Девочка и пёс

Она поинтересовалась почему утес называется "капитанским" и судья объяснил, что это в честь Симеона Капитана – легендарного первого короля Агрона. Что будто бы он, стоя на этой вершине, указал место где должен быть основан главный город его королевства. Элен конечно тут же вспомнила как Кит, давая ей очередную историческую справку о Каунаме, рассказывал о "Шатголе" громадном транспортном корабле из Второй эпохи звездного переселения. Именно этот корабль согласно историческим хроникам сумел достигнуть Каунамы и благополучно опуститься на неё. Командовал кораблем в тот момент капитан Карлов, капитан Симеон Карлов. "Неужели совпадение?", подумала Элен. Но подобное совпадение представлялось ей маловероятным, однако ей также казалось весьма сомнительным, чтобы офицер Звездного флота, человек в совершенстве знающий астронавигацию и астрофизику, доскональнейшим образом разбирающийся в хитросплетениях человеческой психики и экспедиционной психологии, вдруг объявил себя королем и приказал пассажирам звездного транспорта строить столицу своего будущего королевства. Впрочем, всё это лишь промелькнуло в её голове и тут же исчезло, отступив перед величием открывшихся её взгляду просторов.

Далеко внизу раскинулась необъятная громадная равнина, которую широким полукругом огибала река с изумительным ярко-синим цветом воды. На противоположном, южном, берегу пламенели уходящие до самого горизонта пологие холмы, покрытые багряными и золотистыми лесами, иногда прерываемые островами зелени. Река где-то далеко слева делала плавный поворот на юго-восток и вскоре превращалась в бескрайнее водное пространство морского залива. А на равнине, примыкая к синей реке, лежал вытянувшийся вдоль побережья город, по всему периметру обнесенный высокой красно-коричневой стеной. Для Элен, привыкшей либо к аккуратной ровной малоэтажной архитектуре тихих предместий или к безумным взметнувшимся ввысь стеклянным небоскребам самых причудливых форм современных мегаполисов, этот, на первый взгляд немного хаотичный, каменный город представлялся странным и почти сказочным. Отсюда, с Капитанского утёса, до города всё же было еще слишком далеко чтобы разглядеть его в деталях, он виделся лишь каким-то изогнутым овалом беспорядочного скопления бесчисленных крошечных строений сливавшихся в пестрые серо-бурые пятна, прорезаемые темными нитями улиц. Но какие-то, видимо монументально-громадные сооружения выделялись среди общего фона даже на таком расстоянии. Элен видела некий белоснежный комплекс высоких строений с остроконечными шпилями, какие-то золотые сферы, возможно купола, а также нечто напоминающее громадный зиккурат чудесного аквамаринного цвета возле самой реки и еще Т-образную мрачную черную башню на востоке. Равнина, окружавшая город представляла собой сплошное лоскутное одеяло полей, где видимо выращивали какие-то сельскохозяйственные культуры. Её прорезали три светлых полосы дорог, идущих к городским стенам. Впрочем, пестрый лес наступал на равнину со всех сторон и даже где-то среди полей имелись островки рощ и зарослей. Но к самому Аканурану он нигде не приближался.

Элен встала на нижнюю перекладину ограждения и перегнувшись через деревянные перила поглядела прямо вниз. Судья сказал что-то предостерегающее, но она не обратила внимания. От высоты захватывало дух. Пожалуй здесь метров 700-800 до земли, решила она. Каменная неровная с цветными вкраплениями стена утеса уходила вниз практически отвесно и лишь где-то там, далеко внизу, постепенно приобретала уклон и превращалась в поросший кустарником склон, плавно спускавшийся к равнине. И там были какие-то дома, фермы или целые поместья или что-то подобное.

Безостановочно гудел ветер. Элен подняла глаза и посмотрела вдаль, туда где река превращалась в море. Девочка разглядела пятнышки многочисленных парусных кораблей на воде и заулыбалась. Всё это было так непривычно и волнующе. Залитый мягким светом огромного красного солнца, стоявшего почти в самом зените, у неё за спиной, на севере, весь этот необъятный простор с багряно-золотыми лесами и городом с башнями, дворцами и куполами представлялся ей какой-то чудесной вымышленной картинкой, одной из тех что она ставила фоном на окна и стены своей спальни или на рабочие столы своего компьютера.

К ней приблизился Мастон Лург.

– Элен, этим перилам сто лет в обед, пожалуйста, не наваливайся так на них.

Девочка послушно спустилась с перекладины.

Просьба судьи напомнила ей о неприятном происшествии, случившимся полтора альфа-года тому назад.

Она, Кит, папа и мисс Александра Уэйлер проводили небольшой совместный отпуск на заповедной планете Энна, на сказочном острове Айнлима Монли, что на языке гутеваров, одной из рас Звездного Содружества, которые первыми открыли эту планету, означало "счастливое место". Первые несколько дней всё шло прекрасно. Элен, как безумная, носилась по острову, изучая его чарующие парки, головокружительные аттракционы, таинственные аномалии и природные чудеса. Всё это естественно происходило под неусыпным присмотром Кита, а отец и мисс Уэйлер за ней не поспевали и зачастую даже и не пытались, вполне полагаясь на разумность девочки и практически родительскую опеку робота.

Элен никогда не боялась высоты, вообще не обращала на неё никакого внимания и абсолютно спокойно лазала по скалам и веревочным городкам, устроенным чуть ли не на вершинах деревьев, прыгала в воду с любых вышек и обожала летать при помощи различных гравибордов, аэроботов, магнитных левитаторов, трансформ-крыльев из мембранных пленок, реактивных пушеров, "паутинной резины" и т. п. А вот её папа совершенно этого не любил и к высоте относился если и не с опаской, то с определённой долей неприязни. Элен много раз пыталась затащить его на аттракционы типа "Небесная тропа", "Звездный джампер", "Пушка Мюнхгаузена", "Кувырком над Солнцем", "Маятник бездны", "Орбитальные горки", "Катапульта Ориона" и пр., но он всякий раз отнекивался. Он избегал даже обычных высотных каруселей. В конце концов Элен принялась дразнить его тем, что он боится и Валентин Акари спокойно соглашался что да, боится. Элен не очень-то ему верила, ибо не представляла, что папа может чего-то бояться. И ей очень хотелось чтобы он хоть раз полетал с ней и тогда она по его ауре поняла бы что он на самом деле чувствует. Но случая не представлялось и постепенно это желание погасло и забылось и Элен просто привыкла к тому что отец не любит подобных развлечений и оставила его в покое.

В одном из озёр Айнлима Монли наблюдалась любопытная аномалия, прозванная "Бабл Гам". Из воды возле скальных берегов вырывались пузыри, огромные и прозрачные. Внутри пузырей как взвесь висели блестящие "капельки" каких-то икринок или семян. Ученые так пока еще и не разобрались до конца. Порождались пузыри неким бесформенным громадным существом, прозванном "улиссом", так как оно постоянно, правда весьма неспешно, путешествовало по планете. Насколько удалось разобраться пузыри являлись способом размножения "улисса", они поднимались на определённую высоту, в конце концов таяли и освобожденные икринки-семена разносились потоками ветра по просторам Энны. Каким образом "улиссы" изготавливали пузыри оставалось пока не ясно, они исторгали их из себя под водой, те стремительно всплывали к поверхности озера и потом уже чуть медленнее поднимались вертикально вверх в воздухе. Пленка пузыря создавалась из удивительного глобулярного белка от свойств которого ахали и охали биологи. Эта тягучая плотная упругая пленка практически не поддавалась разрыву, но при этом таяла сама по себе при определённых условиях. Впрочем, тех кто интересовался молекулярной структурой пленки было ничтожно мало по сравнению с теми, кто ничего не понимал в этих научных материях, и никогда и не стремился понять, но зато страстно любил прыгать с пузыря на пузырь, плавно парить на них и в конце концов радостно визжа или истошно крича соскальзывать с них в воду озера. Этих "прыгунов" прозвали баблгамерами и как только Элен узнала о них, то буквально вся загорелась желанием стать одним из них. Однако это развлечение всё же было достаточно травмоопасным. Прыгая со скалы в поток трехметровых упругих шаров и затем, по совершенно диким и непредсказуемым траекториям, перемещаясь с пузыря на пузырь, сталкивая их, прогибая, падая, кувыркаясь, пытаясь устоять на них или даже пройтись, любители экстремальных развлечений нередко получали вывихи и даже переломы. Также было зафиксировано несколько летальных случаев, когда медицинская команда не успела к очередному сломавшему себе шею баблгамеру, чтобы сохранить ему жизнь. С учетом этого Валентин Акари запретил дочери даже близко приближаться к скалам "Бабл Гама". Сначала Элен просто надулась, потом хорошенько подумала и пришла к выводу, что папа не прав, а значит она вполне может пренебречь его запретом. После этого, подло обманув простодушного Кита, отослав его в космопорт якобы для регистрации новых гиперизлучателей и контроля их установки на взятый в аренду корабль, она пару альфа-часов, задыхаясь от смеха и восторга, пронзительно визжа от радости, скакала и кувыркалась в казавшемся бесконечном потоке "баблов". Закончилось всё плачевно, она повредила запястье и еще и разбила нос до крови, хорошенько стукнувшись о собственную же коленку. Прилетел медбот и о случившемся сразу же сообщили отцу пострадавшей. Дальше последовала неприятная сцена в гостиничном номере отеля "Альтаир". В комнате находились папа, мисс Уэйлер, Кит и провинившаяся юная обманщица. Обычно всегда сдержанный мистер Акари на этот раз немного вышел из себя и в весьма нелестных выражениях высказал всё что он думает о поведении дочери. Он не повышал голос, но говорил ледяным тоном, слышать который от отца в свой адрес для Элен было просто жутко. Он называл её "коварной маленькой лгуньей", "предательницей", "обманщицей", "беспринципной эгоисткой" и даже "глупенькой". Закончилось всё это угрозами оставить её без всяких развлечений на три альфа-месяца, а также лишить её общества Кита. Отец всегда грозился забрать у неё Кита, когда хотел наказать её по больнее, ибо знал как она любит своего пса. И это по мнению Элен было просто подло и она не сдержалась и сквозь слезы и сопли обозвала папу гадким трусом. "Ты просто трус, трус, трус!", кричала она, "сам боишься выше второго этажа подняться и думаешь я такая же. А я не такая, не такая трусиха как ты!". После этого наступила тишина. Папа несколько секунд безмолвно смотрел на неё, затем развернулся и вышел. Полминуты спустя, также не сказав ни слова, вышла мисс Уэйлер, а еще через полминуты с пола поднялся Кит и, не посмотрев на хозяйку, покинул номер.

И Элен осталась одна. Ей было тяжело, горько, обидно и немного страшно. Она поняла что оскорбила папу, оскорбила по-настоящему, оскорбила своего самого любимого и близкого человека, это случилось впервые в её жизни и она не знала что ей теперь делать. Правда обидчивый голосок в душе настойчиво убеждал её, что папа сам во всем виноват, а она, напротив, ни в чем не виновата. Но может только в обмане. И то совсем чуть-чуть. Ведь ей просто не оставили выбора. Но чем больше времени проходило, тем темнее, угрюмее и враждебнее становился окружающий её пустой гостиничный номер, а угрызения совести всё острее и пронзительнее. Она сидела на краешке кровати и не могла пошевелиться. Из глаз медленно текли слёзы. Ей было жалко папу и себя. Её все бросили. Даже преданный ей до последнего нейрона Кит оставил её. А мисс Уэйлер, она ушла, не сказав ни слова. И сердце девочки обожгла мысль, что молодая женщина презирает её. Элен стало совсем тоскливо. Она отчетливо поняла, что без папы, без Кита, без дедушки, без мисс Уэйлер она совершенно слабая и одинокая и без них ей даже не нужно ничего, ни этот остров, ни этот дурацкий "Бабл Гам". Элен почувствовала как её затягивает окончательное отчаяние своей брошенности и несчастности. Ей захотелось разрыдаться. Но в этот момент в номер вернулась мисс Уэйлер.

Александра вошла в комнату с твердым намерением мягко, но доходчиво отчитать юную обманщицу в первую очередь за то что та так жестока, груба и неблагодарна по отношению к своему отцу. Но не успела она и рта раскрыть, как "юная обманщица" с плаксивым криком "тетя Саша!" стремительно бросилась к ней и обняла, крепко прижавшись к её животу. И "тётя Саша" не удержавшись, ласково погладила девочку по голове. Принципиальная, логичная, строгая, решительная лейтенант Уэйлер, кадровый офицер внешней разведки, могла быть не просто жесткой, но и прямо-таки бескомпромиссной, когда по её мнению этого требовала ситуация. Однако как оказалось всё же не всегда и не со всеми. Как только этот маленький человечек обнял её, сердце Александры дрогнуло и её решимость подвергнуть "юную обманщицу" заслуженному выговору бесследно испарилась. Это было выше её сил, она просто не могла так поступить, не могла заставить себя быть жесткой и строгой к прижавшемуся к ней ребёнку. Эта девочка, эта малышка давно уже заняла особое место в её душе.

Александра и Линда, мать Элен, знали друг друга с четырех лет, с тех самых пор как их семьи поселились в соседних домах. И дружба, соединившая навсегда двух девочек, представлялась Александре самой чистой, глубокой и беззаветной на свете. Они были неразлучны, знали друг о друге всё, вплоть до самых интимных и неприятных тайн и каждая была готова на всё ради другой. И хотя внешне они были не схожи, Линда хрупкая голубоглазая брюнетка, Александра высокая зеленоглазая шатенка, многие считали их сестрами, а когда узнавали правду, то всё равно посмеивались что они как сестры и даже фамилии у них звучат похожи. Пришло время и Линда вышла замуж за немногословного бледного мужчину со странными синими глазами и Александра, относившаяся сначала к Валентину несколько настороженно, в конце концов полюбила его как брата, по крайней мере так ей казалось тогда. А уж когда на свет появилась крошка Элен, новоиспеченная "тётя" радовалась этому не меньше папы и мамы. И конечно же это были самые счастливые времена этой маленькой семьи. Линда безумно любила Валентина, тот отвечал ей тем же и оба не чаяли души в своем синеглазом ангелочке. А спустя три с лишним альфа-года жуткая смерть Линды в чудовищном теракте на улицах, плывущего среди звезд, космического города Нью-Дар буквально разорвала на части и сердце мужа и сердце лучшей подруги. И возможно только этот самый синеглазый ангелочек удержал Валентина от полного безумия и помог ему и Александре пережить трагедию и как-то сжиться с тем фактом что Линды больше нет. И вся сила любви двух этих людей буквально обрушилась на Элен и затопила её. Оба они с каждым годом с непередаваемым ощущение светлой грусти и тихой радости видели как всё явственнее проступают в милом личике девочки прекрасные черты её матери.

И сейчас, когда Элен так доверчиво и преданно прижималась к её животу, Александра просто не находила сил оторвать её от себя, усадить и начать читать нравоучения по поводу её неподобающего поведения. Она слабо улыбнулась, подумав о том что сила безусловной любви воистину страшная сила, способная смести со своего пути всё что угодно. Затем они сидели на кровати и вместо строго выговора, Александра успокаивала зареванную Элен, с усмешкой сетуя про себя за то, что педагог из неё видимо совершенно никудышный. "Что же мне делать?", спрашивала Элен, немного успокоившись и заискивающе заглядывая в глаза молодой женщины. Перед тётей Сашей она тоже чувствовала себя виноватой, но всё же далеко не в такой степени как перед отцом. Александра, сделав серьезное лицо, ответила, что поступить надо так как Элен подсказывает её сердце. Разве оно ей ничего не подсказывает? "Что я должна попросить у папы прощение", слабым голосом пролепетала девочка. "Ну вот видишь какое хорошее у тебя сердечко", улыбнулась Александра.

Но Элен чувствовала, что ей будет тяжело это сделать. Не до конца понимая почему, она отчетливо осознавала, что сейчас ей очень трудно смотреть в глаза папы и разговаривать с ним. Как только она представляла это, на неё словно наваливалась каменная плита, закрывая свет и не давая дышать. Как же она только посмела назвать папу трусом, с ужасом думала Элен, и, не находя ответа, словно проваливалась в бездну. После ухода мисс Уйлер она немного успокоилась и не представляя как говорить с папой, решила просто отложить этот тяжелый момент на потом, тем более он куда-то ушел.

Валентин Акари и Кит вернулись только вечером. Элен, напряженная как струна, сидела в своей комнате. Папа, не заглянув к ней, прошел в свою спальню. Робот некоторое время ходил по гостиной, но затем всё же занял свое обычное спальное место в комнате Элен. Однако при этом он даже не посмотрел на свою хозяйку. Но с Китом было проще. Элен подсела к нему и погладила его по голове. Кит отвернулся. Элен продолжила. В конце концов она схватила его голову и тихо прошептала ему в ухо: "Я люблю тебя". Кит не посмел отстраниться, его металлический череп был всё же довольно увесистой конструкцией и при неловком движении вполне мог причинить прижавшейся хозяйке какую-нибудь неприятность. Пусть даже вероятность этого была наиничтожнейшей, но благополучие Элен являлось смыслом его существования и потому это не обсуждалось. Девочка тискала его голову и продолжала шептать что любит его и в конце концов металлический пес сухо проговорил: "Я тоже люблю тебя".

Теперь оставался только папа. И хорошенько поразмыслив, Элен решила что есть довольно простой способ, как помириться с папой без единого слова. Она вспомнила как вползала к нему на кровать во время его послеобеденного сна. Она не будет ничего ему говорить, а просто, когда он уснет, тихонько ляжет к нему под бок и утром, проснувшись, он увидит её рядом с собой и обязательно простит, всё произойдет само собой. Через пару часов она прокралась в его комнату, при этом Кит бесшумно проследовал за ней, неодобрительно наблюдая за её действиями. Но так ничего и не сказал. Убедившись по папиной ауре, что он крепко спит, Элен аккуратно забралась на постель и осторожно улеглась под его руку. Она была в папиных объятиях, в самом лучшем месте во Вселенной и все невзгоды, тревоги и угрызения совести тут же отступили от неё. И радостно чувствуя его теплое дыхание на своей шеи, она вскоре уснула, счастливая и спокойная.

А утром, как она и предполагала, уже всё было хорошо. Проснувшись, она увидела, что папа сидит рядом и с улыбкой смотрит на неё. И теперь, встретившись с ним взглядом, увидев его улыбку, ей было совсем не трудно броситься ему на шею и попросить прощения. И сказать ему что он самый лучший на свете, самый смелый, самый добрый, самый умный. "И даже умнее тебя?", спросил Валентин Акари, сдержанно усмехаясь. "Конечно, папа, конечно!", закричала Элен, обнимая его так, словно пыталась задушить. Она конечно не знала как Валентин Акари, проснувшись под утро, с удивлением обнаружил у себя под рукой маленькое хрупкое тело дочери и долго смотрел в предрассветных сумерках на её бледное лицо в обрамлении черных локонов. И невыразимая никакими словами нежность захлестывала его сердце и ему казалось что он просто задыхается от переполняющей его любви. Она была громадна как океан, теплая и наэлектризованная, преображающая и всеобъемлющая она устремлялась к этому маленькому беззащитному человеку так доверчиво уснувшему в его объятиях. Валентин смотрел на дочь и счастье, почти уже овеществленное обволакивало его, обдавало то жаром, то прохладой и он отчетливо понимал что вся его жизнь, весь её смысл, и даже вся Вселенная сейчас для него были заключены в этой маленькой девочке, которая являлась прямым олицетворением всего самого лучшего что было в его судьбе, самых светлых чувств, самой прекрасной женщины, самых чудесных дней. И проглядев так на неё до самого рассвета, он уже был не в состоянии проявлять к ней хоть какую-то строгость или суровость. Расчет Элен оказался безупречным.

Очнувшись от своих воспоминаний, девочка прислушалась к тому что рассказывал судья.

– Акануран страшный город, – говорил он. – Равнодушный и безжалостный, как каждый из его жителей. По его каменным улицам бредут толпы серых людей с пустыми глазами и сердца их такие же каменные как и булыжник мостовой у них под ногами. Не обращая внимания, безразлично и угрюмо, они переступают через всякого кто упал, остался без сил, кому не повезло и даже готовы добить его, если он вдруг начнет цепляться за их ноги и умолять о помощи. Этот город не знает милосердия. Он не различает добра и зла. Он пожирает всё до чего сможет дотянуться, и, похоже, это единственные цель и смысл, которые он знает. Забирать и поглощать всё что попадает к нему и становиться больше и сильнее. Кирмианцы называют его драконий город. Искать в нем справедливости, человеколюбия, божественности, сострадания, любви к ближнему или даже просто надежды бесполезно. Акануран не слышит молитв и не верит слезам. Говорят в Акануране совершается столько же преступлений сколько и во всем остальном королевстве. И единственная добродетель, которая ему известна, это злом отвечать на зло. Здесь, в сутолоке и толпе, в непрестанной суете и погоне за наживой, люди учатся ненавидеть друг друга и нигде так искренне не радуются неудачам и горестям другого как в Акануране. А вдобавок в этом и так не слишком радостном городе есть такие жуткие места по сравнению с которыми пиратские притоны Кайхоры, ядовитые чащи "безумных лесов", сырые мрачные подземелья Нор или "чаша Аароха", страшная тёмная котловина, в которую никогда не проникает солнечный свет и прозванная Проклятым урочищем, просто благоуханные радостные сады при какой-нибудь церкви. В Акануране есть целые кварталы и районы, где смерть, страдание, нищета и отчаянье это абсолютно обыденные спутники каждодневного существования их жителей. Нож, кастет, дубинка, удавка здесь есть у каждого второго и люди убивают друг друга не только из-за денег и ревности, из-за кровной мести и дележа территории, но и ради куска мяса, миски похлебки, места для ночлега, добротных сапог и хорошего ремня, а то и вообще, одурманенные наркотиками и алкоголем, просто по злобе, из-за косого взгляда, обидного слова или даже ради извращенного удовольствия. Эти люди страшнее любых самых диких и кровожадных зверей. Они продают в рабство своих детей, грабят могилы, пытают друг друга, едят крыс и собак, а некоторые, совершенно опустившиеся и обезумившие, даже едят человечину и выделывают человеческую кожу. При всем при этом они жутко набожны, суеверны и непередаваемо невежественны. В их гнусных темных жилищах всегда пахнет какой-то кислятиной и затхлостью. На узких осклизлых улочках этих районов всегда воняет нечистотами и разложением, а в канавах хлюпает и пузырится противная жижа из гниющего мусора, червей, фекалий и мочи. Грязь, болезни, омерзительные насекомые разъедают тела людей, а люди, неимоверно озлобленные и уставшие, молятся сорока двум богам и богиням, клянутся и божатся святыми, сказочными персонажами, языческими чудовищами и демонами и ненавидят друг друга. Они постоянно делятся по родам, по кланам, по кварталам, по цвету кожи, по землячеству, по происхождению, по народам и нациям и ненавидят, презирают всех кто иной. И эта ненависть и злоба чудовищнее любой болезни и нищеты. Она замазывает глаза, сжирает остатки разума, наполняет души беспокойством, горечью и враждебностью. Как густой зловонный дым она мешает людям дышать и видеть и в конце концов начинаются резня и смертоубийства, когда толпа в пару-тройку сотен человек нападает на целый район и убивает всех без разбора, всех кто попадется. Туда направляются отряды судебной гвардии, но зачастую они слишком малочисленны и бессильны утихомирить кровавую бурю, тем более что их появление разъяряет нападавших еще больше и они, окончательно рассвирепев и не боясь уже ничего на свете, разрывают гвардейцев на части. И тогда в эти районы приходится вводить армейские подразделения, чтобы королевская конница и пехота копытами боевых коней, длинными пиками и широкими саблями наконец хоть как-то привели в чувство обезумевшую чернь. Вот такой он Акануран.

Элен глядела на судью с удивлением. Его речь показалась ей необычно эмоциональной и даже несколько, если так можно выразиться, поэтичной.

– Если это такое плохое место, то почему вы так рветесь туда? – Сухо спросила она.

Судья усмехнулся.

– Да потому что это замечательный город, чудесный и удивительный, и не найти такого другого на всей Шатгалле. Вся сила человеческого разума, всё упорство человеческой воли, всё неизбывное стремление человека к прекрасному воплотились в этом городе. Взять, к примеру, памятник Старому мореходу – громадный компас, чья намагниченная многотонная стрела всегда указует на юг, или Солнечный маяк, чье гигантское зеркало загадочным образом сияет на многие десятки километров как солнце в любую непогоду и время суток, разве это не торжество человеческого разума? Огненные фонтаны на Птичьей площади, где вода и огонь танцуют как будто вместе. Дворцовая площадь, выложенная плитами "теплого камня", а сама Небесная колонна из кирмианского хрусталя, которая словно теряется в небе. Изумрудная площадь, выложенная зеленным галиоцинтом который гладкий как стекло, но твердый как гранит. Океанский собор с 48 монументальными колоннами, которые стоят, удерживаемые лишь своим весом, а внутри по стенам вечно течет вода. Но разве всё это ни удивительно? А Медовый храм с золотыми куполами и совершенной геометрией, которая как говорят увлекает сознание в небеса. А Портовый зиккурат – самый большой в мире торговый павильон и при этом еще совмещающий в себе функции верфей, где есть стапели, эллинги, доки и прочее. Здание самой Судебной Палаты покрытое плитами из аюнкаса – странного минерала, напоминающего хрусталь или лед, здание прозвали Холодным замком, потому что издали его стены действительно напоминают лёд. Ну а наконец Заль-Вер – огромный прекрасный дворцовый комплекс, стены которого выложены из полированного полупрозрачного мрамора. Мрамор имеет такую особенность, что при ярком дневном свете он выглядит белым, на заре розовым, а в лунные ночи – серебристым. Это выглядит необыкновенно красиво.

Элен был почему-то неприятен восторг и воодушевление судьи, казалось этот гадкий низменный человек не имеет никакого права на светлые эмоции.

– Но мало того что Заль-Вер великолепен снаружи, внутри он не менее чудесен и прекрасен. Там есть Зеркальная галерея, уводящая, как говорят, к звездам и в бесконечность; Галерея битв, где есть изображения всех войн прошлого и даже будущего; Галерея жизни, где будто бы в каменных изваяниях представлены все народы и животные Шатгаллы, Зал времени, где собраны сотни самых невообразимых часов, Сияющие сады, где высажены растения, которые всегда светятся, Мозаичная часовня, Зал ветров, где с помощью системы труб ветер будто бы может разговаривать, Лабиринт искусств или Малиферна. Это некое чуть ли не волшебное здание, состоящее всё из кубов-комнат, которые можно перемещать друг относительно друга меняя здание и его внутреннее убранство до неузнаваемости. Его построили по приказу Комета Белого, был такой король в истории Агрона. Как говорят, он был не вполне в своем уме и нашел точно такого же безумного архитектора, который и придумал Малиферну. Комет придавался в ней неким странным практикам и в конце концов однажды просто исчез где-то в глубине этого здания. Впрочем, ни Малиферны, ни Зеркальной галереи, ни Сияющих садов сам я конечно не видел, ибо мне просто не по рангу посещать подобные места. Но в конце концов все эти архитектурные изыски и строительные чудеса вовсе не главное что делает Акануран столь особенным городом. Главное это люди. Это тебе не какой-то замшелый Туил, большая деревня, где все разговоры о самогоне, охоте и рубке лесов. Здесь в Акануране собрались самые умные, дерзкие, смелые, решительные, алчные, коварные представители человеческого рода. Да, здесь можно встретить самых жутких негодяев и преступников, самых хитрых мошенников и самых жадных и беспринципных торгашей нашего королевства, но вместе с этим и самых даровитых художников и поэтов, самых гениальных ученых и изобретателей, самых проницательных лекарей и достойных рыцарей, самых талантливых ремесленников, самых богатых, могущественных и мудрых людей нашего времени и даже бесчисленных магов, прорицателей и колдуний всех видов и мастей. Акануран это по сути портовый город и при этом самый большой в Шатгалле, по крайней мере, так считают сами агронцы. А значит сюда съезжаются тысячи тысяч самых разных людей со всего света и все они везут сюда свою культуру и традиции, свои знания и умения и именно здесь рождается всё ради чего человечеству стоило появляться на свет. Именно здесь происходит настоящая, интересная жизнь, жалкие отголоски которой лишь едва ощущаются в скудоумной тихой провинции, увязшей в выращивании зерна, разведении кур и заготовке навоза. Акануран опасное, но и прекрасное место, он многое забирает, но и щедро одаривает. И потому я всегда хотел вернуться в этот город, ибо он стоит того чтобы провести в нем целую жизнь.

– Ясно, – сказала девочка. – Акануран – город контрастов.

– Что?

– Ничего. – Элен повернулась к выходу с площадки и замерла.

Судья повернулся за Элен и тоже застыл, моментально позабыв о великом городе за своей спиной. Над тропинкой, уводящей вниз с утеса, клубилось блестящее чернильное облако, представлявшее из себя с некоторым приближением сферу диаметром в полтора метра.

Элен не то чтобы испугалась, но ощутила легкую тревогу. Она тут же припомнила всё что судья рассказывал ей о шоти, а также то как это существо потоком молний свалило с ног гиганта-туру. Аура у шоти была, если так можно выразиться, крайне примитивная, малоинформативная и вообще не очень заметная: небольшой синеватый дрожащий контур с некоторыми переливами золотого и зеленого. И такая малоинформативность смущала Элен. Она уже давно привыкла к тому что в той или иной степени может понять настрой и характер почти любого живого существа, а потому, хотя и очень приблизительно, как бы заранее знает чего от него можно ожидать. Но шоти был абсолютно непредсказуем и это вселяло в душу девочки неуверенность. В отличии от неё судья прекрасно знал, что без какой-либо провокации со стороны других, шоти никогда не нападают, а потому почти не сомневался что им ничего не угрожает. И потому испытывал скорее неприязнь, чем страх.

Элен собравшись с духом сделала несколько шагов вперед и черное облако также переместилось навстречу к ней.

Судья ощутил беспокойство, но скорее из-за того что этот неугомонный ребёнок мог выкинуть какой-нибудь фокус, в результате которого сам же и пострадает.

– Элен, вернись назад, – попросил он. – Не обращай на него внимания и он улетит.

Но для девочки эти слова были как сигнал к действию и она смело пошла вперед. Облако словно застыло, перестав клубиться и дрожать, и приняв почти идеальную форму шара. Элен протянула к нему руку. На минуту её охватили сомнения, она припомнила "мироеда" и последующее столь непривычное и не осознаваемое до конца ледяное и оглушающее ощущение близости промелькнувшей рядом смерти. Она ожидала еще одного предостерегающего окрика судьи, но тот молчал и Элен сочла это уверенным знаком того что никакой угрозы нет. Она вытянула руку дальше и погрузила ладонь в чернильную бесплотную субстанцию. Исчезнувшая часть руки тут же почувствовала зуд, покалывание и отчетливую прохладу, а также легкую вибрацию словно она взялась за мощную дрель. Ей показалось что ладонь стала неметь. Элен решила что её рука определенно испытывает влияния сильного электрическое поля. В девочке снова проснулся исследователь и естествоиспытатель, каковым, как ей твердо представлялось, она несомненно станет, когда вырастет и будет работать в Службе внешней разведки, входя в состав Первой партии и обследуя новые миры. Но шоти не собирался ждать, когда она полностью насладится фантазиями о своём блестящем будущем великого ученого, и неожиданно стал уменьшатся. Чернильный наэлектризованный мрак освободил руку ребенка, облако сжалось, вытянулось и буквально за несколько секунд трансформировалось в идеальную копию дочери Валентина Акари, только вот всё того же вороного черного цвета. Элен обомлела. Черный ребенок совершенно естественно стоял на земле и черными безжизненными глазами на черном лице, чуть склонив голову набок, разглядывал свой оригинал. Элен стало не по себе. Её чернильный дубликат стоял в полутора метрах от неё и только она собралась перевести дух, как в мгновение ока дубликат переместился вперед, приблизившись к ней практически вплотную, чуть ли не нос к носу. Элен вздрогнула, но сумела заставить себя остаться на месте. Пристальный взгляд абсолютно черных глянцевых глаз, которые были практически сантиметрах в 15 от её собственных глаз, заставил её оцепенеть. Это был даже не страх, а некое парализующее изумление перед чем-то совершенно непостижимым. Шоти поднял руки и взял ладонями лицо Элен. И девочка совершенно явственно почувствовала как её щёк касается прохладная, едва уловимо вибрирующая, но тем не менее вне всяких сомнений абсолютно плотная субстанция, прикосновением напоминающая натянутый гладкий шёлк. Теперь Элен действительно оробела. Черное существо держало её голову и вглядывалось в её глаза, казалось обуреваемое каким-то диким пронзительным желанием понять что она есть такое. И Элен подумала что наверно еще никто никогда в жизни не уделял ей столь пристального и чудовищного внимания. Ей очень хотелось чтобы это прекратилось, но она не смела пошевелиться и хоть как-то помешать шоти. В следующий миг он отпустил её и оказался с правого бока. Его голова приблизилась вплотную к голове девочки и Элен почудилось что ей в ухо скользнула прохладная змея. Вибрация и даже гудение охватили её череп и ей почудилось что она услышала какие-то звуки. Через секунду ей уже казалось что это слова. Но потом все исчезло и сжавшаяся напряженная Элен поняла, что её черная копия стоит у неё за спиной и также сосредоточенно изучает её затылок как раньше лицо. Это продолжалось наверно с полминуты. Затем раздался чуть насмешливый голос судьи:

– Что, неприятно?

Элен оглянулась. Шоти бесследно исчез.

– Улетел, – махнув рукой в сторону обрыва, пояснил Мастон Лург, наблюдая за испуганным ребенком.

Элен поглядела на судью в некотором замешательстве.

– Будет тебе уроком. В следующий раз не лезь к тому чего не знаешь.

Но Элен быстро пришла в себя. В конце концов она была ребенком совершенно другой эпохи и иной цивилизации и за свои семь с лишним лет возможно успела увидеть больше чудесного и невероятного чем судья за свои полвека.

– Если бы люди не лезли к тому чего не знают, то мы так бы и жили бы в пещерах, голые, рычащие и воющие, поклоняющиеся огню, молнии и страшному медведю, – нравоучительно произнесла она.

– Может быть, – согласился судья. – Но всё-таки жили бы. А вот если бы дети никогда не слушались взрослых, как ты, то человечество давно бы вымерло. Поверь мне, шоти это не то к чему стоит проявлять твою неуемную любознательность. Мне вообще порой кажется, что шоти это главное проклятие этого мира. Разве можно себя чувствовать хоть в какой-то безопасности в окружении этих беспечных богов.

– Богов? – Фыркнула Элена.

– Ну а почему нет? Они вечны, бессмертны, неуязвимы, до какой-то степени вездесущи. Совершенно непостижимы. И при этом могут в любой момент уничтожить нас всех. Не столько своими молниями, которые почти никогда никого не убивают, но главным образом своей способностью становиться на время плотными и твердыми как камень. Свалятся тебе сверху на голову и всё. Или залезет тебе в голову через ухо, – Элен вздрогнула, – станет твердым и разворотит тебе голову изнутри. Не помню рассказывал я тебе о том, что ходят такие истории будто бы иногда шоти сливаются друг с другом, образуют одно гигантское облако, которое нависает над целым городом, а потом бабах и падает на него, в один миг превращая всё в руины.

– Зачем бы им это было нужно?

– Так в том-то и дело, что никто не знает что им нужно. Думаю тебе не понравилось, когда он твою голову схватил. Но бывает и похлеще. Иногда они окутывают собой всего человека, слегка уплотняются и человек оказывается как в коконе. Тут и с ума сойти можно от страха.

Элен пристально глядела на судью.

– Перестаньте, вы и сами в это не очень-то верите. Просто хотите напугать меня. А будь они действительно опасны, вы бы не позволили мне подойти к нему, схватили бы меня, как тогда с мироедом.