Жили-были старик со старухой…

– Нет! – воспротивилась старуха и спрятала ухват за спину. – Убьёшь ведь не перекрестившись.

– Видит Бог, – перекрещусь! – старик хотел осенить себя знамением, но поняв, что говорит что-то не то, примолк. – Чем мне тогда тыкать?

– Метла, вон в углу стоит.

Старик взял метлу, подошёл к окну и принялся сосредоточенно считать.

Старуха оглянулась, на цыпочках подкралась к печи, открыла заслонку и подобрав юбку забралась в печь, прежде чем старик успел окончить счёт.

– …10! – он развернулся.

Взяв метлу как винтовку, старик чуть пригнулся и медленно, озираясь направился к рундуку, где стоял большой сундук.

Неожиданно дверь распахнулась и на пороге возник сосед Кузьмич. На лысо бритый, с немного трясущейся головой и бутылкой водки в руке.

Увидев посреди комнаты крадущегося старика с метлой, голова у Кузьмича на какое-то время перестала трястись:

– Ты, Митрич чего? – он потряс бутылкой – Еть же ж ту-то Люсю! Меня не мог дождаться?

– Ш-ш! – зашипел на него старик приложив палец к губам.

Тут заслонка с печи глухо упала на дощатый пол, и из печи появилась старуха:

– Дёрнуло тебя, Кузьмич сейчас-то припереться!

Сосед перекрестился и молча исчез в дверях.

Старик подошёл к печи и помог вылезти старухе. Приобнял.

– Надо переиграть! – старуха была недовольна.

Но старик прям сиял:

– Эх, старая! Гляди, как тебе понравилось! А то, живём, как бобыли, – ни морали, ни духовных ценностей… Как вот к тебе ещё любовь проявить?

– Отворачивайся, давай… Ценность духовная. – старуха улыбалась.

Прятки (продолжение)

– Давай-ка, старче вертайся к окошку. Переигрывать будем!

– Может в уголок, к иконкам всё же?

– Мало что ли грехов собрал?! Иди говорю к окошку, считай!

– И чего те грехи-то мои? – старик пожал плечами. – Кабы я ими делиться с тобой собрался…

Проковыляв к окну, старик начал отсчитывать.

Старуха упёрла руки в бока и замерла посреди горницы задумчиво осматривая скудную мебель.

– Три … Ну ты, старая кумекать! Как телега не смазана. – старик улыбнулся. – Отседова слыхать, как мозги твои скрипят. Четыре …

– Да умолкни ты, твою-то душу!

– Пять, шесть!

– Куды ты, пулемётчик!? Застрочил-то! Видишь, не придумала ишо, – где сховаться!

– Так ты вынь из щей свою думалку-то! – старик хрипло рассмеялся. – Ладно, старая! Фору тебе даю. Один…, два…

Старуха суетливо подобрала подол и решительно засеменила к печке. Стараясь не шуметь она с трудом снова залезла в горнило.

– Шесть! … Семь! – неожиданно в окне старик увидел Кузьмича. Сосед тряс бутылкой и заговорщически подмигивая, указывал куда-то в сторону крыльца.

– Десять!

Ещё секунд пять старик смотрел на бутылку, потом повернулся к окну спиной.

Подслеповато щурясь он зачем-то осмотрел потолок и уже хотел было направиться к занавесям скрывавших полки с соленьями, как заслонка в печи вдруг качнулась и с грохотом упала на железный притопочный лист.

От смеха старика согнуло пополам. Он присел на табурет и развёл руки в стороны:

– Подивитесь, люди добрые! У старухи-то моей фантазия так и хлещет, – успевай черпать только!

– Да подсоби ты, чёрт старый! Вишь, – застряла! – старуха задом пыталась выбраться из печи.

– Погодь, старая. – старик от смеха заикал. – Вишь, скрутило меня, – не подняться.

Старуха дёрнулась раз, другой… Наконец ей удалось самостоятельно спуститься на пол.

– Ну вот, видишь, – сама справимши! – старик отсмеялся. – Рожу-то умой.

Старуха молча пошла к рукомойнику.

– Всё-то тебя в пекло тянет. – старик почесал шею. – Ты б ещё в трубу залезла!

– Да куда ж мне ещё?

– Ну ты даёшь! – старик перестал икать. – А под лавками, а чулан? А подпол? Сени! Мало тебе?

– А рази можно было?!

– Да кто ж супротив-то?! Кузьмич, что ли?!… Умылася? Иди считай!

– Что-то я, старый примаялась дюже.

– Вот те раз!