Слова: сказанные и прочитанные

Индия была культурным спонсором Китая (буддизм). Обратного влияния не было. Для нее, любопытно, спонсором такого рода была далёкая Греция (Через Александра Македонского). Кстати: в Китае (и в Японии), по-видимому, не было сколько-нибудь развитой автохтонной скульптурной традиции (?). Она пришла с буддизмом.

Человек единственное существо, которое сумело создать для себя второе бытие – виртуальную реальность, поместить себя в реальность и связать свою судьбу с ним. По крайней мере, в собственном сознании (да и в коллективном).

Впрочем, животные (кошки, собаки и др.) тоже видят сны. Имеют свою виртуальную реальность? Ассоциативные представления, как известно, они имеют.

«Кто знает: жизнь не есть ли это смерть,

И смерть не есть жизнь?»

Еврипид. «Полинд» /по Платону. «Горгий»/.

Ср. с «Чжуан-цзы»

Философия строит модель восприятия «внешнего» окружающего мира и способов взаимодействия с ним, включая и способы изменения этого взаимодействия. Под внешним окружением миром принимается как окружающий материальный мир, так и виртуальное социальные и индивидуальное социально-психологическое пространства субъекта (Гуссерль) и общества.

Вера предполагает предписанную модель мира, способа существования в нём и взаимодействия с ним и в нём. Она постулирует расширение материального мира на некоторое высшее существование, включая его в качестве низшего. В известной мере, это приводит к понижению статуса «горнего».

Философия строит умозрительную систему. Степень её убедительности зависит от того, насколько она отвечает не столько обществу в целом, но тем или элитарным группам. Она всегда бездоказательна и необязательна. Поэтому она может существовать «вне времени» и всегда может быть «убедительна» (или нет).

Человек стал «человеком» только тогда, когда впервые научился пользоваться, сначала бессознательно, виртуальными построениями своего мозга, «удвоив» тем самым переживаемые пространства. «Человек» – существо, опирающее в своём существовании не на реагирование на импульсы внешнего мира, но на ведущую роль внутренних моделей этого мира, на его «психологизацию».

Инструментом, обусловившем возможность создания такого «второго мира», была речь. Речь, во-первых, создала психологический аналог каждого явления внешнего мира, артикулировав его в «материальном» представлении слова; во-вторых, отделила слово от обязательной, безусловной связи со своим материальным прототипом; в-третьих, наделила слово самостоятельным существованием и значением, создав кардинальную сущность внутреннего мира – понятие. В ходе своей эволюции «комплекс внутреннего мира» – «изменение сознание» – а, по существу, единственно возможное продуктивное сознание, отличающее человека от других живых существ, проявило впервые себя в качестве первобытной магии, а затем в более развитой форме – мифологического мышления, в котором «внутреннее сознание» было спроектировано во внешний мир и ему придан объективно-онтологический статус.

Религия, тем самым, является вывернутым наружу внутренним миром коллективного сознания, отражающего особенности формирования человеческого сознания, возникшего на базе инстинктов животного состояния. В этом отношении она является «врождённым» качеством человека как биологического вида. Речь – система словесных знаков, а затем знаков – символов иной природы, источник и средство оформления самостоятельности религии в широком смысле. Без внешнего оформления и придания самостоятельного существования этих символов религиозные институты не возникают. Эти символы в качестве подкрепляющих «якорей» свой статус существования, объективизируя его, способствуя тем самым психологическому включению в религиозное понятийное поле более комфортным образом. «Изменённое сознание» во внешнем проявлении – исходный этап существования религии, на стадии мифологии, язычества и т. д. В иудаизме, язычество сделало принципиальный шаг, лишив верховного Бога материальности, равно как и его множественной конкурентности, придав ему исключительный трансцендентный статус. Что, впрочем, взаимозависимо. Ничто может быть только единственно. Одновременно, иудаизм начал формировать характер этнической ориентированности, связав её с сотерической задачей народа Израиля. Христианство индивидуализировало эту сотерическую направленность, придав ему характер индивидуального спасения, через трансформацию народа Израиля в общность «народа Божьего», сплоченного через существование «во Христе». Этическая составляющая стала обуславливать саму возможность «спасения». Спасение народа Израиля Моисея трансформировалось в спасение Божьего Мессией – Христом (ап. Павел). При этом, внешняя материализация внутреннего мира как бы вернулась во внутреннее пространство сознания человека в виде психологического «пространства веры». Т. е. произошло надстраивание изменённого сознания второго уровня. Внешний мир стал определяться уже этим уровнем, потеряв при этом ценность самостоятельность существования, сохранив от язычества, в качестве рудимента, лишь качество «творения» Божьего.

Языковый комплекс породил целостность языкового пространства, которое в силу функционализма своего существования, начало восприниматься как независимая самостоятельная сущность, наделённая творческим началом, обретшим статус «другого» по отношению к внутреннему миру. См. египетский обряд «отверзания уст», В Библии – процедура наименования животных, в Новом Завете – Логос в качестве высшей творческой силы и т. д. Этот статус оно делило с другим «другим» – природой. И человек уровнял их в своём сознании до равноправных внешних сущностей. В дальнейшем, эта отделившееся языковое пространство приобрело функцию демиурга материальной природы (см. Библию, Гераклит) и заняло доминирующие позиции в качестве средства построения внешнего мира (пример материализации «ложного сознания») – религиозной картины мира.

Бог никогда не жертвует последним ради верующих. Его задача – «обслуживать» их. Он лишь принимает и оценивает жертвы. его любовь к своим адептам всегда корыстна и вынуждена. Если он не будет им время от времени ниспосылать им благодать, или обещать её, то верующие отвернуться от него с негодованием. Тогда их сможет удержать в их вере только грозный и мстительный бог Ветхого Завета. Недаром, основанием христианства так и остался Бог иудеев. Иисус с его любовью играл и играет роль привлекательного фасада идеального будущего, роль «доброго полицейского». Ожидание его второго пришествия остаётся самым длительным обещанием в истории человечества.

Бог, по определению, не может поделиться чем-либо своим существенным, ибо он неделим и трансцендентен. Он лишь есть. И всё. Он не может любить, ибо любовь есть некое движение, изменение чувств, эмоций. – А Бог неизменен. Он может только обещать, декларировать любовь и благодать. Да и то – через посредников, ибо он не воспринимаем. Христос в христианстве, по крайней мере, в первоначальном, один из посредников, Мессия.

Человек отчуждил от себя слово, создав Бога. Бог лишь вернул его человеку, но не от себя (у него нет своего слова) – через посредников.

Иконы всегда нарративны. Их символизм лишь повод для приобщения к нарративу. Эмоциональность их восприятия возникает в качестве следствия нашей внутренней установки ни заданный тип восприятия. Как отклик на «якорь» нашего внутреннего нарратива.

Что заставляло язычников принимать иудаизм в форме христианства? У них не было в этом ни экономической, ни политической необходимости. Культурную независимость они при этом, в общем, сохраняли (исходное культурное окружение). Это движение сходно с самоорганизацией криминальных изгоев общества (и мигрантов), вырванных из условий стабильного существования, в стремлении достижения внутреннего самоутверждения. Основной базой раннего христианства были низы общества, языческого. Еврейские массы, в том числе и диаспоры, его не поддержали. Они стойко сохраняли своё отчуждение от всех иных религий. Толерантность для них в этом плане была не приемлема.

Православие сводится в своих службах к религиозным песнопениям и свечам в храме. Песнопения в российском обществе не воспринимаются как собственно музыкальные, светские, имеющие самостоятельную ценность. Подобно, например, католическим или индийским, но, исключительно, через призму их религиозной значимости. Впрочем, католицизм для нас до сих пор явление иной культуры и иной религиозности, при формальной общности христианства. О примате культурной общности см. у Хандингтона.

Западное христианство было ориентировано преимущественно на рациональность оправдания Бога. Сказывалось эллинистическое и римское влияние. Отсюда бурное развитие средневековой схоластики с её отвлеченной аргументацией. Восточное христианство так и осталось на уровне мистической созерцательности, отвлеченности самоутверждения. «Самобытности», утверждаемой, впрочем, поддержкой светской самодержавности. На Западе христианство давало импульс к деятельности, на Востоке – к молитвенной отрешённости, «»неподвижности». Впрочем, в настоящее время гипертрофированное понимание категории «любви» и моральные максимумы (иудаизм – протестантизм – Кант), вылившиеся в формулу толерантности, фактически, приводят Запад к потере стимула агрессивной деятельности и самоутверждения, что размывает его перспективы самосохранения и самобытности. «Ген агрессии» постепенно переходит на Восток (Китай, Индия и т. д.). Этому способствует и демографический фактор.

Усвоение чужой культуры приводит к потере политической независимости (Н. Данилевский).

Европа создала целостный мир современной цивилизации. Другие регионы – лишь частичные образы её.

Начиная с Сократа одной из основных задач философии стало приобщение к Высшему Благу через нравственное самосовершенствование.

Что произошло в Иудее на стыке эпох, послужившее толчком к актуализации христианства? Что кроется под эвфемизмом: «рождение Христа»? Ведь предпосылки к созданию христианства давно были сформированы. Хотя бы, в формах ессеизма и предгностицизма. Возможно и в других, о которых мы ничего не знаем.

Кто сформулировал основные положения христианства в самый начальный период после смерти Христа и деятельностью Павла? Очевидно, что это не Петр, и не Иаков. Они явно не того уровня. Но кто-то это сделал, оформил и сформулировал суть христианского ядра – общины. Иаков возглавил её позже. Идея организации заимствована у иудаизма.

Христос в отличие от прежних богов, помимо безусловности веры, в качестве обязательности жертвы требовал «преображения личности» верующего и, в первую очередь, этических норм обыденного поведения. Придание этическим нормам основополагающей роли в отправлении религиозной практики было поистине революционным моментом в истории культуры.

Стили текстов у Павла и Эпиктета довольно похожи. Любопытный параллелизм. /см. Райт Н. Т./

Религия важна психологически тем, что она, в конечном итоге, «поднимает» нас до уровня бога (точнее, к «миру богов»). Это «нас возвышающая иллюзия». Она всегда индивидуальна для конкретного человека, хотя и оформляется как социальный феномен. Первые христиане Рима собирались в катакомбах – склепах мёртвых, т. е. среди тел и духов предков. Они неявно отдавали дань трактовке Христа как «царя мёртвых» (Отсюда, сюжеты «Сошествия в ад», «Христос – судья умерших»). Они верили в телесное воскресение мёртвых. Отсюда, переход к обряду захоронения.

В настоящее время выделяются следующие виды сознания: нормальное состояние сознания (НСС), измененное состояние сознания (ИСС), подсознание. Подсознание находится «внутри» сознания, входя в него изнутри, образуя его базис.

ИСС инициируется «извне». Либо волевым усилием, либо психотропным внешним воздействием (таблетки, внешнее псих. воздействие и т. д.). ИСС отличается от подсознания направленностью протекания, программируемого тем или иным образом. Содержание ИСС всегда динамично. Подсознание воздействует спонтанно, часто размыто, без конкретного связного содержания. Импульсивно, калейдоскопично.

ИСС может быть как индивидуальным, так и коллективным: «толповым», религиозным массовым. Типа детского «крестового похода» и т. д. ИСС, инициированные волей (+ фармакея), по видимому, если верить их носителям, формирует сюжетные структуры сознания.

Инициированные преимущественно фармакеей, скорее эмоциональные. Проявления бессознательного – спонтанные нарративные состояния, кусочно – непрерывные. Последние, как говорилось выше, как правило, не инициируются извне. Но все эти состояния оперируют образами, заимствованными в своей основе из внешней реальности, но деформированной, «размытой». Нечто похожее происходит в культуре постмодерна (живопись, литература, философия). Язык НСС, по определению, не может адекватно описать «безобразность» ИСС. Сознательные фальсификации, типа путешествий «на тот свет», вознесения в высшие сферы и т. д. – примеры такого рода невозможностей. Но их необходимость определяется как потребностями личного самоутверждения, так и социальными потребностями общества (см. шаманские практики).

В математике, для сравнения, также возникла потребность в введении нечетко определённых объектов, типа многозначных логик, нечётных множеств. Хотя, и из другой мотивации.

«Вечным мерить бесконечность».

Законы и материя не являются причинами друг друга. Они порождают друг друга, обуславливая возможность взаимного существования. Они одновременно и причина и следствие друг друга. В этом процессе стирается различие между ними. Точнее, оно ещё не возникает. Различие возникает как некое предельное состояние их взаимного порождения.

«Причина – следствие» неявно вводит понятие последовательности в СТО, ОТО. При этом, процесс образования системы «пространство-время» не рассматривается. Принимается её исходное существование. В безусловной одновременности её компонент и самой системы. (Ср. с языком: язык и слово либо существуют вместе, либо не существуют).

В природе явления не объясняются, они существуют, существуют все сразу. Объяснения («причины») это способ интерпретации нашим мышлением «фактов» природы. Последовательность – свойство рациональной составляющей нашего мышления.

Понимание – это схватывание всего явления в целом, происходящее не уровне подсознания. «Привыкание» к данной интерпретации рассматриваемого явления. /См. Витгенштейн/.

В бессознательном, понятия «причина-следствие» отсутствуют, но есть признание «факта» (существования) одновременности.

Объект любви часто переходит (замещается) своей противоположностью. Эмоциональная любовь может вызвать потребность уничтожения своего предмета – убийства любимой. В том числе, и символического убийства – изменение идеала, предмета поклонения, на его отрицание. Например: ап. Павел – отрицание Христа на его признание; Бердяев – переход от увлечения марксизмом к православию.

Этот процесс можно рассматривать в качестве артикулированных изменений ИСС.

Импрессионизм являлся симптомом грядущих изменений в общественном сознании.

Христианство предлагало отрицание собственной культурной идентичности для иудеев в пользу создания новой (не этнической) культурной общности («царства Божьего»; ср. для марксизма – создание коммунистического общества с отказом от частной собственности, что было более глубоким отрицанием.), которое исторически вновь разделилось по этническим признакам. При этом, еврее лишались исключительного статуса «избранного народа».

Христианство – это «великий отказ» от традиции. Для евреев – от «Закона», в первую очередь.

Смерть Христа – парадигма веры, основанная на идее животворящей смерти всеобщей жертвы «всеобщему Богу.

В Евангелие, Деянии Апостолов характер Петра в бытовом аспекте довольно убедителен. Но не согласуется с эпизодом схождения Св. Духа: объяснение Петра – пророки, смысл смерти и воскресения – явно не соответствует интеллектуальному уровню апостола.

Воля Бога проявляется через слабость его адептов. – Принципиальное отличие от интенции Ветхого Завета, где Бог всё же требовал волевых усилий от иудеев. Т. е. изменение предмета веры (на Христа) привело к изменению качественных требований к верующим. Или, точнее, к качеству их ИСС.

Уход в монастырь – это не уход от мира жизни, но покидание «мира мёртвого» в сторону «мира живого» (духовного). Опять – таки, что связано с внутренним изменением осознания своей принадлежности к «царству Божьему».

Христианство – симптом запросов психологического и социального состояния общества на его изменения. Суть его не столько в содержательных новациях религиозных догматов (они не изменились существенно сравнительно с Торой; собственно, она сохранила статус священной книги), но в принципиальном и сущностном изменении статуса Бога. От требующего и указующего к спасающему и любящему (но, по прежнему, карающему). Причём, индивидуально спасающему и индивидуально любящему.