Дети полутени

– Помнишь, Сережа, что мы пили? Вино такое красное или портвейн. Очень мне понравилось тогда. Как думаешь, оно еще где-нибудь продается? Хотелось бы попробовать. Вспомнить, совсем как тогда.

– Точно такое уже вряд ли найдешь. Можно другое попробовать.

– Давай другое, – разрешила она.

Это был их самый долгий разговор за последний год. Дубов, счастливый и окрыленный, принялся целовать Таню. Лицо, щеки, губы, шею. Она шутливо отмахивалась. Он ловил ее руки, целовал снова и снова.

– Я сейчас, Танюша, – приговаривал он, собираясь, – сейчас сбегаю. Ты соскучиться не успеешь.

Он накинул куртку, взял зонт, вышел. Оставил ее одну в полумраке.

В голове молотом стучало ее «совсем как тогда».

Магазин стоял на прежнем месте. Внешне даже почти не изменился за все время. Помятая вывеска, решетки на окнах, только внутри некое подобие евроремонта. Дубов, не разбирая, схватил с полки первую попавшуюся бутылку вина, дрожащей рукой сунул продавщице крупную купюру и, не дожидаясь сдачи, помчался обратно. Домой, к ней.

Дом встретил абсолютной тишиной. Только выл снаружи ветер и барабанил по крыше дождь. Нездешние потусторонние звуки. Дом был другим миром. Здесь царили свои правила. Дубов стоял в дверном проеме, не в силах совладать с дрожью в руках. Купленная бутылка выскользнула, звонко разбилась об пол. Темная жидкость растеклась уродливой кляксой.

Таня висела у самого окна, под подоконником. Голова опустилась на грудь, худые ноги вытянулись на полу. Один конец чего-то длинного был привязан к оконной ручке, другой обмотан вокруг тонкой Таниной шеи. Только бросившись к неподвижной жене, Дубов узнал шелковый поясок от ее цветастого летнего платья. Того самого, которое навсегда осталось в бесконечном летнем дне. В тот момент звуки исчезли вообще. Дубов не слышал ни своих слов, ни криков. Дом поглотил все.

На похоронах был только он. Все друзья и родственники открестились от сумасшедшей сектантки. Потом был длительный алкогольный период, изредка прерываемый моментами просветления. Дубов с головой ушел в работу и пил, пил, пил.

Забытье закончилось в тот год, когда он увидел объявление об экстрасенсе, звезде телешоу, который может общаться с умершими людьми. По предварительной записи и за немалые деньги. Верил ли он во всю эту чепуху? Конечно, нет. Но в этом ему отчего-то увиделся спасательный круг.

Квартира экстрасенса утопала в приятной полутьме, подсвеченной ароматическими свечами, расставленными на шкафах и книжных полках. Между ними виднелись книги с заумными названиями. Отовсюду свешивались амулеты и обереги. На стенах красовались в рамках дипломы скорее всего несуществующих зарубежных университетов.

– Проходите, присаживайтесь.

Дубов послушался. Экстрасенс, немолодой полноватый мужик, чуть заметно поморщился, учуяв запах алкоголя. Дубов уже принял «для храбрости». Он никогда не пил на работе, начинал дома. С вечера и до поздней ночи. Каждое утро полоскал рот освежителем дыхания, приходил на службу злой и с тяжелым похмельем.

– С кем вы хотите поговорить?

Экстрасенс принялся греметь на столе какими-то полированными деревяшками, складывая их в фигуры, собирая и снова разбрасывая.

– С сыном. С женой, – коротко ответил Дубов.

Экстрасенс долго шептал что-то, водил над столом руками. Наконец, поднял глаза.

– Они любят вас.

Дубов подался вперед, стул под ним скрипнул.

– И все?

Он улыбнулся. Улыбка получилась неприятной, он это знал.

– Ну, – экстрасенс стушевался, – понимаете, сегодня плохая связь…

– Угу, связь плохая значит. Как телефон, типа? А чего так, магнитные бури? Или не заплатил?

– Мне кажется, вам лучше уйти.

Дубов сплюнул на пол.

– А мне кажется, тебе лучше заткнуться. Хули ты тут сидишь? Людям мозги пудришь. Они вас любят, бля! Я это и так знаю.

Экстрасенс примирительно поднял короткие пухлые руки.

– Не кричите, пожалуйста. Я не знаю, почему так получилось. Связи нет. Я не знаю…

– Да что ты заладил? – Дубов схватил со стола и швырнул в стену какую-то глиняную фигурку, она разбилась в дребезги. – Связи нет, не знаю. Что ты знаешь вообще? Ты вообще знаешь, как их звали? Хоть что-нибудь? Знаешь, какую музыку моя жена слушала? Какие книги мой сын любил?

– Я… я…

Экстрасенс только беспомощно разводил руками, не зная, что сказать. Это разозлило Дубова еще больше. Он вскочил, рывком перевернул стол. На пол посыпались деревяшки, свечи, книги, четки и амулеты. Экстрасенс испуганно пискнул. Дубов ударом ноги опрокинул его вместе со стулом на спину. Ударил лежачего ногой еще раз. Тот закричал, перевернулся, пополз. Дубов продолжал бить, экстрасенс тонко вскрикивал от каждого удара.

– Знаешь? – приговаривал Дубов, – Знаешь, сука? Знаешь, я спрашиваю? Знаешь, а?

Вспышка гнева прошла так же стремительно, как и началась. Дубов тяжело опустился в кресло, достал бумажник, порылся в нем. Потом подумал, вытянул все деньги и швырнул их экстрасенсу, который корчился на полу и сплевывал кровь. Тот снова вскрикнул, ожидая нового удара.

– Вот, держи. За молчание тебе. Если вякнешь кому, я твою богадельню прикрою. К ментам даже не суйся, я сам мент.

Он ушел, только бросил напоследок:

– И работу нормальную найди.

С того дня Дубов не пил. Тогда он решил докопаться до правды самому. Девять с половиной лет. Пенсия, слежка за незнакомыми людьми, встречи с бывшими сектантами и одинокие вечера перед компьютером.

Подсознательно он понимал, что скоро поедет в Черноозерск, как каждый год в октябре. Может даже завтра или через пару дней. Никакого результата эта поездка не принесет, но его туда тянуло. Только не в дом с окнами. С Таниной смерти он там не появлялся. Как обычно снимет на пару дней квартиру в Полоцке или Новополоцке. Там видно будет.

Дубов выключил компьютер. Ночью снов не было. Их не было уже очень давно. Они ушли вместе с Колей и Таней.

Глава 3

Забытые люди, забытые вещи

– Жена умерла…

– Давно?

– Два года уже.

Оксана отвернулась от окна, где на темном фоне отражался ее размытый силуэт. Посмотрела на мужчину, сидящего на кровати. Голого и лысеющего, все тело которого, кроме головы, казалось, состояло почти полностью из черных курчавых волос. Руки, грудь, живот, плечи, спина – все было покрыто ими. Он сидел сгорбившись, тяжело опустив локти на колени. Длинные жилистые ноги спускались с кровати на выцветший ковер на полу. Теперь, после всего и при свете, Оксану даже передернуло от брезгливости. Какой же урод. Жалкий угрюмый урод.

– И ты здесь, со мной? Горе забываешь?

Он пожал плечами.

– А где мне быть? У меня здесь работа, командировка, – он поднял глаза, добавил смущенно, – и ты…