– Вот же загадки природы! Такая красивая баба, а все одна, одна…
– Ну а ты-то чего теряешься?
– Да кончай ты!
– Ходи уже наконец!
Окончательным сюрпризом для всей честной компании стало широко распахнувшееся через пару дней окно и в левом крыле, откуда тоже понеслись звуки скрипки.
– Ну не двор у нас, а настоящая хфилармония. Хоть билеты продавай!
– Вообще-то это есть нарушение общественного порядка: шуметь по вечерам и не давать людям культурно отдыхать. – Сева сегодня постоянно проигрывал и был сильно не в духе.
– И никакого нарушения тут нет. Время – детское. Пиликай сколько хочешь.
– Ладно. Я еще с участковым на эту тему побалакаю.
Но, разумеется, ни с каким участковым Сева разговаривать не стал, понимая, что он в своих претензиях кругом неправ. Более того, привыкнув за несколько дней к скрипичной стереофонии – звуковой эффект, совершенно еще не получивший широкого распространения в то время, – Сева даже начал ощущать определенную недостаточность, если в какой-то из вечеров звучала лишь одна скрипка или, тем паче, в сверхмузыкальном дворе вдруг вообще воцарялась полная тишина.
А мальчишки развлекались, как могли. Практически не видя друг друга – их окна располагались сильно по диагонали, да и двор был совсем не маленьким, – они с удовольствием перекидывались музыкальными пассажами: «А я вот так умею!» – «А я могу еще быстрее!» – «А вот сыграй чисто эту ноту!» – «Ага, фальшиво!» – «Сам ты фальшивишь! А вот так!..» Временами заочное соревнование прерывалось и начинал звучать слаженный дуэт, когда кто-то один начинал играть разучиваемую пьеску, а второй тут же подхватывал знакомую мелодию и обе скрипки сливались в слаженном унисоне.
Юре редко случалось бывать во дворе. Как правило, они с мамой стремительно пробегали его наискосок, вечно куда-нибудь торопясь. Единственное самостоятельное действие, которое Юре разрешалось, – поход к расположенному на углу киоску с мороженым. Сегодня эскимо было сильно подтаявшим. Не обращая внимания на сладкие и липкие руки, на пятна, которыми он уже успел украсить курточку и штанишки, Юра был озабочен лишь одним: успеть доесть мороженое, не уронив его.
– Это ты играешь на скрипке вон в том окне?
Подняв голову, Юра на мгновение утратил бдительность, и тут же недоеденное эскимо сорвалось с палочки и шлепнулось на землю. Перед ним стоял рыжий вихрастый мальчик, чуть выше его ростом, со скрипичным футляром в руках.
– Ну вот. – Юра был явно огорчен.
– Извини, я не хотел.
– Хотел – не хотел… А до-диез во второй октаве у тебя всегда звучит фальшиво!
– Врешь!
– Я вру?
«Творческий» конфликт медленно, но верно начинал перерастать в прелюдию к нормальной мальчишеской потасовке, но в этот момент из подъезда появилась высокая, стройная, элегантная, очень куда-то торопящаяся дама.
– Гера, что происходит?
– Он говорит, что у меня до-диез фальшивый.
– Бывает иногда и фальшивым. А ты кто, мальчик?
– Я – Юра Владимирский.
– Он играет на скрипке вон в том окне.
– Так это ты там занимаешься! Очень приятно! Вот что, мы сейчас торопимся, даже уже опаздываем на урок. А завтра, ну часика в три, приходи к нам, хорошо? Познакомитесь поближе, поиграете и на скрипках, и просто так. Договорились?
– Я не знаю. Как мама…
– Ну, я думаю, мама не будет против, если ты скажешь, что идешь к товарищу-скрипачу. Мы живем вот в этом подъезде на четвертом этаже. Фамилия наша Райцер. Там на двери есть табличка. Гера, а ты чего молчишь?
– Ну приходи, ладно уж, только до-диез…
– Хватит вредничать! Нашел тоже повод для ссоры! Так мы ждем тебя, Юра Владимирский!
Юрий Васильевич настолько ушел в свои воспоминания, что резкий рывок машины вправо и столь же резкое торможение стали для него полной неожиданностью.
– Что вы делаете, Сережа! – истошно завопил побледневший Николай Родионович.
– Блеск, Сережа, – включившийся в дорожную ситуацию Юрий Васильевич по достоинству оценил мастерство водителя, сумевшего не только избежать цепного столкновения, но и, резко свернув, обезопасить себя от наезда сзади, – мне бы такую реакцию.
– Ну, Юрий Васильевич, те, кто с вами ездил, говорят, что уж вы-то…
– Как умею, как умею… Но чтоб вот так вот… Нет, так не смогу. Николай Родионович, не волнуйтесь, мы в надежных руках. Кстати, что там у нас со временем? – И, дождавшись информации, полученной Николаем Родионовичем от автоответчика: – Сорок пять минут до посадки? Как, Сережа?
– Тютелька в тютельку успеваем, Юрий Васильевич.
– Черт его знает! Все у нас в Расее через одно место делается! Ну кому, интересно, пришло в голову, что именно Домодедово – самый далекий от города аэропорт – должен стать главными воздушными воротами страны?
– Но зато как реконструировали, Юрий Васильевич!
– Реконструировали классно! Ничего не могу сказать. Но дорога…
– Да нет, вы неправы, Юрий Васильевич. Многое уже сделано, связь с аэропортом уже прилично налажена, а в проектах…
– Николай Родионович, вы мне эти официальные фантазии не пересказывайте, пожалуйста, я их и так прекрасно знаю. Но даже если и построят что-нибудь сверхмодерновое – хоть на магнитной, хоть на воздушной, хоть на подводной подушке, – серьезных гостей все равно надо будет встречать на машинах, а следовательно, всегда придется отмеривать все те же километры. Вас, с вашим служебным положением, это, между прочим, касается в первую очередь. Я-то что? Я при вашем министерстве – человек случайный.
– Ну вы уж скажете, Юрий Васильевич!
– А и скажу. Слава богу, представительские функции пока еще не моя основная профессия.
И вновь все погрузились в молчание.
…Разумеется, мама не возражала против визита к Гере Райцеру. О семье доктора она была наслышана – вероятно, со слов все той же вездесущей и общительной Аглаи Степановны – как о людях достойных и интеллигентных. «Только не очень долго, Юрок, хорошо? Не надо надоедать людям».
И на следующий день Юра – скрипку с собой он все-таки не взял – в растерянности топтался возле большой, фигурно обитой черным дерматином двери, на которой красовалась блестящая табличка «Профессор В. Н. Райцер, отоларинголог, фониатр». Проблема заключалась в том, что звонок находился на недосягаемой высоте, а на мягкой двери не было ничего подходящего, по чему можно было бы постучать.
Внезапно дверь распахнулась.
– Что же ты не заходишь? – Герина мама приветливо улыбалась. – Ах да, звонок… Все время забываю заказать еще одну кнопочку, пониже. А я видела тебя в окно, вроде бы вошел в наш подъезд, а потом тебя нет и нет. Ну, думаю, неужели такой сообразительный мальчик мог заблудиться? Проходи, пожалуйста!
Так Юра Владимирский впервые вошел в дом, который на долгие годы стал ему близким и родным.
И чем только они не занимались в этот первый день многолетней дружбы: играли на Гериной скрипке и в шахматы, устроили настоящее сражение игрушечными солдатиками и пили чай с вкуснейшими пирожками с картошкой… Взаимная симпатия возникла с первых же минут, и конечно же мальчишки интуитивно почувствовали, что нарушить эту возникшую близость обсуждением каких-то там фальшивых нот – глупо и неуместно. Куда важнее то, что им было хорошо и интересно вместе.