– Она, – коротко сообщил Спайк. И далее в телефон, – Да, моя любушка. Нет-нет, всё в порядке, проблем немного. Что-то с давлением, понимаешь, скачет, как ло… А? Что? Какая тетрадка? Ах, это… Нет, не моя. Я сейчас приеду, я всё тебе объясню, мы как раз тут с Шамраевым обсуждаем этот вопрос. Да, да. Пошловато, конечно, и не говори! Да, выезжаю, пока!
Он отключил мобильник и глубоко, с облегчением вздохнул. Потом резко вскочил, как мальчишка вскинул в победном жесте кулак вверх.
– Е-е-е!!! – чуть громче, чем надо, выкрикнул он, и на нас оглянулась бабушка, покачивающая коляску на лавочке неподалёку. Потом сел и быстро заговорил.
– Она нашла, но по-моему, не догнала, что к чему. Говорила ласково. Значит так, Шамрай, как и договорились – это рабочие записи моего… ну, нашего общего знакомого, скажем, Лёвки Барсука. Он просто дал нам их почитать, и всё в этом духе.
Спайк быстро разлил остатки коньяка, и мы чокнулись за успех. Потом вышли из парка, Спайк поймал такси и умчался домой, рассказывать Людмиле о дневнике в сто страниц с похабными историями.
Я поехал общественным транспортом. Завтра придется врать шефу и сотрудникам, как я героически воевал с соседями сверху, которые установили новую стиральную машину на пьяную голову с нарушением мер безопасности. Дескать, вырвало трубу…
Ну Пайкин, ну и жук! Сколько его знаю, ни за что бы не догадался о таких его увлечениях, с дальнейшим их описанием. Откуда только силы берутся на исходе пятого десятка! Интересно, сколько там в этом дневнике историй? И место для тайника, тоже выбрал! На полке, за вторым рядом книг… Это все равно, что положить его на журнальный столик. Потому что не только Людмила – женщина хозяйственная и домовитая, но и любая женщина у себя в квартире найдёт то, что мужчина безнадежно потерял, не то, что специально спрятал, это же аксиома. М-да…
Валентина (моя жена) трудилась на даче у тёщи, помогала собирать урожай, наводить порядок, в общем, по хозяйству. Я занялся приготовлением ужина, а чтобы разогнать грусть, поставил сборный диск Битлов, они умеют это делать.
Зазвонил телефон.
– Здравствуйте, Геннадий Петрович, – в трубке холодный женский голос, до боли знакомый. – Это вас Пайкина Людмила Михайловна беспокоит.
Я напрягся. Во-первых, что за официоз? Мы, конечно, при редких встречах называем друг друга на «вы», но давно уже по именам: Милочка, Геня, Валюшка и так далее. Во вторых…
– Здравствуйте, милая Мила, а почему…
– Хватит паясничать, – тяжело оборвала меня Людмила, – значит так. Я не хочу с вами обсуждать все эти грязные подробности: трусы на спинках кресел, лифчики на люстрах и даже стыдно говорить что ещё! Завтра Серёжа отдаст вам эту мерзость, которой вы там занимаетесь и будьте здоровы. Я вас больше не знаю.
– Стоп, Людмила м…м Михайловна, одну минуточку, – встрепенулся было я, – вы всё не так поняли…
Я хотел ещё что-то сказать, и одновременно понимал, что уже не надо ничего объяснять. Потому что, скорее всего, Спайк для своих оправданий выбрал версию, согласно которой, это МОЙ, а не ЕГО товарищ разрабатывает эротико-приключенческую тематику для соответствующих изданий.
В трубке послышались короткие гудки, а Пол Маккартни запел «Hey Jude». Я устало опустился в кресло. Палево… Теперь уже мне самому надо сочинять легенду для своей жены на тот случай, если Людмила всё же что-нибудь эдакое, «по-свойски» расскажет ей при встрече, между делом. Но и Спайк тоже ещё тот друг! Он, судя по всему, добился своей цели, ловко увернулся в опасный для себя момент. Сам выбрался, а меня подставил, прекрасно понимая, что мне уже не отвертеться.
Потом мне пришло в голову, что Спайк вполне мог спланировать всю эту операцию заранее, так сказать изначально, как только обнаружил отсутствие дневника в «тайнике». Встреча со мной ему была нужна для того, чтобы я «был в курсе событий», когда последует реакция вроде подобного звонка от Людмилы Михайловны. Впрочем, это наверное чушь, не мог так поступить Спайк, мы же, в конце концов, друзья.
Я поплёлся на кухню, очень недовольный собой. Зазвонил мой мобильник, скорее всего это Серега. Ему, видимо, удалось выскользнуть из квартиры, (например, выбросить мусор) и заодно сказать мне что-нибудь утешительное. Мол, так уж вышло, Шамрай, ты уж извини, брат, но не волнуйся, я всё держу под контролем.
Так и есть. Спайк бормочет впопыхах извинения и заверяет, что потом, когда пройдет определенное время, всё будет нормально. Затем, он на всякий случай, «чтобы я был в курсе» меня предупреждает… он, для того, чтобы не запутаться в своих показаниях сказал, что… эти дневники, то есть, конечно, литературные пробы… мои. Мои? ЭТО МОИ ДНЕВНИКИ?! Да, да твои, Шамрай. Но не дневники, а черновики сочинений, почувствуй разницу. Думаешь, она бы поверила в какого-то Лёвку Барсука? Сам понимаешь, Людмилу на мякине не проведёшь! Нет, она, конечно, не будет звонить Валентине, потому что она – «свой в доску парень», не переживай брат. Она уже успокоилась, вот позвонила тебе и успокоилась. Спасибо, брат.
Пожалуйста, брат.
Только в следующий раз, когда она неожиданно найдет у тебя какие-нибудь фотографии, типа приложения к дневнику, обязательно скажи ей, что это ловкий фотомонтаж, в исполнении твоего друга Шамрая.
Так, для смеха.
Операция «Пиво»
В конце изнурительного рабочего дачного дня мне хочется выпить пива.
Пиво стоит в кухне дачного домика, в холодильнике, но туда никак не добраться. Родственники перемещаются туда и обратно, перерезая мне подходы к холодильнику. Между тем настроение медленно и уверенно портится, а быстро и незаметно выпить пива никак не получается. Похоже на то, что в самом скором будущем, настроение будет испорчено окончательно и от самого пребывания на даче в течение двух дней.
Но делать же что-то надо!
Может быть, попытаться обосновать? Скажем, очень хочется пить после шашлыка. Или лучше, после копченой рыбы.
Но тёща может заподозрить неладное, типа, я уже «подсел» на пиво. Ведь и под шашлык была водка, и под копченую рыбу тоже уже было пиво. Она может подумать, что моё хорошее настроение напрямую зависит не от нахождения на даче, не от общения с родственниками, а от количества выпитого пива. Вывод: я – алкоголик. Пивной алкоголик.
Ну вот тёща, наконец, выбралась из дома, что-то ей понадобилось за теплицей. Но на полпути, что-то вспомнив, наверное, чрезвычайно важное, возвращается. Тесть, в принципе, «свой» человек, но если он заметит меня у холодильника, или хуже, в самый момент, когда я достаю из холодильника большую пластиковую бутылку, он вполне может не со зла, а так, между делом сказать об этом тёще. Они же ведь, в принципе, за одно. То есть против того, чтобы я пил пиво. Они могут в один голос заявить: «Ведь выпили уже за столом, за обедом, может хватит?», с такой строгостью в голосах и полупрезрением во взглядах.
Тем временем, состояние моего здоровья и настроения, в целом, идет на ухудшение.
Потому что всё не так.
Почему я, вместо того, чтобы в выходные заниматься хотя и домашними, но своими делами, вынужден находиться здесь, на даче у родственников? Понятное дело, семейный долг обязывает, у тёщи болят ноги, тесть не может поднимать тяжёлое, кто-то же должен всем этим заниматься, и всё такое. Так почему, если я весь день, и даже полтора дня занимался всеми дачными делами, мне теперь нельзя залить чашечку-другую этого говёного пива?
Подойти просто к тёще, раз она тут за главного, и просто сказать: «Дай пива, Анна Борисовна, душа горит, спасу нет».
Она, конечно, даст.
И тогда моя упорная психологическая борьба, которую я весь день героически вёл, пойдет в задницу. Потому что в этом случае, я окажусь не самостоятельной единицей в семье, которая имеет право на уважение, или хотя бы на то, чтобы её слушали, когда она что-то говорит, а просто машиной, которая работает на пиве. Или работником, которым можно манипулировать с помощью пива.
Все мои принципы идут нахер, и заменяются на кружечку холодного, очень вкусного и такого желанного пива.
А что, если задействовать жену?
Мы с ней, в общем, любим друг друга. Вот уже больше двадцати лет вместе, и даже больше, если учитывать время моих ухаживаний. Сказать ей, чтобы она попросила стаканчик пива для себя, ведь хочется же пить после шашлыка! Ну и заодно нацедить чашечку для меня.
Она, конечно же, потом ничего не расскажет, ни тёще, ни тестю, никому. Не такой она человек, чтобы ради пустой болтовни, или в каких-нибудь других целях, раскрывать семейные тайны. И, в общем и целом, всё будет улажено – проблема пива будет решена, хотя бы до приезда домой.
Но и такое решение тоже не очень подходит.
Потому что это будет означать, что я ей буду должен. Должен очередную поездку на дачу, через неделю. Значит, через неделю снова сюда. Хотя я уже рассматривал время следующих выходных по своему плану. И в соответствии со своим планом, я хочу заняться тем, чем давно уже собирался заняться… Словом, действовать через жену хоть и выход, но как бы он не оказался входом.
Вот какая проблема образовалась в конце очередной дачной двухдневки. И двухдневка никак не хочет заканчиваться, потому что нет машины, на которой нас должны отвезти в Москву, домой. Мне кажется, что надо смириться с тем, что пива не будет, хотя, объективно, оно есть в холодильнике, к которому никак не добраться.
И… вот… вот она пошла! Пошла удача… схватить её, наша задача!
Тёща, наконец, накопошившись вволю по своим загашникам, покидает дом. Все остальные – жена и тесть рядом со мной, в беседке. Тёща медленно продвигается в беседку, у неё болят ноги. А у меня болит душа, она просто горит.
Поэтому.
Я громко говорю, обращаясь к жене, но так, чтобы было понятно всем остальным, что мне надо в дом, имеются кое-какие незавершенные дела, а именно, уложить манатки в свою сумку заранее, пока не пришла машина (а то потом не успею). Никто не обращает внимания на мое сообщение, мало ли, что может понадобиться мне в доме. О пиве никто из них не думает, есть другие мысли, более глобальные и более благообразные, более подходящие к настоящему моменту. Конец дачного рабочего дня. Уморились все на даче. У одной крутит ноги, насморк, голова не на месте. У другого тоже всё болит, но они никак не могут выслушать друг друга. А моя девочка, настолько устала, что мне хочется плакать и умиляться, глядя на неё. Какое им пиво?
Пиво – мне.
И я сначала медленно, но, зайдя за угол, вприпрыжку бросаюсь в дом, на кухню, к холодильнику! Вот оно, спасение! Сейчас всё будет «супербест». Я у холодильника и стараюсь успокоиться, не надо суетиться, когда идёшь на дело. Всё должно быть тихо. Чики-чики. Народ в беседке подводит итоги рабочего дня, а я у своей цели. Я очень тихо вскрываю холодильник. Я очень внимательно смотрю на полки (куда же он его засунул, йоптер?!) Вот оно, лежит, задвинутое за кастрюлю с борщом, на нижней полке. Я быстро, очень быстро и тихо, вырываю за горлышко двухлитровую бутылку из пасти холодильника, на ходу отвинчивая крышку. Вот оно, поехало! Я прикладываюсь к горлышку, и оно идет, нет, летит во внутрь.
Всё, я победил.
Я добился своего, я лучший, как сейчас любят говорить всякие успешные молодые люди. Всё остальное не имеет значения, пока. Гонг!