– Глупо сейчас о чём-то сожалеть, когда, по сути, всё главное, скорее всего, произошло, – не задумываясь, ответил Масленников.
– Ты говоришь одними неопределённостями, – констатировал Столыпин.
– Потому что я нахожусь в такой неопределённости, – жёстко ответил Масленников.
На небольшое время в квартире Масленикова наступила тишина.
– Может по чуть-чуть? – после небольшой паузы неожиданно предложил Столыпин.
– Давай. Так мне лучше рай представится, – сказал Масленников.
– Чувствую, что-то неординарное с тобой произошло, – произнёс Столыпин, закусывая вино кусочком лимона.
Выпив немного итальянского вина «марсала», Масленников заговорил:
– Знаешь, я как будто сейчас опомнился. Даже не подозревал, что вторгся в такую сферу бытия, в которую нежелательно, по-простому говоря, совать нос. Как-то разбирая свой гороскоп, я вычислил, что меня ожидает одно очень сильное впечатление. Инстинкт самосохранения мне подсказывал, что нужно остановиться, оглядеться, жить как простой смертный, не вторгаясь в высшие сферы. Но я зависимый человек – от своих желаний, своего научного любопытства, от своих обязанностей. Я не решился просто так без объяснений от всего отказаться, со всем покончить. Короче, у меня сыграла гордость, обыкновенная человеческая гордость и самоуверенность. Я – дитя современного общества. А возможно судьба распорядилась так, что у меня просто не было выбора. Хотя интуиция говорила мне остановиться. Ещё до поездки в Египет я жил в предвкушении чего-то необычного. Расположение звёзд на небе говорило, что меня ожидает что-то неординарное. Я не мог предполагать, что же меня конкретно может ожидать в Египте. Какое-то неожиданное открытие в археологии или истории Египта? Тайная рукопись или ценный культурный раритет? Бродя по улицам Каира, я ловил каждое мгновение, каждый шаг, каждый взгляд, чтобы уловить то необычное, что мне суждено было увидеть. И я не ошибся в своих ожиданиях. Однажды, когда я шёл по Каиру утром, меня неожиданно охватило сильное волнение. Я стал замечать, что на какой-то момент утрачиваю причастность к реальности. Время словно остановилось, всё происходящее вокруг как будто потеряло свой смысл. Когда я, казалось, погрузился в другой, параллельный мир, передо мной прошёл красивый, атлетически сложённый парень. Он мельком взглянул на меня своим строгим жгучим взглядом и в быстром темпе продолжил свой ход. Одного взгляда на этого парня мне было достаточно, чтобы испытать инстинктивный страх, граничащий с оцепенением. В какой-то момент мне показалось, что я так ничтожен перед душевной силой этого человека. Ещё некоторое время я стоял, не шевелясь, на том же самом месте пока необычный парень не исчез из вида, и я больше не мог лицезреть его молниеносного хода.
– Может тебе всё показалось, и ты всё преувеличиваешь, заставляешь себя волноваться? Ты хорошо обо всём подумал? Разве может какой-то парень оказать на тебя такое влияние? Не впал ли ты в самогипноз, Иван? Для тебя это может иметь не очень хорошие последствия, – прервав Масленникова, произнёс Столыпин.
– Ты сомневаешься в моих предположениях? – парировал Масленников.
– Ты пока ещё не высказал никаких предположений, Иван, – точно заметил Столыпин.
– Верно. Но из моего рассказа ты мог уже сам сделать кое-какие предположения. Хотя бы потому, что я ничего не преувеличиваю. Я не ищу здесь никакой выгоды. Напротив, я сам пытаюсь во всём разобраться.
– Ну хорошо, предположим, ты встретил этого необыкновенного парня. Ну и что дальше?
– Поверь мне, Аркадий. Я многих видел людей. От святых до последних из греховных. Я умею разбираться в душах людей. Точнее сказать, я могу чувствовать тонкое тело людей. До сих пор я не встречал такого сильного человеческого энергополя, как у этого парня. Это не просто святой. Эта сущность более высокого порядка, если говорить научным языком.
– Это всё из разряда предположений. Конечно, ты занимаешься этим давно, имеешь определённый опыт. Но вот ты можешь сказать, кем конкретно был этот парень? Можешь ли ты со всей уверенностью сказать, что чувства не обманывают тебя, и ты не впал в самогипноз?
– Да, Аркадий. В чём-то ты прав. Я действительно находился под сильным впечатлением от астрологических прогнозов. Но эти впечатления помогли мне пережить то душевное волнение, которое я испытал в тот самый момент, когда увидел… имама Махди.
От последних слов Масленникова Столыпин широко расплющил глаза и, скрывая своё сильное удивление, слегка отвернулся.
– Или возможно это был будущий имам Махди. Я подчёркиваю, возможно. Во всяком случае, на это указывают некоторые данные астрологических наблюдений, небесных знамений, свидетельства тайных обществ. Теперь видишь, я столкнулся с тем, о чём даже и не предполагал. Конечно, явление на землю человека такого масштаба меня волнует только с научной точки зрения. Но я дал себе своего рода зарок, что в Египет пока не поеду. Мне достаточно было того, что я испытал. Я потом… возможно, что ты прав. Меня просто обманывают чувства. Я нахожусь в плену каких-то психологических сил. Ведь стопроцентно говорить, что это был имам Махди невозможно. Это божественная тайна. Мы, простые смертные, только можем предполагать. Что, собственно, я и делаю.
– Ты конечно замахнулся. Махди. Спаситель, ожидаемый в исламе… Деликатная тема. Хорошо, что об этом знаем только мы – ты и я. Но почему, собственно говоря, ты рассказал обо всём этом мне. Ты мог бы держать это при себе. Разве я не прав? – сказал Столыпин.
– Я сказал, Аркадий, это потому, что эта тема волнует меня с научной точки зрения. Меня просто одолевает любопытство. Я не могу остановиться, хотя трезвый ум мне говорит – достаточно того, что ты уже увидел. Я наверняка не рассказывал бы тебе обо всём этом, если бы не попросил об одной услуге.
– Ты что-то хочешь попросить у меня?
– Ты вращаешься в кругах секретных служб. Возможно, эта тема заинтересует кого-то из твоих знакомых. Но пока я хотел бы просто проверить, не ошибаюсь ли я. Короче, я хотел, чтобы ты помог подыскать мне специалиста, профессионала в таких вопросах. Свободного человека. От него в сущности ничего не требуется. Только сопровождать моего сына в поездке в Египет, консультировать его по мере необходимости. Ну и оказать, если понадобится, посильную помощь. Понимаешь? – сказал Масленников.
– Я вижу, ты уже почти всё обдумал. Отправить своего сына в Египет? Возможно это неплохая идея, – проговорил Столыпин.
– Ты знаешь, он только два года как закончил МГУ. Хочет работать по специальности, физиком. Но я предлагаю ему устроиться в турбизнесе. Он ведь у меня почти полиглот. Неплохо владеет английским, немецким, арабским, турецким. Летом в детстве я специально его возил в различные страны. Считал, что пригодится в жизни. Я чувствую, он умнее меня, более проницателен и хладнокровен. Я думаю, он справится.
– Чего же ты хочешь? – настороженно спросил Столыпин. – Ведь ты фактически хочешь подвергнуть своего сына серьёзным испытаниям.
– Этот молодой необычный парень, будущий имам Махди, живёт среди людей, простых людей. О его мессианском предназначении, возможно, никто и не подозревает. Почему моему сыну могут грозить какие-то неприятности?
– Это ты думаешь, что о существовании Махди никто не подозревает, – произнёс Столыпин. – Наверняка о нём уже кому-то известно. Если, конечно, это действительно будущий имам Махди. Ты уже сегодня сам говорил о том, что надо знать грань дозволенного. Пока ты не вторгаешься в самое сокровенное, ты в безопасности. Но как только ты переступишь грань… Ты всё обдумал?
– А разве у меня по большому счёту есть выбор? Я просто не смогу жить, пока хотя бы немного не проясню ситуацию. И потом, кого больше я могу отправить в Египет, кому я могу доверять, как не своему сыну? – сказал Масленников.
– Дело в том, что ситуация пока кажется простой. Но по мере развития она будет постепенно усложняться. Я хочу сказать иными словами, что последствия могут оказаться непредсказуемыми. Невидимые силы свято охраняют свои тайны. Ты сам об этом говоришь, – произнёс Столыпин.
– Мне надо просто успокоиться. Я уже придумал своего рода легенду моему сыну. Он будет молодым учёным, сотрудником института стран Азии и Африки, занимающимся исследованиями. Ну как, ты согласен подыскать мне человека? – сказал твёрдо стоявший на своём Масленников.
– А ты пытался найти этого парня в Каире? – неожиданно спросил Столыпин.
– Конечно, – на удивление Столыпина быстро ответил Масленников. – Едва я пришёл в себя, как тут же подошёл к одному из торговцев. По наитию я задал вопрос: «Скажите, что это за чудесное пришествие, которое только что промчалось, словно метеорит?». Да, именно так я и спросил. Каким же было моё удивление, когда торговец, энергичный пожилой мужчина, незамедлительно ответил мне: «Парень?.. Это Малик. Божественный, знающий больше языков, чем у пирамид насчитывается веков». Едва торговец произнёс свои слова, как я вспомнил: по преданию пророк Мухаммед тоже знал несколько языков. Разве это не косвенное доказательство того, что чувства не обманывают меня. Дальше я постарался поближе приблизиться к этому Малику. Мне даже удалось найти дом, в котором проживают его родные. Но дальше началось что-то необъяснимое. Происходило всё, что, казалось, препятствовало мне установить истину. То на меня издали косились подозрительным взглядом какие-то мужчины, то на улице я сталкивался с проезжающей повозкой, и это выводило меня из колеи, то на улице я слышал оживлённый спор местных арабов, который, казалось, наводил ужас, то мне мило улыбались арабские женщины, которых я встречал на пути. Казалось, что я постепенно схожу с ума. Я, конечно, старался держать себя в форме. Но, скажу честно, всё происходящее со мной в Каире сильно раздражало. Порой становилось просто невмоготу. Я не привык к такой неординарной атмосфере. Обычно у меня всё идёт гладко. А тут, словно какая-то напасть. После первой встречи с Маликом, я его больше не видел. Хотя, безусловно, пытался приблизиться к нему. Время моего пребывания в Египте подходило к концу. В Москву я возвратился в целом удовлетворенный. Даже того, что мне удалось увидеть и узнать достаточно, чтобы сделать определённые выводы. Сейчас мне надо всё переосмыслить, навести кое-какие справки здесь, в Москве.
– Хорошо, я постараюсь подыскать тебе подходящего человека, – произнёс Столыпин. – Но, надеюсь, ты не собираешься затевать какую-либо сложную игру. В противном случае, если что, я буду корить себя потом за то, что вовремя не остановил тебя. Наверняка об этом Малике беспокоится уже не одна душа на земле. Опасности могут подстерегать на любом шагу. Надо быть осторожным и предусмотрительным…
Столыпин покидал квартиру Масленникова в приподнятом настроении. После несколько серой, однообразной жизни старому приятелю Масленникова подвернулась возможность заняться чем-то необычным, совершенно доверительным и, безусловно, интересным.
2. Пётр Селиванов
Находясь за рулём своего автомобиля, Столыпин набрал по сотовому телефону номер супруги и сообщил ей, что задержится.
Прямиком от дома Масленникова Столыпин направился к своему знакомому, кадровому сотруднику одной из секретных российских служб.
– Илья Николаевич, это Аркадий Столыпин. Я хотел бы с вами переговорить, – обратился по мобильному телефону Аркадий Столыпин.
– Где вы находитесь? – спросил по телефону строгим тоном кадровый сотрудник.
– Я подъезжаю к вашему дому, – ответил Столыпин.
– Вы один?
– Безусловно, – сказал Столыпин.
– У вас что-либо весомое?
– Безусловно.
– Я буду вас ждать.
Столыпин не раз посещал квартиру Ильи Николаевича Шапошникова, подполковника одной из секретных российских служб. В основном встречи носили сугубо деловой характер, и, как правило, долго не продолжались. Шапошников был для Столыпина своего рода одним из связующих звеньев в мир секретных служб. Давний знакомый Столыпина отличался либерализмом и способностью к пониманию нужд и проблем простых граждан. Именно эти качества кадрового офицера секретной российской службы решил использовать Столыпин.
Каждый раз, звоня в квартиру Шапошникова, Столыпин проявлял настороженность, одновременно испытывая чувство волнения. Каждый раз за попыткой вторжения в мир секретных служб стояла неопределённость и риск.
Позвонившему в квартиру Шапошникова Столыпину отворили. У входа стоял молодой высокорослый мужчина крепкого телосложения. Рядом с ним – ротвейлер, который одним своим видом мог любого человека ввести в оцепенение.
– Аркадий Петрович, заходите, – произнёс Шапошников в знак приветствия. – Не обращайте внимания на мою «говорящую собачку». Она не кусается.