Жили-были старик со старухой…

– Тока сам загрузи себе.

– Я вообще-то на крыше своей собственной хаты-то нарисовался.

– Так я об чём и толкую! – Кузьмич недовольно крякнул. – Чуйка, – великая сила!

Старик взял у него пустую стопку и потянулся за бутылкой.

Всё произошло в секунду. Конёк неожиданно треснул, доска под стариками проломилась и оба полетели вниз.

Когда клубы пыли рассеялись, старик поставил бутылку на дощатый настил и огляделся.

Кузьмич лежал напротив с не разлитой стопкой в руке. Между ними с табуреткой в руке стояла его старуха.

– О, Петровна! – Кузьмич охнул и сел. – А вот про тебя чуйка моя чевой-то смолчала. – он повертел головой. – Зато здесь не дует.

– Вот я тя сейчасас табуретом-то подтяну, пьянь козлиная! – старуха замахнулась.

– Погодь, старая! – старик придержал её за колено. – Не буянь. Кузьмич-то ни при чём. Подо мной провалилося …

Старуха опустила табурет, медленно села на него:

– Что ж вы окаянные наделали-то?

– Да починим мы, етить-то! – Кузьмич улыбнулся и выпил. – За час крышу справим! Чего там? – он взглянул наверх. – Пару-тройку досок, да и покроем!

Старуха с сомнением тоже посмотрела на дыру в крыше:

– Да ты уж справишь …

– Я те Петровна, крест даю! – Кузьмич истово перекрестился. – Нальёшь апосля?

– У тебя ж есть! – старуха кивнула на самогон.

– Так то ж на скорость работы!

Сверху послышался тихий шорох. В следующее мгновение небольшая круглая гирька упала прямо на бутылку и разбила её в дребезги.

С минуту все молча смотрели на растекающуюся по доскам прозрачную лужу.

Первым не выдержал и расхохотался старик. Кузьмич пару раз икнул и хлопнув себя по коленям, присоединился. Старуха тяжело поднялась с табуретки:

– Ладно. Олухи.

Она пошла к лестнице прикрывая краем платочка старческую улыбку:

– Плесну вам чутка … Для скорости.

Телевизор

– Тебе чего? – старуха подозрительно смотрела на внезапно появившегося в сенях Кузьмича.

Не смотря на то, что солнце взошло уже пол часа назад, он был ещё трезв.

– Вот видь, етить-то ту Люсю! Мне чего?! Твой же сам позвал!

– Мой? – старуха насупилась. – Когда это он тебя позвать успемши? Вродь, под глазом у меня всё-время.

– Так вчерась, когда! – Кузьмич почесал ухо. – Приходи, говорит, утром. Глянь телевизер.

– Ах, ты вона про что! … Телевизер, да. Глянуть надо. – старуха посторонилась. – Не фурычит чего-то.

– Где купили? – Кузьмич подняв плешивую голову, по-хозяйски вошёл в горницу.

– Да где мы купим-то?! – старуха зло воткнула вопрос в спину Кузьмича. – На что? На похоронки-то не отложить никак! А это-то старый в лото выиграл.

– Везёт же дурням.

Кузьмич встал посреди горницы и огляделся:

– А где ж ..? – Кузьмич хотел снова поковырять ухо, но забыл где оно и замер с поднятой рукой.

– Ты чо? – старик ткнул в огромную чёрную плазменную панель стоящую у стены. – Зенки-то раскрой.

– Ту-то Люсю в ячмень… Это чего?

– Ну ты туман, Кузьмич! – старик хрипло рассмеялся. – Это и есть телевизер. Сони.

– Соньки?! Егоркиной, что ль? – он повернулся к старухе. – Ты ж говорила, что в лотерею выиграли?

Старик от смеха зашёлся в кашле.

– Ты болтать будешь или чинить? Лотерея … – старуха взяла вёдра.

– Да я ж ума не проложу, с какой стороны и подступиться-то к нему!

– Слышь, старая? – Старик едва говорил. – А Кузьмич-то … по ходу … всё возле революции где-то … шоркается!

Старуха не сдержав улыбку, отвернулась.

– Ну … – Кузьмич наконец отыскал ухо, почесал.

– Ты не нукай. – старик перестал кашлять. – Ты ж, монтёр!

Кузьмич кивнул головой:

– Монтёр, да. Так не телевизеров же, а путей.

Старик прищурился и мотнул головой в сторону старухи: