Кукольная королева

Девочка моя, подумал он – почти нежно.

Она не подведёт. Ни она, ни кое-кто другой. Он знает их достаточно хорошо, чтобы быть уверенным: оба сделают всё, что до?лжно, всё, что от них зависит. И вот тогда…

Его губы вновь тронула улыбка.

Да. Тогда – завтра – и начнётся настоящее веселье.

Глава третья

Немного о паладинах

– Я сказала, иди к цвергам!

Застыв у золотистого пунктира, которым на карте обозначены границы, крошечный всадник складывает руки решительным крестом.

– Через Равнину? Подумаешь, как страшно! Ты рыцарь, в конце концов, или кто?

Всадник мотает головой – плюмаж на игрушечном шлеме меланхолично покачивается, – и Таша недовольно поджимает губы. Лёжа на животе поверх одеяла, с высоты дедушкиной (уже своей) кровати она смотрит на карту, разостланную на полу. Керамические куклы разбрелись по ней кто куда: размером не больше фигурок для аустэйна[8 - Игра, аналогичная шахматам (алл.).], но сделанные со всей искусностью цвергских мастеров. Прекрасная альвийка в шёлковых одеждах, бледнокожий цверг в самодвижущейся вагонетке, красавица-княжна в золотом платье и рыцарь на белом коне – как Ташин Принц.

Вышитая по ткани карта такая большая, что Таша может в неё целиком закутаться: долина Аллигран во всей красе. Три королевства – цвергское Подгорное, альвийское Лесное и людское Срединное, золотым пунктиром поделенное на четыре провинции. Мимо ярких нитей лесов, озёр и речушек вьётся бежевая ленточка Долгого тракта. Бурая подкова гор на юге уступает место морской синеве, та в самом низу обрывается пёстрой полосой Радужных Туманов. Эх, побывать бы однажды на море… хотя ловить в этом море, кроме рыбы, всё равно нечего. А заплывёшь слишком далеко – угодишь в Туманы и пропадёшь навеки.

Будь на карте Внешние Земли, наверное, их бы вышили серым, но на ткани Долину обрамляют только горы. Впрочем, во Внешних Землях одни только жуткие твари и водятся, вроде драконов…

– Хотя бы нашу деревню покажи. – Таша повелительно тычет пальцем туда, где должен быть Прадмунт. – У границы Озёрной с Окраинной, рядом с трактом.

Отсалютовав, рыцарь разворачивается и скачет на север, но прибыть на место не успевает.

– Хватит на сегодня, малыш. – Мама заглядывает в комнату, предварив вторжение коротким стуком, не дожидаясь ответа. – Время к полуночи.

Безропотно скатившись с кровати, Таша подхватывает кукол на руки.

– Всё равно они со мной не считаются, – бурчит она, пристраивая игрушки в шкатулку с четырьмя отсеками. Те не сопротивляются и, вернувшись в футляр, перестают двигаться: уснувшая магия Подземного Народа моментально превращает их в куски простой раскрашенной глины. – Пусть посидят, обдумают своё поведение.

Она не видит, как меняется лицо её матери, когда на губах Мариэль проявляется тонкая улыбка.

– Ты их королева, – говорит хозяйка дома. – Тебе должны повиноваться.

Таша запирает шкатулку на ключ. Водрузив кукольное обиталище на прикроватную полку, скатывает карту.

– Можно мне завтра на озеро? – не поднимая глаз, спрашивает она.

– На озеро?..

– Ребята собрались к Кристальному. Гаст, Лайя и остальные.

Меж тёмных бровей Мариэль ложится морщинка.

– Малыш, ты знаешь моё мнение о твоих прогулках с деревенскими.

– Я… мам, я не буду говорить просторечных слов, и манеры дурные у них перенимать не буду, просто…

– Не в этом дело. Не только в этом. – Мариэль прикрывает дверь. Наклоняется поднять с пола сложенную карту, но прежде ласково касается Ташиных волос. – Ты пока не владеешь собой до такой степени, чтобы менять облик исключительно по собственному желанию. Что будет, если ты обернёшься кошкой у них на глазах?

Пока она кладёт тканевый свёрток на подоконник, насупленная Таша поднимается с колен.

– Несправедливо это, – бормочет она, вытягивая из ящика с бельём ночную рубашку. – Почему я не могу быть просто девочкой, как все? Или чтобы они все были оборотнями?

– Что поделаешь, малыш. Что поделаешь.

Переодевшись, Таша смотрит на мать: будто подозревает, что та произнесла далеко не всё, что хотела бы. Ничего не спросив, вскарабкивается на кровать, чтобы нашарить в изголовье плюшевого зайца.

Кровать слишком велика, а комната слишком проста для маленькой девочки. Вместо резной мебели, которой Мариэль потрудилась заставить детскую – старое дерево без особых изысков, вместо нежно-кремовых стен – безыскусная побелка. Наверное, поэтому Таша никак не может полюбить новую спальню, хотя живёт здесь уже месяц. Когда ты оборотень, а твоя сестра нет (и не должна узнать о твоей не-очень-маленькой тайне), вам лучше жить в разных комнатах. Мама думала переселить сюда Лив, но Таша настояла, что переберётся сама: знала, что сестрёнке здесь будет неуютно. Да и двухлетней малышке уместнее остаться в детской.

Пришлось соврать маме, что бывшая комната дедушки с бабушкой Таше очень даже нравится. И совсем она не боится, что однажды ночью откроет глаза и увидит призрачное лицо деда – такое, каким Таша видела его в этой постели в последний раз, полгода назад, в канун его смерти. Иначе мама переставила бы сюда колыбель без всяких колебаний. Между двумя дочерями она всегда выбирала старшую.

Впрочем, у папы на этот счёт могло быть другое мнение. Обычно так и бывало.

Странно, что мама не стала дожидаться его возвращения.

– А когда папа вернётся? – говорит Таша, как только Мариэль касается её макушки поцелуем на сон грядущий.

Мама выпрямляется. В том, как она смотрит на дочь, сквозит что-то очень странное, и Таша крепче прижимает к себе зайца, будто игрушка может влить в неё смелость через рыжий плюш.

– Он же говорил, что пару шестидневок у дяди Зоя погостит, а его почти уже два месяца нет. Может, послать за ним кого-нибудь?

Мариэль опускается на край постели – изящно, как и всё, что она делает. Даже нервные движения пальцев, которыми теперь она теребит рукава своего платья, сплетают изящную паутину рвущейся лжи.

– Я должна была сразу тебе сказать, – спустя очень, очень долгое молчание произносит она. – Альмон, он… не приедет.

– Не приедет? Почему? – Мариэль снова молчит, и Ташины руки стискивают зайца так, будто хотят задушить. – Это из-за меня? Папа злился на меня, он… он перед отъездом кричал, что видеть меня не хочет, что я отродье нагулянное, что…

– Нет, малыш. Это не из-за тебя. Только не из-за тебя. – Мариэль рвано, коротко выдыхает. – Альмон просто задержался в пути, прибыл в Нордвуд ночью, и… и в одном из переулков встретился с плохими людьми, и… – глядя в непонимающие глаза дочери, она опускает нервные пальцы на Ташино плечо: точно готовится держать её, когда та наконец поймёт. – Папы больше нет, малыш. Его нет.

* * *

Таша открыла глаза за миг до того, как над её ухом затрезвонил колокольчик. К сожалению, сразу вспомнив, где она – и почему.

– Встаю, встаю…

Когда знакомая служанка, блаженно позёвывая, удалилась, Таша села в кровати. Посидела какое-то время, обняв руками колени, уставившись в полумрак невидящим взглядом.

Вскочив рывком, чуть отодвинула ситцевую занавеску на окне.

За дощатыми крышами, за частоколом Приграничного, за рядком берёз, поникших вдоль Тракта тонкими веточками, ждала Равнина. Казалось бы, просто большое поле, поросшее одуванчиками.

Казалось.

Никто не помнил, как и когда появилась Равнина. Даже альвы. Она была всегда – как Криволесье и Зачарованный Лес, как те леса, где обитали Звёздные Люди, и горы, под которыми жили цверги. Древние, странные, необъяснимые земли, сам воздух которых пропитан магией. Их прозвали Ложными, ибо ничему, что ты видел там, нельзя было доверять. В Ложных Землях всё казалось возможным, но ничто не являлось тем, чем казалось; людская магия либо вовсе не действовала, либо искажалась, столкнувшись с магией куда более могущественной. Точно о Землях было известно лишь одно – ни одна нечисть и нежить не осмеливалась на них задерживаться. Ложные Земли не держали зла, но говорили, что пришедший на них со злом с ним же там и останется.