Наследник жестокого бывшего

Кивнув самой себе, врач снова погружается в журнал, а я, прикрыв глаза, откидываю голову на прохладную стену. Ну вот и правда, зачем я спросил? Разве мне когда-нибудь нужно чье-либо одобрение? Абсолютно нет. Но и не каждый день выясняется, что у меня, возможно, есть сын. Хоть я до сих пор в это слабо верю.

После сдачи крови поднимаюсь на второй этаж в кафетерий, куда меня отправила медсестра. Я никогда не лежал в таких больницах, и уж точно никогда не ел в этом общепите. Мог бы сейчас вызвать водителя и поехать в нормальный ресторан, но после завтрака я хочу еще пойти посмотреть на мальчишку.

Взяв оладьи с каким-то сомнительного вида вареньем, чай в чашке со сколотой ручкой и два вареных яйца, усаживаюсь у окна и приступаю к еде. Надо сказать, обычные вареные яйца еще никогда не казались мне настолько вкусными, как сейчас. Наверное, все дело в том, что я уже давно на ногах, и даже еще не выпил кофе. К тому же, из меня выкачали приличную дозу крови, и организм немного ослаб. Сейчас же, с каждым съеденным кусочком и каждым глотком дешевого чая из пакетика по организму разливается тепло.

Расправившись с едой, встаю, чтобы уйти, но торможу, когда меня окликает сотрудница столовки, дышащая так, словно могла бы озвучивать паровоз.

– Посуду отнесите, – противным голосом произносит она и смотрит на меня с презрением.

Охереть можно! Такого мерзкого отношения я не испытывал ни разу в жизни. Но отчего-то это не злит, а даже забавляет.

Кивнув, беру свой поднос и отношу туда, куда указует толстый, как сосиска, палец этой женщины. Ставлю на вырезанное в двери окошко и наконец покидаю этот холестериновый храм.

Иду, даже не задумываясь, куда, пока не обнаруживаю себя в детском отделении.

За то время, пока я сдавал кровь, больница немного ожила. Сейчас по коридору ходят сотрудники отделения, снуют несколько детей. Интересно, как выглядит парень, для которого я сдал кровь?

Пока завтракал, оплатил экспресс-тест ДНК и отправил подтверждение из интернет-банкинга. Мне даже уже пришло подтверждение, что тест будет сделан максимально быстро.

– Эй, мужчина! – окликает меня кто-то, когда я пытаюсь сделать пару шагов по отделению. – Бахилы!

Разворачиваюсь и сталкиваюсь взглядом с симпатичной медсестрой в белом халате. Она пытливо впивается зелеными глазами в мое лицо.

– А вы к кому?

Я торможу. Не физически, а мысленно. А к кому я, собственно? Я знаю только, что сына Антонины зовут Максим. Хотя и фамилию, и отчество тоже знаю. И вообще я мог бы просто пообщаться с врачом и посмотреть на парня. Но в момент, когда медсестра задает мне вполне резонный вопрос, все желание увидеть ребенка улетучивается.

– Ошибся этажом, – бросаю и, развернувшись, сваливаю из больницы.

То, что он может быть моим – это еще бабка надвое сказала. Так что, помог, Юдин? Молодец. А теперь вали домой собираться на работу. Ее у тебя сегодня непочатый край.

Глава 7

Тоня

– И масынку? – спрашивает меня Максик, заглядывая в глаза.

– И машинку куплю, – обещаю я.

– Холосо, – набравшись смелости, он протягивает руку медсестре и зажмуривается. Сжимает губы, дожидаясь, пока она аккуратно вытащит катетер из крохотной ручки и прилепит ватку с пластырем.

– Ну вот и все, – ласково отзывается Татьяна, поглаживая руку Максика. – Ты был очень смелым, – хвалит она его, выпрямляясь. Переводит взгляд на меня. – Дождитесь выписку, и можете идти.

– Спасибо вам большое, – протягиваю ей шоколадку.

– Что вы? Не стоило, – улыбается она, но прячет ее в кармен.

– А мне соколадку? – куксится Макс.

– А тебе куплю, как только выйдем из больницы. Хорошо?

– Дя, – соглашается он.

Пока Юдин сдавал кровь в тот ужасный день, я вернулась в свое отделение. Там меня отыскал сотрудник лаборатории, куда отправляли кровь Макса и его отца для анализа ДНК. Мне пришлось заполнить согласие, хоть я, если честно, совсем не хотела этого делать. Мало ли, что придет в голову Святославу Михайловичу, когда он узнает правду.

Потом мне пришлось дождаться утреннего обхода, и только после этого я смогла вернуться в лабораторию. Я хотела отдать Святославу Михайловичу его кардиган и поблагодарить за то, что он сделал для Макса. Но его там уже не было.

Потом я пошла в детское отделение, надеясь на то, что он, может, поднялся посмотреть на сына. Но и здесь его не было. Хотя, наверное, это было к лучшему. Мало ли что он попросил бы взамен за три капли крови.

Врач тогда сказал, что прямое переливание делать нельзя, потому что оно может навредить ребенку. И нам нужно было прождать сутки, пока Максиму подготовят раствор для вливания. Это были самые ужасные сутки в моей жизни! Я была как в бреду. Сидела под реанимацией сына в ожидании новостей. Время тянулось бесконечно долго. Я то проваливалась в странный, тревожный сон, то выныривала из него.

Меня приходила наругать Леля, которую на самом деле зовут Юлия Ивановна. Она после окончания своей смены решила убедиться, что все пациенты на месте, но, понятное дело, не обнаружила меня. Зато знала, где меня можно найти. Я бы не сказала, что она меня ругала, скорее упрашивала позаботиться о своем здоровье. Но как я могла покинуть свой пост, зная, что мой малыш тут один? Врачи и медсестры не в счет, никто не заинтересован в здоровье моего сына так, как его мама.

Вечером меня, конечно, выгнали из отделения, отправив в свою палату отдыхать и принимать лекарства. Я плохо помню, что ела, пила и делала в те сутки. Но вечером мне, судя по всему, кололи какие-то успокоительные, потому что практически сразу после капельницы я уснула до самого утра.

А уже утром Максу наконец сделали вливание, и с того момента он стремительно пошел на поправку.

И вот наконец нас выписывают. Ручка сына все еще перебинтована, но швы под ней уже отлично заживают. И сам малыш бодрый и веселый, что внушает надежду на то, что совсем скоро он будет полностью здоров.

– Ну как тут наш богатырь? – в палату заходит Юлия Ивановна и, подбоченившись, смотрит на Макса.

– Холосо, – отвечает он хмуро.

– А что невесел, нос повесил? – спрашивает она, хмыкнув.

– Он уже хочет на волю, – улыбаюсь я.

– Ну тогда получи вольную, – медсестра протягивает мне выписной листок.

Поблагодарив – не только на словах – добрую медсестру, мы с Максом наконец покидаем здание больницы. Повиснув на моей руке, сын прыгает вниз по ступенькам крыльца. Напевая песенку про знаменитый трактор, он бодро выкрикивает слова, разносящиеся по двору больницы.

Как же я хочу домой! Нормально помыться, выспаться, поесть домашней еды. Как представлю, как воняет в нашем с Максом холодильнике, волосы на голове встают дыбом. Нас не было достаточно долго, чтобы все приготовленное перед аварией пропало. В общем, отдохнуть пока не светит. Надо убрать в холодильнике и приготовить свежие блюда. А перед этим еще зайти в супермаркет за продуктами. Только как их нести, если на здоровой руке у меня висит сын, а на второй все еще побаливает запястье?

– Макс, осторожно, – произношу я, когда он чуть не врезается в коляску, которую девушка катит наперерез нам по тротуару.

– Мам, а масынка? – спрашивает сын, поднимая голову.

– Сейчас приедем к себе, пойдем в супермаркет за продуктами, и купим тебе машинку.

– И соколадку?

– И ее, – отвечаю я. – Макс, смотри под ноги, – добавляю ласково, когда сын спотыкается.

Мы проходим через территорию больницы и уже готовы выйти за ворота, когда я слышу за спиной знакомый голос:

– Антонина!

Замираю и медленно оборачиваюсь. Я буквально могу почувствовать момент, когда взгляды Юдина и моего сына пересекаются. У Макса на лице написано, кто его отец. Даже тест ДНК был бы не нужен, если бы Святослав Михайлович хотя бы раз взглянул на сына.