Девочка и пёс

Он вспомнил слово "гроб". Может Далив Варнего заживо похоронил её? Но Ташунг тут же отмел это предположение. Кроме того что он не слышал ничего похожего на сыплющуюся сверху землю, он еще и ощущал где-то в ногах слабое движение воздуха, видимо в его "гробе" были проделаны какие-то отверстия. И 7024-ре позволил себе поверить что убивать её не собираются. Губы глубоко спящей девушки раздвинулись в угрожающей усмешке. Ташунг с удовольствием представил себе что он сделает с этим Даливом как только выпадет такой шанс. О, нет-нет, пообещал он себе, я больше не буду так глуп и самонадеян, я отнесусь к тебе со всей возможной серьезностью и вниманием, мой милый соблазнитель. И может я выберу для тебя милосердную смерть, в благодарность за то, что ты всё же кое-чему научил меня.

108.

Суора открыла глаза. Вокруг была сплошная непроглядная тьма. Некоторое время девушка тихонько лежала, прислушиваясь к окружающему миру. Но так ничего и не услышала. Однако она чувствовала небольшое покачивание и иногда легкую встряску, что совершенно определённо говорило о том что она едет на какой-то повозке по не слишком ровной дороге.

"Он похитил меня", подумала она о Даливе Варнего и затем с холодной яростью припомнила как он обхаживал её в комнате гостиницы и в конце концов добился своего. Отчасти ей было немного стыдно от того что она, гордая сайтонская аристократка, поддалась на его очарование и позволила ему всё что позволила. Но этот стыд лишь промелькнул где-то на периферии сознания, больше всего её донимала жгучая обида за то что она так глупо и простодушно дала пленить себя. Словно она играла с этим мужчиной в какую-то игру и явно проиграла.

Она попробовала поднять правую руку и тут же уперлась тыльной стороной ладони в гладкую древесину. Получалось что крышка ящика, того самого "гроба", в который её засунули буквально возле самого её носа. Она осторожно приподняла голову, проверяя это обстоятельство, и уткнулась лбом в доску. Тогда она попробовала раздвинуть руки в стороны, но и это удалось ей лишь сантиметров на 10 в каждую сторону. Ящик был не только низким, но и узким. Она аккуратно пару раз коснулась коленкой крышки. Нет, ничего не получится, с сожалением признала она. Возможно ей бы и удалось разбить доски будь у ней шанс ударить изо всей силы и со всего размаха, но в такой тесноте ничего не выйдет. Она попыталась понять что на ней. Никакого белья не было, только нечто мешковидное, какой-то кусок грубой ткани с дырками для рук и головы, доходящий до бедер. "Подонок, забрал всё", подумала она, но впрочем уже довольно спокойно. Она вспомнила о девочке, за которой вела охоту, и от досады чуть не заскрежетала зубами. В лучшем случае это просто задержка, а в худшем… но она не стала додумывать этот вариант развития событий. Дернуло же её остановиться в этой проклятой гостинице, могла бы и потерпеть. Надо было заставить этого мошенника трактирщика дать ей свежую лошадь и продолжить путь. Воспоминание о Громми Хаге вызвало у неё новый приступ ледяной ярости. Она решила, что конечно в её похищении не обошлось без хозяина постоялого двора. Невозможно чтобы он ничего не заметил, а может даже и помог организовать. Она вспомнила как Далив явился к ней с ужином, который по идее должен был принести сам трактирщик или кто-то из его слуг. Негодяй! Суора пообещала себе на обратном пути навестить подлого трактирщика и воздать ему по заслугам. А о том что обратный путь будет она уже не сомневалась. Если Далив не убил её сразу, значит она нужна ему живая. А поэтому у него нет шансов. Она уничтожит и его, и всех кто ему помогает и потом, по пути в Акануран за девочкой, обязательно заглянет и в "Одинокого пастуха".

Размышление о грядущей мести принесло ей некоторое облегчение и она снова задумалась над тем что этому подонку нужно от нее. И тут её посетило забавное предположение: уж не собрался ли он взять её замуж. Она даже на секунду словно окаменела от этой догадки. Но тут же ей стало стыдно за собственную наивность и какую-то ужасающе инфантильную девическую самонадеянность. О да, вне всяких сомнений она очень хороша собой, этот факт ей отлично известен и подтвержден бесчисленной армией воздыхателей. Но несмотря на это, конечно же глупо допускать даже малейшую вероятность чтобы такой как Далив Варнего за одну ночь воспылал к ней безумной страстью и решился бы похитить, дабы в ближайшем будущем сделать её своей женой. Она слышала что у некоторых диких горцев в ходу обычай похищать невесту перед свадьбой, но и эти дикари вряд ли станут запихивать девушку в узкий деревянный ящик, к тому же именуемый не иначе как "гроб". Нет, этот Далив ничуть не похож ни на дикаря, ни на горца, ни на любвеобильного юношу, склонного к сумасбродным поступкам. Суора в деталях припомнила вчерашний ужин и беседу с неожиданным гостем. И поразмыслив и так и эдак, пришла к заключению, что Далив производит впечатление человека скорее эгоистичного, хорошо знающего чего он хочет и умеющего этого добиваться. Он очень уверен в себе и этому конечно же немало способствует его головокружительная мужественная красота, от которой у обычной женщины слабеют ноги. Суора досадливо покусала нижнюю губу. Как выяснилось не только у обычной, но и у такой весьма необыкновенной как она. И уж конечно смешно предполагать, что такой выдающийся альфа-самец стал бы усложнять брачный ритуал каким-то нелепым похищением, да еще и с явно психически ненормальным "положением во гроб". Если бы ему захотелось видеть очаровательную белокурую сайтонку в качестве своей супруги, то он несомненно действовал бы более традиционными способами, к тому же абсолютно уверенный что успех ему обеспечен. Достаточно лишь пары витиеватых комплиментов из его сладких уст и нескольких пронзительных зовущих взглядов его чудесных темных глаз. Нет, никакие матримониальные намерения здесь конечно же ни при чем.

Глядеть в чернильную тьму стало невыносимо и Суора закрыла глаза. Кто же он такой и что ему нужно? Он сказал что из древнего и знатного рода и он определенно не лгал. Да и судя по его поведению, речи, манере держать себя, он отнюдь не обычный глупый мужлан пусть и при деньгах. Девушка восстановила в памяти образ своего недавнего любовника. Смуглый, темноволосый, с карими, словно сверкающими глазами, хорошо одетый, уверенный в себе, сильный. Внешне он определенно не агронец и не сайтонец. Да и имя у него… Суора застыла как кошка почуявшая опасность. Алаго, Кайнего, Затерго это ведь всё шинжунские имена. Девушка похолодела, всё тут же стало на свои места. Она зашмыгала носом и сглотнула. Он проклятый работорговец, а она – его товар. Ей представилось всё это настолько грязным, подлым и омерзительным, что её почти затрясло от ярости и отвращения. Рабыня?! Он думает что сделает из неё рабыню и продаст её как животное на одном из вонючих рынков Шинжуна? Она пнула крышку ящика, к сожалению очень несильно, так как места для хода ноги практически не было. Он сошел с ума! Вот уж кого точно поразила самая что ни на есть инфантильная самонадеянность. Суора почти засмеялась. Это просто бред. Она могла еще понять, если бы её пытались убить, ограбить, изнасиловать. Но продать в рабство?! Да она же их всех покрошит там, в кисель, в капусту, и покупателей и продавцов. Ей бы только до своих мечей добраться. А они где-то рядом, она не сомневалась. Этот Варнего конечно же смекнул, что они стоят немалых денег и аккуратно прихватил их с собой. Ведь деньги для него это главное.

Суора почти рассвирепела. Тут её посетила идея. Она протиснула ладони вверх, за голову и уперлась кое-как согнутыми руками в верхний торец "гроба". Она решила попытаться выбить ту сторону ящика что была у неё под ступнями. В такой жуткой тесноте нельзя было рассчитывать на хороший удар, но тем не менее попробовать стоило. Она уже собралась ударить, но вдруг передумала и для начала вытянула правую босую ногу, чтобы ощупать место куда будет бить. И едва не вскрикнула. Не от боли, но от удивления. Нижний торец "гроба" был утыкан какими-то шипами, кажется металлическими. Эти сволочи предусмотрели её идею. Суора почувствовала разочарование, но впрочем быстро успокоилась. Теперь она знала что ей угрожает, а вот коварный шинжунец вряд ли догадывается кого он похитил и что с ним случится в скором будущем. У Суоры даже возникло абсурдное желание чтобы её как можно дольше продержали взаперти, дабы её ярость распалилась еще сильнее и расправа над работорговцами была еще более упоительной и сочной. Конечно же приходилось смириться с тем что всё это жутко её задержит, но в конце концов причин для паники нет. Она знает что Элен везут к верховному претору и оттуда она некуда не денется. У герцога Этенгорского ей ничего не грозит, несомненно он будет оберегать и обхаживать подобное сокровище и она будет там как в Хранилище. И всё что ей, Суоре, нужно это просто прийти в Акануран и забрать девочку. Пусть и не послезавтра, а скажем дней через десять. Если только робот не вызволит свою хозяйку раньше, жестко напомнил ей голос собственного разума. Суора нахмурилась. Эти квазиживые механизмы всегда очень раздражали её, да и практически всех из её народа. Но паниковать всё же не стоит. Даже если электронный пёс знает где ему искать свою хозяйку, всё не так просто для него. И в пути случится может всякое. Конечно такому совершенному механизму вряд ли что-то может угрожать на Каунаме. Разве что "мироеды" или "венсилья", питающаяся электричеством. Но вероятность встречи с ними для робота к сожалению крайне ничтожна. Что ж, с ненавистью подумала Суора, значит придется забрать девочку у робота. Но это в самом крайнем случае. К тому же здесь есть свой плюс, арины умеют видеть эти квазиорганизмы и подскажут ей где его искать. Хотя конечно прибегать к помощи Великих Координаторов всё же не хотелось бы. Но тут Суора резко прервала свои размышления об Элен и попеняла себе что снова ведет себя очень самонадеянно. Сначала надо суметь выбраться из этой неприятности с шинжунцами, а уж потом пускаться в преследование за девочкой. Она уже один раз недооценила этих животных и вот теперь, голая, в одной грубой мешковине, лежит в деревянном ящике. А совершать одну и ту же ошибку дважды простительно этим приматам, но не тому кто стремиться стать "арином".

Суора вдруг затихла, вся обратившись в слух. Она почувствовал поблизости человеческое сознание. А через минуту услышала треск и скрип дерева, кто-то, как решила она, забрался в повозку, где лежал её "гроб". Она различила шаги чуть ли не у самой её головы, а сосредоточившись на эмпатическом фоне сознания незнакомца, уверилась что это никто иной как Далив Варнего. Сердце девушки забилось быстрее. Что если сладкий час расплаты ближе чем она думает.

По крыше ящика негромко постучали.

– Эй, ты очнулась? – Спросил голос, который она сразу же узнала. Но отвечать не стала. Что если Далив Вранего забеспокоится из-за её молчания и откроет "гроб" чтобы проверить как она. Руки и ноги у неё были свободны и хотя мышцы очень затекли, она все же может попытаться напасть на него, если будет такой шанс.

Далив постучал снова, на это раз сильнее.

– Тебе лучше ответить, Суора Эрминейг. Потому что я хочу чтобы ты ответила. А с недавних пор все мои желания для тебя равносильны божественному закону. Ибо теперь ты принадлежишь мне.

Суора молчала и лишь большими пальцами задумчиво поглаживала кончики остальных пальцев. Да это животное кажется почти обезумело от своей самоуверенности.

– Пока что я считаю твое поведение простительным, так как послушанию нужно учиться как и всему в этой жизни. Но я быстро тебя научу. Если ты не ответишь мне сейчас же, я ткну тебя в ногу остриём кинжала. Или насыплю в "гроб" горячих углей. Или запущу в него жгучего полоза. Или, сюрприз для тебя, дно "гроба" утыкано штырями и я с помощью винта могу заставить его подниматься, насаживая тебя на эти штыри. Поверь мне лучше на слово это малоприятно. – Далив сделал паузу. – Спрашиваю еще раз, как ты там?

Суора чувствовала что внизу в ногах действительно есть какое-то движение воздуха и значит присутствуют какие-то отверстия, видимо чтобы она не задохнулась в этом ящике. Так что шинжунец наверно действительно в состоянии уколоть её стилетом или чем-то подобным, не открывая "гроба". Она может попробовать подогнуть до какой-то степени ноги, но слишком уж тут тесно. Да и угроза запустить змею или поднять нижний торец с гвоздями тоже вполне реальна. И она решила что разумнее вступить в диалог.

– Что тебе нужно от меня? – Глухо спросила она.

Далив улыбнулся.

– Вопрос в корне неверный. Ты вся теперь моя и чтобы мне не было нужно от тебя, у меня уже это есть.

– Ты что в самом деле настолько сумасшедший, что собираешь попытаться продать в рабство сайтонскую баронессу? Думаешь это сойдёт тебе с рук?

Далив засмеялся, причем весьма искренне.

– Твоё высокомерие соперничает с твоим невежеством, – весело сказал он. – Твою дерзость, как я уже говорил, я покуда прощаю, но так будет не всегда. Послушание вот главная добродетель раба. А ты, Суора Эрминейг, теперь мой раб. И кем ты была в прошлом значение не имеет. На рынках в Шинжуне продавали королей и принцесс, вождей и генералов, дочерей магнатов и жен министров, а уж какая-то бродяжка из Сайтоны, пусть даже и родовитая, не удивит там никого. Если ты раб, то ты раб. И не важно кем ты был когда-то. Спесь и гонор слетает с рабов как туман с гор под порывами ветра. Шинжун обламывал и обтесывал и не таких как ты. Мой род занимается этим из поколения в поколение и, поверь, мы одни из лучших в этом деле. Мы создаем идеальных рабов, вышколенных, смирных, покорных и трудолюбивых. И ты станешь такой же. У тебя просто не будет другого выхода. Конечно всегда остается выбор смерти, но не для таких как ты. Ведь раба делают рабом вовсе не плети и клейма. О, нет. Как сказал один очень мудрый человек: люди делятся на две категории, одни по своей природе свободны, другие – рабы, и этим последним быть рабами и полезно и справедливо. И главное искусство и умение моего рода находить таких людей. И я нашел тебя. Вчера вечером я поднялся к тебе в комнату, чтобы проверить тебя. И как только ты упала передо мной на колени, ощупывая мою промежность, я понял что ты по сути своей, по складу своей души и характера рабыня. Ты хочешь подчиняться, ты стремишься к этому, осознанно или неосознанно не важно. И значит ты будешь подчиняться. А спесь и гонор это наносное, это быстро проходит, это лишь симптомы твоей рабской сущности. Именно раб, которому вдруг показалось что он может быть свободным человеком, более всего склонен пыжиться и выпячивать грудь, заноситься и презирать других, ибо то что для других является абсолютно естественным, внутреннее ощущение свободы, ему представляется его личным большим достижением, требующим заслуг и уважения.

Суора молчала. Ей подумалось что Далив Варнего не совсем психически здоров, кажется его семейное ремесло лично для него закончилось помешательством.

– Как только ты поймешь и признаешь свою рабскую сущность всё станет гораздо проще, – продолжил он. – Сопротивление принесет только ненужную боль. А если ты проявишь послушание и покладистость, то и я отнесусь к тебе соответствующе и даже возможно позволю тебе остаться не заклеймённой. Но всё, конечно, зависит от тебя. Поверь, я владею тысячью и одним способом укрощения и преодоления любой строптивости и упрямства. Это громадный опыт многих поколений людей, который совладает с любым отдельно взятым человеком. Какой бы ты не казалась себе умной и сильной, конец предрешен. Ты понимаешь меня?

Суора напряглась. Ей жутко хотелось сказать ему, что он больной ублюдок, алчный, коварный подонок, которого она разорвет на куски как только сумеет дотянуться до него. Но разум подсказывал ей что самый быстрый и легкий путь для осуществления этого изображение покорности. И потому не стоило давать волю ярости и гневу.

– Я думаю да, – спокойно ответила она. Однако всё-таки не удержалась и спросила: – Но как же законы Агрона? За насильственное обращение в рабство наказание только одно – смерть. Тебе не страшно?

– Что значат надуманные человеческие правила по сравнению с естественными законами природного бытия? Тот, кто свободен по сути своей, останется свободным в любом случае, а тот кто в душе своей раб должен и быть рабом. Ибо, как было сказано, это и полезно и справедливо. Я понимаю тебе трудно принять всё это вот так сразу. Но все же ты производишь впечатление достаточно разумного существа, готового руководствоваться логикой, а потому я не заковываю тебя сразу в цепи и не приказываю лупить палкой, лелея надежду что ты и сама поймешь всю правильность случившегося с тобой. Примерно через девять дней мы доберемся до Кеченара, после которого мы уже окажемся в Шинжуне. Именно в Кеченаре нам предстоит иметь дело с Пограничным корпусом Агрона. И я очень надеюсь что к тому времени ты уже полностью признаешь мою правоту и добровольно подпишешь "невольничную".

– А если не подпишу?

– Ну что ты такое говоришь, Суора Эрминейг, не разочаровывай меня. Если у меня хоть на миг возникнет сомнение, что при появлении королевских пограничников ты начнешь обвинять меня в насильственном обращении в рабство, то значит ты никогда не увидишь Кеченара. Ведь как ты наверно догадываешься, существует масса вариантов перевезти тебя в благословенный Шинжун так, чтобы ты никогда не встретилась с доблестными офицерами Пограничного корпуса. Которые кстати, если ты не знала, очень любят деньги. И может быть поэтому в Пограничный корпус и идут служить отпрыски самых знатных фамилий Агрона. Но это к слову. До мзды думаю дело не дойдет. А всё, например, случится так. Тебя опять засунут в "гроб" и запустят туда пустынного паука дабуга. Его яд творит удивительные вещи. Ты превратишься в бездвижное бревно, даже глазами шевелить не сможешь, а дабуг будет медленно обгладывать тебя. Потом, в Шинжуне, мы конечно вынем его. Но когда действия яда начнет проходить тебе придется пережить несколько часов жуткой боли. Поверь, тебе не понравится. Ну или тебя связанную, в мешке, перенесут через границу в обход Кеченара, по лесам и горам. Всё это потребует дополнительных усилий, а потому конечно будет воспринято мной крайне отрицательно. И тогда ты получишь не только своё клеймо, порции плетей и палок, но и кандалы-резцы, "соленое платье", от которого начинается чудовищный зуд, а почесаться ты не сможешь, горчичную кашу, после которой тебе, умирающей от жажды, не дадут не глотка воды, хмель-траву, превращающей тебя в животное, и мои парни будут иметь тебя с такими извращениями, что тебе покажется что до этого ты вела жизнь целомудренной монахини. Всё это будет для тебя очень неприятно. Но если раб не понимает что он раб, эту мысль надо донести до него. Обязательно донести и так чтобы он прочувствовал и запомнил её до конца своей жизни. А то что ты возможно слегка потеряешь свой товарный вид меня не пугает. Прежде чем выставить тебя на рынок, ты целый месяц проведешь в "родильне", это такое весёлое место, где рабов подготавливают, обучают быть товаром и прикладывают все усилия чтобы "товар" выглядел заманчиво. Там твое тело доведут до совершенства. И ты будешь истинным украшением торгов. Это я тебе обещаю.

Он замолчал, словно о чем-то размечтавшись. Суора, которой уже донельзя надоело пялиться в чернильную тьму, сказала:

– Может ты наконец выпустишь меня из этого ящика?

Но она тут же попеняла себе, решив что взяла неверный тон. Она всё еще разговаривала с ним точно так же как и вчера в комнате гостиницы, немного свысока. И судя по всему была права, работорговцу не понравилась её интонация:

– Для начала тебе нужно научиться правильно ко мне обращаться, – сурово проговорил он. – Ты должна запомнить, что теперь для тебя всегда и повсюду существует строгая беспрекословная иерархия. В городском доме, в загородном поместье, в путешествии, на привале, везде где ты окажешься ты должна помнить свое место. Ты на низшей ступени этой иерархии – младший раб, приравненный к домашним животным. Все остальные выше тебя: старшие рабы, рабы-смотрители и рабы-управляющие. Выше всех рабов конечно же любой свободный человек. Но для тебя выше всех в этом мире твой бог и владыка, тот чьей одушевленной собственностью ты являешься – твой хозяин. Его титул – грандлорд и именно так ты к нему и должна обращаться. Но кроме этого, при окончании всякого разговора со своим грандлордом ты обязана поклониться, потом тебе покажут как именно, и произнести: "Слушаюсь, мой властелин". Ну и естественно пока я не продам тебя другому хозяину, твой грандлорд – я. Ты поняла меня?

– Я услышала тебя, Далив Варнего, – ответила девушка чуть насмешливо.

Оглушающий трескучий удар кулаком по крышке "гроба" заставил её вздрогнуть всем телом и едва не закричать.

– Грандлорд Далив, рабыня! – Прорычал Варнего. Поостыв, он добавил: – Ну или "мой властелин".

Суора, вся сжавшись и онемев, глядела в чернильную тьму над собой. Громкий резкий отзвук удара казалось всё еще гудит в её голове. Но постепенно Ташунга заполнила холодная ненависть. Он воспринимал эмпатическую ауру работорговца и не видел в ней ни гнева, ни злости, а скорее только презрение, удовольствие и насмешку. Молодому шинжунцу определенно нравилось запугивать и унижать прекрасную гордую сайтонку, еще недавно столь заносчивую и самоуверенную.

– Может поговорим серьезно? – Предложила Суора своему невидимому собеседнику. – Тебе ведь нужны деньги. Мой кошелек, я так понимаю, уже у тебя. Там, не считая серебра, было 22 тоны. Сколько еще золота тебе надо чтобы ты отпустил меня?

– Глупая, глупая рабыня, – усмехнулся Далив. – Ты думаешь что я хоть на секунду поверю, что у тебя есть что-то еще кроме этих 22 монет, которые ты украла? Да и кроме того деньги это не всё что мне нужно. Я хочу чтобы в Шинжуне все увидели какой товар умеет доставать Далив Варнего. Ты понимаешь меня, рабыня?

Суора молчала. Ей нестерпимо хотелось сказать этому больному человеку, что она убьет его. Равнодушно и быстро, и потом больше никогда и не вспомнит о нём. Очень хотелось. Но вместо этого она тихо и отчетливо произнесла:

– Да, мой властелин.

109.

Карета остановилась. Элен сидела напряженная и встревоженная. Около часа назад они проехали городские ворота. Девочка слышала как какой-то привратник или стражник зычным голосом грозно кричал кому-то, требуя убраться с дороги и пропустить экипаж королевского судьи. И с тех пор они катались по мощенным камнями улицам города, бесконечно сворачивая то направо, то налево. Непрестанно раздавался цокот копыт, скрип колес, чьи-то голоса. Но Элен сидела неподвижно, не проявляя никакого интереса к неизвестному инопланетному городу за зашторенным окном. Ей было страшно. Страх пришел неожиданно, где-то перед самыми городскими воротами. Девочка вдруг осознала что вот-вот её путешествие закончится и судья и Галкут навсегда исчезнут из её жизни. И дело было даже не в том что хорошо знакомое зло это лучше чем зло неизвестное, а просто и Мастон Лург, и его слуга, и эта карета, и вся эта дорога казалось еще хоть как-то связывают её с тем миром откуда она пришла. Где были папа и Кит, космические корабли и Старнет, мультиморфная кровать и парящие в воздухе 3D-мониторы, матерщинник дядя Вася и тихая Вечнозеленая улица. А сейчас эта связь должна была окончательно исчезнуть, её заберут чужие незнакомые люди и уведут в свой глупый недоразвитый мир. Жуткое ощущение неотвратимости этого исхода, пронзительное чувство одиночества и потерянности накрывали её с головой. Она словно тонула в холодной воде и рядом не было никого кто мог бы ей помочь. И даже этот ненавистный гадкий судья казался ей чем-то родным по сравнению с заглатывающей её мрачной ледяной пустотой грядущего почти небытия. По крайней мере судья видел Кита, робот запечатлелся в его памяти и это словно как-то сближало его с нею. Элен хотелось заплакать и казалось что слезы уже наворачиваются на глаза, но дальше почему-то пробиться не могли. Она смотрела куда-то в пол и все долетавшие до неё звуки незнакомого пугающего города словно вонзались ей в сердце. Она не хотела слышать их, не хотела быть здесь, уж лучше обратно в караван или в "Одинокого пастуха", а еще лучше обратно в Туил, там где и Кит и Талгаро и где-то сравнительно недалеко полицейский корабль с модулем гиперпространственного перехода, модулем который буквально за несколько часов может вернуть её назад, на Макору, к дому 21 на улице Эвергрин. И она снова проснется в своей комнате, где на стенах изображение Джулиана Брэда и Камиллы Кесады, заката над океаном Энны, звездные карты секторов, разрабатываемых в данный момент Службой Внешней Разведки, случайные фото из семейного архива, на которых папа, мама и дедушка, кадры из фильмов полного погружения, где она и Эльвира Мейнос в окружении пиратов в одном из притонов Кашуты, среди чудовищ радиоактивных шахт Каталоны и в компании взбунтовавшихся роботов Механии, переливающиеся цитаты сэра Будды и некоторые из заковыристых фраз дяди Васи. А рядом с кроватью на полу будет дремать Кит, повернув голову на бок, прикрыв глаза золотыми веками и где-то в глубине дома она услышит как папа воюет с кухонным автоматом, у которого полетели все личные настройки после обновления. И всё будет хорошо.

– Элен, нам надо поговорить, – очень серьезно сказал судья и девочка вздрогнула. Она подняла глаза на мужчину и его сосредоточенное лицо показалось ей хмурым.

– Мы сейчас возле Восьмого свода. Это одно из отделений Судебной Палаты, Килбернское отделение. Килберн – это один из районов Аканурана. Здесь нам придется расстаться на некоторое время. Но перед этим я хотел бы кое-что сказать тебе.

Судья замолчал. Элен, чуть ли не с испугом глядя на него, ждала продолжения.

– Ты необыкновенно умная девочка, Элен, – медленно проговорил Мастон Лург, словно и сам не вполне уверенный, что же именно он хочет сказать. – И я… я думаю ты всё прекрасно понимаешь сама. Я однажды уже говорил тебе, что человек, к которому я тебя везу это очень непростой человек. Он опасен. И не потому что он дурной человек, злой, безнравственный, жестокий или алчный. Этого я не знаю и не мне об этом судить. Но это человек, который обладает громадной властью, настолько громадной, что границы этой власти кроме него самого наверно неизвестны никому. А власть, Элен, тем более такая безмерная и неограниченная, необратимо меняет людей. Для такого человека любые категории Добра и Зла становятся совершенно лишними, ненужными, неубедительными, неэффективными. Они только мешают ему, стесняют его, кажутся абсолютно надуманными и глупыми. Для него становится важным только его власть. Ибо власть это самый могучий и страшный наркотик из всех, которые доводилось испытывать человеческому существу. И устоять против него невозможно. Наверно я говорю слишком отвлеченно, но ты должна понять главное. Такому человеку как герцог Этенгорский люди неважны в принципе. И это не потому что он плохой. На том уровне бытия где он находится не может быть плохих или хороших. Он служит только своей власти точно также, как она служит ему. Он верит, он знает что его власть это основа порядка, основа того что не позволяет миру скатиться в хаос. И то что укрепляет его власть, расширяет её, хорошо, а всё что представляет для неё угрозу, плохо. Всё очень просто. И тебе лишь следует не забывать об этом, когда ты встретишься с ним лицом к лицу. Ты для него, как и я, как и любой в Агроне всего только маленький кирпичик в очередной ступени той лестницы, по которой он поднимается. И он не задумываясь пожертвует любым из нас или напротив вознесет любого на вершину, если сочтет это полезным для себя. Он забрался так высоко, что его в какой-то мере можно считать подобным равнодушной стихии. Он как ветер, который может сбросить тебя со скалы или наполнить парус твоего корабля. Он опасен прежде всего тем что он больше не различает людей как таковых. Я всё это говорю не для того чтобы напугать тебя, а чтобы ты, находясь в его присутствии, возможно даже один на один, полностью отдавала себе отчет с кем ты имеешь дело. Любые шуточки, подковырки, всякая язвительность и ирония там будут не просто неуместны, а опасны для жизни. Да, герцог может быть снисходительным и простить какую-нибудь двусмысленную остроту, а может быть усталым и раздраженным и тогда он сметет любого из нас как ненужный мусор. Я понимаю, Элен, что ты ненавидишь меня и в душе лелеешь какие-то планы мести. Но заклинаю тебя не пытайся играть с верховным претором в какие-либо игры, что-нибудь выторговывая у него, ставя условия, стараясь погубить меня. Это всё плохо кончится.

Судья глядел на девочку почти умоляюще и той стало неприятно.

– Я ничего не лелею, господин инрэ, – сдержанно произнесла она. – По-моему я говорила вам, что считаю вас уже наказанным тем, что вы такой какой вы есть.

Мастон Лург утвердительно покачал головой и слабо улыбнулся: