Портрет Воланда. Фантастический роман-притча

Через три часа обезумевший от счастья лейтенант ехал на машине с консульскими номерами в аэропорт. В багажнике лежали пакеты с джинсами – подарки от американских гангстеров российским коллегам. Перед отъездом из консульства Виталию дали переговорить с женой и, поднимаясь на борт аэробуса, он мысленно обнимал свою Верочку, целовал ее плечи и…

Впрочем, не будем торопиться, читатель, мы еще не прилетели домой.

Во время транзитной стоянки во Франкфурте Круглов, воспользовавшись сорокаминутным перерывом в полете, отведал в баре аэропорта знаменитого баварского пивка и через час после взлета почувствовал вполне объяснимое желание покинуть ненадолго свое кресло.

Выйдя из туалета, он было направился на свое место, но в тот же самый миг кто-то из полумрака хвостовой части самолета легонько потянул его за рукав.

Обернувшись, Виталий увидел одетую в форму стюардессы привлекательную молодую женщину, в которой он, с нескрываемым ужасом, опознал ту самую роковую брюнетку, что повстречалась ему, на его несчастье, в квартире Рохальского в злополучную июньскую ночь.

Глаза красавицы пылали адским огнем. Она прижалась к остолбеневшему лейтенанту и прошептала ему нежным голосом прямо в ухо:

– Ну как погуляли в Нью-Йорке, Виталий Александрович? Правда, негры классные парни? И дерьмом собачьим от них совсем не пахнет…

Не дождавшись ответа, она перешла на казенный, официальный тон:

– Про отчетик в кадры не забудьте, пассажир! И джинсами не худо было бы поделиться… Что же мы вас из Америки, задарма должны домой везти?

Глядя остекленевшим взором на демоническую женщину, Круглов принялся лепетать и оправдываться, как нашкодивший первоклассник:

– Джинсы все считанные, от американских братков коллегам везу, вы уж не взыщите… А отчет, извольте, напишу сейчас же… А говорящий кот тоже на борту? Вы спросите у него обязательно, куда он подполковника Ерошкина забросил, а то Виктор Павлович ругаться изволит, обещает семь шкур спустить…

А затем, испустив дикий вопль, лейтенант рухнул на пол и, дробно стуча по нему новыми ботинками ручной работы, залился младенческим плачем.

В аэропорту «Пулково» свихнувшегося лейтенанта встречали начальник РУВД Манохин и карета «скорой помощи».

Сочувственно посмотрев на безумно закатившиеся глаза и трясущиеся руки Круглова, высокий милицейский чин сочувственно вздохнул и обратился к санитарам с назидательной речью:

– Вот видите, до чего доводит людей проклятая заграница. Видимо, виски, будь оно трижды неладно, перепил. Нет, друзья, я всегда говорил, что русская водочка куда как надежнее.

– Ну, ничего, Виталий, – добавил он, подойдя вместе с работниками «скорой помощи» к машине, – наши врачи тебя быстро на ноги поставят. Вы уж постарайтесь там, у себя, ребята…

– Сделаем все, что в наших силах, товарищ полковник! – дружно ответили санитары и увезли несчастного лейтенанта в психиатрическую больницу №3 имени Степанова-Скворцова.

Глава 4.

Когда в воздухе пахнет политикой…

В Управлении Манохина с нетерпением ожидала его секретарша Клавдия Николаевна, дама пятидесяти пяти лет, давно потерявшая свою былую привлекательность, но по-прежнему преданная своему шефу как сторожевая собака. Лицо у нее было озабоченное:

– Виктор Павлович, звонил Алексей Михайлович.

– Соедини немедленно.

Алексей Михайлович был начальником ГУВД Санкт-Петербурга, и старый служака Манохин отлично понимал, что на звонки руководства надо реагировать незамедлительно

– Кому еще я был интересен или выгоден? – усаживаясь в кресло, полюбопытствовал полковник, еще не пришедший в себя после встречи в аэропорту с обезумевшим сотрудником.

– Два раза звонил первый заместитель начальника УФСБ Плотников Николай Николаевич и раз шесть-семь звонили из японского консульства, просто телефон оборвали…

– И какого лешего им надобно? Не говорили? – спросил Виктор Павлович удивленно. – Нет? Ну и бог с ними, нужен буду – перезвонят.

– Неужели Ерошкина японцы украли? – проскочила бредовая мысль. – Вот еще, вздор!

– Слушай, Палыч, – услышал он в трубке голос Алексея Михайловича, – ситуация с пропажей твоих сотрудников начинает приобретать политический характер. Мне преемник Железного Феликса (так в разговоре между собой они называли начальника Управления ФСБ) звонил с Литейного, и просил срочно разобраться с этой проблемой. Его проинформировали коллеги из нашего посольства в США, ну и он давай бить в колокола. Почему работник МВД оказался в Америке, не мог ли он быть ранее завербован, не осведомлен ли в государственной тайне… Откровенно говоря, я его понимаю, работа в ФСБ такая. Одним словом, они тебе сотрудника своего направляют, майора Григорьева, для подробного расследования данного ЧП. Окажите Григорьеву полное содействие и держи меня в курсе всех дальнейших событий. Понял? Да, что слышно о Ерошкине? Ничего… Ладно, звони сразу, как только что-нибудь прояснится.

– Виктор Павлович, опять из консульства Японии звонят. Что им сказать? – деликатно поинтересовалась секретарша.

– Соединяй, Клавдия Николаевна. Они, судя по всему, все равно не отстанут.

Через двадцать минут красная кнопка вызова яростно замигала и загудела на селекторе внутренней связи.

– Слушаю, Виктор Павлович, – отозвалась исполнительная Клавдия Николаевна.

– Скажи, Клава, у тебя есть успокоительные таблетки? Или какие-нибудь капли? – по голосу шефа она поняла, что он пребывает в состоянии сильнейшего нервного потрясения.

Зажав в руке стакан с водой и две таблетки диазепама, секретарша молнией влетела в кабинет Манохина.

Лицо начальника было покрыто крупными каплями пота, галстук съехал набок, волосы на голове взъерошены. Пока Виктор Павлович принимал лекарство, Клавдия Николаевна успела вытереть ему лицо носовым платком, расстегнуть верхнюю пуговицу на рубашке, положить под голову маленькую подушку и даже приготовить чай с лимоном.

В конце концов Манохин отдышался:

– Представляешь, Клавочка, Ерошкин нашелся. И знаешь, где? Его подобрали в открытом море японские рыбаки, чуть живого и почти невменяемого. Говорят, что он упал в воду перед рыбацким баркасом, словно парашютист с неба свалился. Рыбаки доставили его на берег и сдали в полицейский участок. Следующий день он провел в тюремной больнице. Приехавшим за ним представителям российского посольства японцы вручили официальное письмо с требованием крупной материальной компенсации за причиненный им Ерошкиным моральный и физический ущерб.

– Не может быть! – всплеснула руками секретарша.

– Очень даже может. Выяснилось, что, не владея японским языком, наш подполковник общался с рыбаками и полицейскими при помощи жестов, половину из которых они сочли для себя невыносимо оскорбительными и представили работникам посольства в качестве доказательств соответствующие видео- и аудиоматериалы. Кроме оскорблений, Ерошкин покусал до крови двух полицейских, лягнул ногой в зад представителя МИД Японии и расквасил носы нескольким рыбакам.

Клавдия Николаевна прыснула в платочек:

– Ай да Ерошкин! Но, слава богу, ведь не убил же никого…

– Это еще не все, Клавочка. Во время потасовки с рыбаками он кричал, что как честный офицер милиции не может позволить этим косоглазым вылавливать русскую рыбу у наших берегов, хотя корабль находился в нейтральных водах. – Полковник отхлебнул чаю и, переведя дыхание, продолжил: – А потом он припомнил японцам военные репрессии в Китае и их притязания на Курильские острова. Разумеется, в нецензурной форме… И ситуация приобрела некоторый, я бы сказал, политический характер…

– А вот это уже странно, – низким грудным голосом проворковала преданная секретарша. – Не припомню, чтобы Ерошкин когда-либо политикой интересовался…

– Невероятно, немыслимо, бред какой-то! Сначала Круглов в Америке, теперь Ерошкин в Японии… – Манохин возмущенно засопел. – Вот ты мне скажи, Клава, как он оказался в Японском море? Как? Еще в 23 часа с ним разговаривал старший патрульной машины лейтенант Корольков, а утром следующего дня его вылавливают японские рыбаки. С учетом разницы в часовых поясах получается, что Ерошкин после разговора с Корольковым очутился в Японском море максимум через полтора часа. Он что, на ракете туда долетел? Чушь собачья! Круглов, по крайней мере, появился в нашем посольстве в Нью-Йорке почти через сутки после исчезновения, и здесь мне все ясно. За 8—9 часов он спокойно мог долететь до Америки. А Ерошкин как же? За полтора часа до Японии не доберешься…

Клавдия Николаевна с сочувствием погладила Манохина по плечу:

– Все прояснится, все встанет на свои места. Чудес, Виктор Павлович, не бывает.

– А вдруг бывает? Чем черт не шутит… – шальная мысль заскочила в голову полковнику, но, правда, ненадолго.

Через час в приемной Манохина появился майор ФСБ Виктор Григорьев, высокий русоволосый мужчина в костюме стального цвета, с цепкими, проницательными глазами. Очевидно, он уже имел определенный план работы, потому что, представившись полковнику и получив у него согласие на беседу с лейтенантом Кругловым и прибывающим в Петербург ночным самолетом под строжайшим надзором врачей подполковником Ерошкиным, незамедлительно умчался в больницу.

Заведующий отделением профессор с украинской фамилией Мутноватый и грузинским именем Тенгиз, высокий брюнет с усиками и бегающими хитрыми глазками, был так напуган показанным ему Григорьевым удостоверением, что приходится лишь удивляться, как он сам немедленно не сошел с ума в своем служебном кабинете.

«Эге, – подумал майор – здесь, похоже, дело нечисто. Ты гляди, как он разволновался. Как пить дать крутит в больнице какие-то темные делишки. Ну да ладно, потом разберемся», – решил он, подходя с перепуганным профессором к палате №2, где и содержался в полном одиночестве несчастный лейтенант Круглов.