На исходе последнего часа

Зрачки Рюйдэ сузились.

— Я не обязан давать отчет в своих действиях. Считайте, что я использовал билет.

— Это невозможно, господин Рюйдэ. У нас очень строгая отчетность…

Рюйдэ полез в карман, вынул бумажник и достал оттуда стодолларовую бумажку.

— Вот, — сказал он, протягивая ее Рейну. — Это чтобы ваша отчетность не пострадала.

Теперь Рейн почти не сомневался, что Рюйдэ что-то скрывает. Он решил пойти в наступление.

— Послушайте, Рюйдэ, утром я звонил вашей жене. Она уверена, что вы в Стокгольме. Она даже не знает, что паром со всеми пассажирами затонул. А вы здесь, целы и невредимы. Наша фирма проводит альтернативное расследование причин гибели парома. И если вы сейчас же не объясните причину, по которой вы не отплыли в Стокгольм и скрываете от жены ваше местонахождение, мы будем вынуждены подозревать вас в причастности к этой аварии.

Конечно, было просто наивно думать, что если Рюйдэ действительно замешан в крушении парома, он так сразу признался бы. Но у Рейна не было другого выхода, и, как ни странно, это сработало.

Рюйдэ выскочил из-за стола и забегал по комнате. Потом снова сел и обхватил голову руками.

— Ну хорошо, хорошо, — наконец сказал он. — Я вам все скажу. Но у меня есть одно условие. Моя жена не должна ни о чем знать.

— Хорошо.

— Скажите, господин Мяяхе, вы видели мою секретаршу? Если видели, то вы меня, как мужчина, поймете. Просто-напросто я хотел провести с ней недельку вдвоем. А билет на ваш паром мне нужен только для отмазки. Кто же знал, что он ни с того ни с сего потонет? Хорошо еще, жена по телевизору только сериалы смотрит…

Когда Рейн выходил из офиса, он рассмотрел секретаршу Рюйдэ повнимательнее. Она действительно была шикарна — копна светлых волос, огромные голубые глаза, ноги от ушей…

«Ведение»

Что-то заставляло их бежать, хотя крики больше не повторялись.

Во дворе дома стоял деревянный стол в окружении шести пней одинаковой высоты. Огромная собака непонятной породы буквально надрывалась на цепи.

Массивную дубовую дверь вышибать им, слава Богу, не пришлось. На настойчивый стук в калитку наконец отреагировали, и она распахнулась. На пороге стоял крепкий молодой парень с волосатой грудью. Заметно было, что он только проснулся. Взгляд его заспанных глаз спокойно выдержал лихорадочный натиск Трофимова. Лоб пересекал небольшой шрам, похожий на след от аппендицита.

«Какой, к черту, может быть аппендицит на лбу, — подумал Турецкий, — ты совсем уже рехнулся. Это все жара виновата».

— В чем дело? — спросил парень, застегивая на «молнию» мастерку «Рибок». Он говорил с неопределенно-южным акцентом.

— Это мы хотели узнать, — нервно отреагировал Трофимов и сунул руку в карман. — Что это за крики? — Он продемонстрировал свое удостоверение.

— Какие крики? Мы люди спокойные, голоса не повышаем. Пожалуйста, — парень посторонился, пропуская сыщиков в дом.

«Дом этот стоило бы посмотреть в любом случае, — подумал про себя Турецкий. — Давненько не приходилось бывать в таких хоромах. Очевидно, камин тут топят красным деревом».

— В прежние времена, — вздохнул Трофимов, — была замечательная статья о нетрудовых доходах. — Он попытался перейти в следующую комнату.

— Минуточку, минуточку, — парень встал у него на пути. — Я готов предложить вам по рюмке коньяка, но не следует так злоупотреблять гостеприимством. Разве есть какие-нибудь санкции на обыск?

— А разве они кому-то нужны? — возразил Грязнов, не отказываясь, однако, от коньяка, бутылку которого парень успел достать из бара.

Когда бар открылся, в нем вспыхнули разноцветные огоньки и заиграла музыка — «туш», потом — марш Мендельсона. Когда закрылся — музыка пискнула и смолкла.

— Я хоть сейчас могу выписать постановление на арест, если потребуется, — предложил Турецкий и тоже показал свою корочку: — Генеральная прокуратура.

— Тогда не теряйте времени, — сказал хозяин. — Ни хрена не надо мне тут выписывать, а быстренько ищите чего нужно и проваливайте.

В какую-то минуту Турецкому показалось, что парень сейчас бросится на него.

— Кто здесь у тебя кричал? Где эта женщина?

Парень пожал плечами. Потом закинул в рот сразу три жвачки «Орбит». Естественно, без сахара.

— Показывай дом, — прикрикнул Трофимов. — Кто еще здесь есть?

— Мой старший брат.

— Как это трогательно, когда взрослые братья живут вместе! — умилился Трофимов, наступая на парня. — Что он делает, твой брательник?

— Смотрит видак.

— Где?

— Наверху, в южной комнате.

Трофимов посмотрел на Турецкого. Действительно, крики раздавались с южной стороны. Турецкий молчал, явно предоставляя действовать Трофимову.

— Почему он не спустился открыть?

— Послушайте, не надо наглеть, — возмутился парень, даже слегка притопнув ногой. — В конце концов, вы вторгаетесь в частную жизнь!

— Ах ты сопляк! — взревел Трофимов, хватая его за грудки. — Американского кино насмотрелся?! — Мастерка треснула. — Может, тебе еще зачитать твои права? А адвоката вызвать не желаешь?! Живо отвечай старшим: почему твой родственничек не спустился на стук?! — Неожиданно для свой комплекции майор встряхнул его с такой силой, что следующие слова вылетели из парня сами собой:

— Он глухой.

— Глухой? Ты что, издеваешься надо мной, щенок?!

— Глухой.

— И немой, — предположил Грязнов, зевая с риском проглотить «щенка» целиком.

— Нет, только глухой, — упорствовал парень.

— Проводи нас к нему, живо!

Грязнов остался на всякий случай внизу, а остальные поднялись в южную комнату.

Камин, кстати, находился именно в ней. Комната была буквально напичкана бытовой аппаратурой, причем не всегда понятного назначения. На широком продавленном диване валялся небритый человек, который с явным удовольствием смотрел по видео откровенную порнуху на огромном экране, вмонтированном в книжную стенку недалеко от камина. На экране три негра насиловали толстую белую женщину. Та истошно вопила.

Трофимов сплюнул с досады. Действительно, с улицы эти крики можно было принять за чистую монету.