– Мне вообще в Пвилл, – сказала Таша ровно и вежливо. – Но хочу здесь переночевать. В Приграничном.
Касательно «переночевать» она, конечно, преувеличила. Однако Принцу требовался отдых, хотя бы недолгий.
Ей казалось, что случившееся разбило её, разделило на две Таши. Одна – та, которой положено было плакать, – спряталась где-то глубоко внутри другой. Вторая лишь изредка, очень отстранённо удивлялась, что может думать, сносно держаться в седле, говорить, не сбиваясь в рыдания. Делать всё то, что делала бы на её месте девочка, у которой жизнь не разлетелась осколками, оставив голую, неприглядную раму; раму, что скалилась зеркальными зубьями и острыми кромками резала душу, кровью вычерчивая там «ничего не вернуть, ничего не исправить, никого, кто мог бы помочь». Потому что помочь себе способна только она. Таша, маленькая девочка с двумя большими тайнами, каждая из которых может стоить ей жизни.
И если разоблачение первой – оборотничества – ещё оставляло мизерные шансы на выживание, то вторая…
Ворота ей распахнули без лишних слов.
– Трактир прямо перед вами, – вернув Таше кристалл, привратник подхватил с земли заряженный арбалет, чтобы его плечом поправить съехавшую на глаза шляпу. – Приятного пребывания в Приграничном… и в Равнинной… и вообще.
Таша повела Принца мимо бревенчатых домов и рыночных палаток, ночью пустовавших, к трактиру, что кутался в плющ за высоким плетнём.
Тракт оброс Приграничными селениями на каждой из границ, которую пересекал. Когда-то в них обитали лишь военные из приграничного гарнизона, теперь – ещё и торгаши. Долгий тракт соединял три королевства и все четыре провинции Срединного, и неиссякаемый поток путников приносил неплохие деньги.
Трактирщики в Приграничных на бедность тоже не жаловались.
Во дворе трактира было тихо и темно, лишь оранжевые лужицы света из окон расплывались на брусчатке. Вывеска с ядовито-жёлтым крылатым змеем ожидаемо гласила «Золотой дракон». Рядом с трактиром приткнулась таверна – оттуда летел звон кружек, обрывки смеха и разговоров, запах стряпни и хмеля, на который живот отозвался недовольным урчанием: со вчерашнего вечера у Таши во рту не было ни крошки, и если она об этом забыла, то её желудок нет.
Стоило пройти за гостеприимно открытые ворота, как откуда-то из темноты немедля вынырнул долговязый паренёк в мешковатых штанах, тут и там украшенных пёстрыми латками.
– Добрый вечер. – Он улыбнулся радостно и немного сонно, заправил под льняную рубаху нательный крест: шесть равных лучей в тонком круге, символ единства стихий, традиционный знак кристалинской церкви. – Идите, а я вашу лошадку в конюшню отведу.
– Я сама его отведу.
– Да не бойтесь, я подмастерье конюха здешнего. Не умыкнёт никто вашего красавца.
– Я не за коня боюсь. Принц не любит чужие руки.
– Бросьте, я с любым слажу.
Мальчишка потянулся к поводу – и отшатнулся, когда конь протестующе встал на дыбы.
– Льфэльские жеребцы все с норовом. – Таша коснулась сознания Принца короткой и ласковой мыслью (простейший трюк из оборотнического арсенала). Дождавшись, пока конь успокоится, погладила мягкую белую морду и нежный нос. – Где конюшня?
Паренёк неодобрительно качнул головой, но, отвернувшись, призывно махнул рукой и побрёл в нужном направлении.
Заведя жеребца в стойло, Таша успокаивающе перебирала пальцами снежную гриву всё время, пока мальчишка опасливо рассёдлывал её коня. Принц недобро косился на него в ответ, но в присутствии хозяйки вёл себя смирно.
– Тебя как зовут? – решившись, спросила Таша осторожно.
– Шероном кличут, – буркнул паренёк, снимая со спины жеребца суконное покрывало.
– Шерон… могу я задать один вопрос?
– Смотря какой.
Таша облизнула губы, но волнение слишком сушило рот, чтобы это могло помочь.
– К вам… у вас сегодня останавливались… трое мужчин? С девочкой лет девяти? У одного на щеке шрам, как от когтей. Девочка темноволосая и темноглазая. Зовут Лив.
Шерон посмотрел на неё: глаза у него были большими, ярко-зелёными, кошачьими по чистоте цвета. Совестливо потупившись, потянулся за щёткой.
– Не велено нам о постояльцах рассказывать.
Непослушными руками Таша достала из сумки кошель. Наугад вынув оттуда серебряную монетку, демонстративно покрутила её в слегка трясущихся пальцах.
Мальчишка тяжело вздохнул.
– А вам до них что?
– Девочка – моя сестра, – после секундного колебания честно ответила Таша. – Они…
– Украли её, да? – прочитав ответ в её лице, Шерон мрачно кивнул. – Я сразу понял, тут дело нечисто! Девчонка бледная, глаза неживые… тот мужик её за руку ведёт, а она перед собой уставилась и ноги так переставляет… как за ниточки кто-то дёргает.
– Мужчина… со шрамом?
– Он, он! Он и не прятался особо, даже капюшон не натянул. Я, видно, как-то не так на него посмотрел, когда лошадь брал. Он как зыркнул на меня… душа в пятки ушла. – Конюший рассеянно взъерошил жёсткие соломенные вихры. – Они тронулись часа два назад. Дальше по тракту поехали. Ишь, не боятся по темноте шастать… слышал, как они друг с другом говорили, прикидывали, когда будут в трактире другого Приграничного. Ну, которое на границе с Заречной. Встреча у них там назначена ночью завтрашней. Громко так обсуждали, при трактирщике нашем и других постояльцах, смеялись даже…
Значит, похитители всё же едут не в Пвилл. Или поедут в Пвилл после того, как отвезут Лив в другое место… хотя это неважно.
Важно то, что Таша их почти нагнала.
– Вам к страже надо! И к магу какому. – Шерон встревоженно мотнул головой. – Может, командиру гарнизона здешнего сообщить? Он с заречными ребятами в Приграничном быстро свяжется, и…
– Нет. – Пальцы, больше не дрожавшие, до боли сжали серебряный кружок. – Никакой стражи. Никакого гарнизона. Это моё дело.
– Но…
– Шерон, мне никто не поможет. Только хуже станет. Поверь. И ты никому не говори. Ни слова. Пожалуйста. Хорошо?
Она сама затруднилась бы сказать, чего в её словах больше: просьбы или приказа.
Паренёк угрюмо уставился в землю.
– Хорошо.
Благодарно кивнув, Таша протянула ему монету, но тот помотал головой:
– Уберите.
– Тебе не нужны деньги?
– Я… просто помочь хочу. Вот что: у вас конь быстрый?
– Ещё какой!
– Они не больно-то спешили. И по тракту поехали, я видел. А вы можете срезать путь через Равнину.