Женское счастье

– Малыш! Ты очаровательна сегодня! – комплимент разнесся на весь этаж.

Вера не хотела, не могла наблюдать их встречу и поскорее пошла в другое крыло коридора к своей комнате. Чувство зависти и досады вмиг забродили и поднялись на дрожжах ревности. «Что ж, и я могла бы быть на ее месте! Да, могла бы! Но я не Ларочка!» – с гордой пренебрежительностью, как нарицательное, прозвучало это имя.

Вера открыла дверь комнаты, увидела на кровати Ольгу, толстую, старомодную, замкнутую в своих то ли комплексах, то ли болезнях, и сразу споткнулась на своей заносчивости. «Вон и Ольга – тоже не Ларочка. Что из того? Кому из этого прок?» – противоречиво намекнула себе Вера.

* * *

Ольга между тем никакого дискомфорта по поводу отсутствия мужчин и любви ни сейчас, ни, казалось, вообще в жизни не испытывала и с удовольствием читала иллюстрированный модный журнал. Кстати, журнал отдавал многие полосы любовным взаимоотношениям между мужчинами и женщинами, и Ольга такие материалы прочитывала с явным неусыпным интересом. Вот и сейчас она смаковала некую «клубничку». Не утерпела, решила почитать вслух Вере, которая сидела на кровати, потерянная и задумчивая.

– Ты только послушай, что пишут в этом журнале… Очень-очень любопытно. Некий, видать, очень искушенный в сексуальной жизни автор-психолог рассуждал о количестве любовников у женщин, – у разных женщин: живущих в браке, не живущих в браке, одиноких, разведенных, городских, сельских и так «по всему спектру». Этот специалист брал некий усредненный женский тип и выводил усредненную статистическую цифирь. В конце предлагал мужчинам самим вычислить, сколько ж любовников имела женщина, с которой он сейчас рядом.

Для наглядности он приводил пример городской разведенной женщины тридцати лет с одним ребенком. Допустим, женщина начала половую жизнь в семнадцать лет, в двадцать лет вышла замуж, в двадцать восемь рассталась с мужем, еще два года прожила вне брака, теперь ей – тридцать. Через скольких любовников она прошла?

Рассуждал специалист по любовникам и сексу следующим образом: с 17 лет до 20 лет (до замужества) у нее было шесть любовников: по два человека на год; после – восемь лет в замужестве; год вычитаем на «медовое супружеское счастье», год – на рождение ребенка, остается шесть лет, и мужчин у нее, значит, было шесть: по одному – в год; потом два года она жила «вольной птицей» и, стало быть, опять имела по два любовника на год. Итого для такой среднестатистической женщины с достаточно растиражированной биографией выходит: 6 + 6 + 4 = 16 любовников…

Последние итоговые подсчеты Ольга зачитала для Веры даже дважды и с нескрываемой пытливостью смотрела на нее. Вера слушала эти уравнения с явной кислятиной в лице.

– Какой-то болван пишет, – фыркнула наконец она. – Я своему мужу не изменяла. И не собираюсь… – но, видимо, слов, которые произнесла, ей показалось недостаточно, и она еще крепче припечатала автора: – Все эти формулы – вранье. Просто вранье! Этот идиот писака пробует уравнять всех женщин. А сделать это невозможно. Мужчины ничего не понимают в женщинах, – раздраженно сказала Вера, потом хмыкнула, как будто вспомнила о чем-то таком, скабрезном и неприятном, и повторила: – Вранье!

– Кто знает, – благодушно сказала Ольга и передала журнал Вере, которая протянула руку, словно сама хотела прочитать статейку и удостовериться, что изложенные формулы Ольга не переврала.

Таких глянцевых журналов было пруд пруди: скандалы, сплетни, тусовки, поп-звезды и просто полуобнаженные женщины и красавцы мужланы с накачанными бицепсами. Сперва Вера полистала журнал, равнодушно глядела на фотомоделей. Почему-то все фотомодели оставляли у нее впечатление некой запыленности, будто они в невидимой пыли: вероятно, похотливые взгляды фотографов и мужчин-издателей наносят на этих красоток такой налет. Потом она внимательно прочла затейливую арифметику специалиста по женским любовникам.

«Вранье! – повторила про себя Вера, а позже пожала отчего-то плечами: – Или просто я такая глупая? Глупая дура? Где ей набрать столько любовников? У нее всего-то мужчин было меньше, чем пальцев на одной руке».

Своего первого мужчину, самого незабываемого для женщины, она, конечно, помнила. Помнила, как все случилось. Случилось, как ей казалось, все по любви. Или просто ей хотелось так думать, что все случилось по любви.

Вера тогда поступила в институт, увидела себя в списках счастливчиков и, чтобы отметить это событие, согласилась поехать с Сергеевым, парнем из их двора, на остров. В их городе, в народе этот остров еще называли «Островом влюбленных». Сергеев не скрывал, что Вера ему нравится. Он всех дворовых конкурентов отшивал и опекал Веру преданно и давно. Да и она чувствовала, что «попалась» – тянется к нему, даже прикидывает, когда может произойти это, неизбежное… Она уже не раз находилась с Сергеевым на грани… Еще в школьные годы… Еще один нечаянный шажок – и все…

А любовь это или не любовь – пока об этом Вера не думала. Как в семнадцать лет проверить, что есть любовь, а что есть желание любви и безадресная тяга к этой любви? Тут может все держаться на симпатии, на мимолетной влюбленности, а то и вовсе иногда случается так – кто подвернется… Между тем с Сергеевым Вере было по-настоящему уютно, хорошо, спокойно. Она скучала по нему, когда не виделись больше двух дней.

У Сергеева была маленькая яхта, впрочем, это была не яхта, а все же катер, на который можно было приспособить парус, но куда-то всерьез идти под этим парусом было нельзя.

И в тот счастливый день Вериного зачисления в институт они поехали на остров… Впрочем, остров тоже не был островом, так же, как море в их городе не было морем.

Море было искусственное, реку перегородила электростанция – вот и море. А остров был полуостровом, а еще точнее – длинная каменистая коса, уходившая вглубь водополья и заканчивающаяся скалой, вкруг которой был небольшой пляж с белым искристым песком – некая экзотика и оторванность от города.

В дороге у них поломался катер. Вернее, когда они приехали на остров, Сергеев сказал Вере, что «мотор барахлит».

На острове отдыхали люди, которых забирал рейсовый небольшой катамаран. Сергеев хорошо знал маленькую команду катамарана и сообщил о поломке катера.

– Берем на буксир… За бутылку, – весело предложил Сергееву матрос с катамарана. – У нас последний рейс. Поехали, не ночевать же здесь будете!

Но Сергеев уверенно ответил матросу:

– Ничего, доберемся.

– Дело молодое, – как-то не в тему ответил матрос и втащил трап на катамаран, стал укладывать восьмерками толстый канат, которым цеплял катамаран к маленькой бревенчатой пристани.

Потом катамаран ушел, забрав отдыхающих. Волны, поднятые судном, набегали на берег, тихо плескались и таяли на песке.

– Уехали, – тихо произнесла Вера.

– Ну и пусть, – оптимистично сказал Сергеев и сильно сжал ее руку в своей ладони.

– Теперь мы здесь одни? – спросила Вера, осматриваясь.

– Да, – ответил Сергеев.

Они действительно остались одни на этом побережье у подножья скалы под лучами склоняющегося к западному горизонту солнца.

Когда рейсовый катамаран с сопровождающими чайками за кормой исчез из вида, остался лишь нечетким пятном на синем пространстве, Сергеев откупорил бутылку вина…

– За твое студенчество!

– Да… Я так рада…

Они пили вино, ели растаявший от жары шоколад. А еще сладкие янтарные груши. А когда вино кончилось, они стали безумно целоваться – жадно, неистово, словно два вихря столкнулись, сшиблись, слились, а потом их повязало неразрывное общее объятие и между ними произошло то, что и должно было произойти между двумя влюбленными молодыми людьми. Произошло то, чего они и хотели, то, о чем они оба, не сговариваясь, думали, когда ехали сюда, на остров.

После они сидели на берегу обнявшись, сидели в какой-то оглушающей тишине полного штиля; заходило солнце, на воде лежала зыбкая золотая дорожка – и никого вокруг, будто они одни на всем свете. Тишина была особенной, в ней будто бы воплотилась вечность и бесконечность мира; в ней, в этой тишине, казалось, остановилось время, остановилась их жизнь, их счастье – и тоже превратилось в вечность и бесконечность…

Вера прижималась к Сергееву как ребенок, который чем-то изумлен и даже напуган, но абсолютно доверчив и счастлив, что у него есть защита. Сергеев обнимал ее и не выпускал из своих рук ее руки. В какой-то момент у Веры запершило в горле от слез, слез радости, потому что он прошептал ей:

– Я люблю тебя.

Вера, однако, не могла ответить ему теми же словами: не было в ней такого мужества, чтобы говорить парню о любви, а главное – она сомневалась в своих чувствах, и все же в те минуты она открыла в себе какой-то непознанный мир: «Так вот что такое любовь… Вот значит как, если тебя любят…»

Солнце спустилось за горизонт, а Сергеев не мог починить свой катер. Стало темнеть, стало прохладно, и они разложили костер на острове. Так и сидели до утра, пока не пришел первый рейсовый катамаран.

Дома Вере здорово влетело за «прогулянную» ночь. А Сергеев как-то незаметно растворился. Поступил в мореходное училище и уехал, даже потом не писал, не звонил, не заходил. И теперь Вера уже с горьковатой усмешкой говорила себе: «Так вот что такое любовь… Вот значит как, если тебя любят…»

* * *

Вот с Кубыкиным у Веры было совсем по-иному. Проще, понятнее… И веселее!

Они дружили со студенческой скамьи, хотя учились в разных институтских группах.

– Куда это ты, Кубыкин, все время торопишься? – игриво спросила Вера, когда Кубыкин (это было зимой на пятом курсе), глубоко надвинув на голову шапку, решительно шагал от института, даже не заметив свою приятельницу. – Ты теперь сделался таким деловым. Никого в упор не видишь…

Кубыкин затормозил, угрюмо посмотрел на Веру, потом – на вишневую «девятку», стоявшую невдалеке от института; в ней, в этой машине, Веру дожидался Уваров, тоже студент-сокурсник, Верин ухажер.

Избалованного повесу Уварова Кубыкин терпеть не мог. Он и прежде с ним не ладил, может быть, потому что завидовал этому «маменькиному сыночку», у которого своя машина появилась еще тогда, когда на лице и усы не проступили; теперь он не терпел его, вероятно, потому что Уваров ухлестывал за Верой и всегда увозил ее после занятий на своей навороченной «девятке».

Никаких любовных прав на Веру Кубыкин не имел, но еще на первом курсе вел себя возле нее как-то напряженно и беспокойно. Вера много раз ждала, что Кубыкин назначит ей свидание, но он медлил. Поэтому отношения сложились непринужденно – со стороны Веры – дружеские. А чего творилось в душе Кубыкина – никому не ведомо…

Теперь, когда Веру каждодневно увозил из института Уваров, отношения между ней и Кубыкиным стали трещать по швам, хотя внешне ничего нигде не трещало…

Вишневая «девятка», видать, неприятно бросалась в глаза Кубыкину, и он покривился, стал к Вере боком, а к машине спиной.