Дюна

Не найдя сына, она снова оглядела комнату. Закрытая дверь справа, она знала, вела в спальню, которая понравилась Полу.

– Добрый вечер, доктор Юэ, – спросила она, – где Пол?

Он словно бы кивнул кому-то за окном и, не поворачивая головы, отсутствующим тоном проронил:

– Ваш сын устал, Джессика. Я послал его в эту комнату отдохнуть.

Тут он вздрогнул и резко обернулся, усы свисали по бокам пурпурных губ:

– Простите меня, миледи! Я оговорился… я… не хотел быть фамильярным…

Она улыбнулась, подала ему правую руку. На мгновение ей показалось, что он рухнет на колени.

– Пожалуйста, Веллингтон.

– Так назвать вас… я…

– Мы знакомы уже шесть лет, – сказала она. – Все эти формальности с глазу на глаз давно можно было отбросить.

Юэ выдавил легкую улыбку с мыслью: «Кажется, сработало. Теперь она все необычное, что сумеет еще заметить во мне, отнесет на счет смущения. Она не станет докапываться до более глубоких причин, если ответ уже известен».

– Боюсь, я замечтался, – сказал он. – Когда я… особо сочувствую вам, извините, в мыслях я называю вас… ну, Джессика.

– Сочувствуешь мне? Почему?

Юэ пожал плечами. Он давно уже заметил, что у Джессики не было дара полного ясновидения, как у его Уанны. И все же, когда это было возможно, он оставался правдив с Джессикой. Так безопасней.

– Ну и дыра, ми… Джессика, – споткнувшись на имени, он продолжил: – Сущая пустыня в сравнении с Каладаном. А люди! Горожанки под покрывалами причитали на нашем пути. И как они глядели на нас!

Она охватила себя руками, ощущая кожей прикосновение ножа-криса с лезвием из зуба песчаного червя, – если в отчетах чего-то не напутали.

– Просто мы чужие для них, незнакомцы с неведомыми обычаями. Они знали лишь Харконненов. – Она глянула мимо него в окно. – Что это ты разглядываешь?

Он вновь обернулся к окну:

– Людей.

Джессика подошла к нему, глянула влево на фасад дома, куда было обращено внимание Юэ. Там в ряд росло двадцать пальм, в песчаной почве под ними не было ни травинки. Сплошной невысокий забор отделял их от дороги, по которой двигались люди в бурнусах. Джессика заметила, что воздух между ней и людьми слегка подрагивал, – значит, большой щит дома включен, – и вновь принялась изучать идущих, недоумевая, чем же они столь привлекали Юэ.

Вдруг она заметила общее во всех этих людях и скорбно приложила руку к щеке. Прохожие глядели на пальмы! Кто с завистью, кто с ненавистью… некоторые даже с надеждой. Но каждый оборачивался к деревьям.

– Знаете, о чем они думают? – спросил Юэ.

– Хочешь сказать, что читаешь мысли? – спросила она.

– Их мысли, – отвечал он. – Они глядят на эти деревья и думают: «Перед нами сотня людей». И ничего другого не приходит им в голову.

Она озадаченно нахмурилась:

– Почему же?

– Это финиковые пальмы. Одна такая пальма потребляет сорок литров воды в день. Человеку нужно здесь всего восемь литров. Двадцать этих пальм равны сотне людей.

– Но некоторые из прохожих глядят на эти пальмы с надеждой.

– Должно быть, надеются, что упадет пара фиников, но сейчас им не сезон.

– Мы слишком скептически смотрим на эту планету, – сказала Джессика, – я чувствую не только угрозу, но и надежду. Специя может озолотить нас. А с тугой мошной мы сделаем из этого мира все, что угодно.

Она мысленно расхохоталась: «Кого я пытаюсь убедить?» Хрупкий смешок вырвался, несмотря на ее самообладание.

– И все купим, кроме безопасности для себя, – сказала она.

Юэ отвернулся от нее, пряча лицо. «Если бы только можно было не любить их, ненавидеть этот Дом», – подумал он. Джессика многим напоминала его Уанну. Но эта мысль сковывала его, не давала уклониться от выбранного пути. Харконнены изобретательны в жестокости.

Уанна могла быть жива. Следовало убедиться в этом.

– Не беспокойся за нас, Веллингтон, – сказала Джессика. – Проблема эта наша, не твоя.

«Она считает, что я беспокоюсь о ней, – подумал он, подавляя усилием воли готовую выкатиться слезу. – Конечно же, беспокоюсь. Но когда все закончится, я должен предстать перед черным бароном и нанести ему удар в тот единственный момент, когда он не будет ничего ожидать, – в миг упоения победой!»

Он вздохнул.

– Я не разбужу Пола, если загляну к нему? – спросила она.

– Едва ли. Я дал ему успокоительное.

– Он хорошо воспринимает суету переезда?

– Разве что несколько переутомился. Он возбужден, но в пятнадцать лет кто не был бы возбужден на его месте? – Он подошел к двери, открыл ее. – Там.

Джессика следом за ним заглянула в затененную комнату.

Пол лежал на узкой кушетке, одна рука была под простыней, другая – закинута за голову. Полосатые жалюзи на окне рядом с кроватью бросали на лицо и одеяло сетку теней.

Джессика глядела на сына, очертания его лица так напоминали ее собственные! Но волосы были отцовские – угольно-черные и взъерошенные. Длинные ресницы прикрывали светло-желтые, песчаного цвета глаза. Джессика улыбнулась, страхи ее отступили. Она вдруг задумалась о сочетании их черт во внешности сына: овал лица и глаза ее, но острые черты отца уже проступают в лице сына – обещание грядущей мужественности.

Она подумала о бесконечной цепи случайных встреч, создавшей эти утонченные черты. Ей захотелось встать на колени перед кроватью сына… обнять его… Мешало присутствие Юэ. Она шагнула назад, тихо притворила дверь.

Юэ отошел к окну, не в силах больше выдерживать этого… Как Джессика глядела на сына… «И почему же Уанна так и не подарила мне ребенка? – спросил он себя. – Я – врач, и я знаю, что дело не в физическом недуге. Быть может, были на этот счет какие-то особые соображения у Дочерей Гессера? Или же она не имела на это права? У нее были иные обязанности? И все-таки почему же? Ведь она, вне сомнения, любила меня».

И впервые ему пришла в голову мысль, что и он сам, быть может, является всего лишь крохотной частицей колоссально сложного и запутанного замысла, непосильного для его ума.

Остановившись рядом с ним, Джессика сказала:

– С каким восхитительным самозабвением спят дети!

Он механически ответил: