски!