Дорога на Ай-Петри

– Я давно потерял её из виду… Вряд ли, она же старше нас лет на двадцать была. Да ты набери её фамилию в интернете, если интересно, и узнаешь.

– Мне, что, делать больше нечего? – фыркнул Хрякин. – У нас тут своя жизнь, только поворачивайся.

– Мне тоже вздохнуть некогда, – пожаловался Вадим Петрович. – Время расписано чуть ли не на год вперёд… Но здесь – здесь, в этом городе, представь, почти ничего не изменилось! У меня в какой-то момент даже возникло ощущение, что мне вся моя последующая жизнь приснилась, что мы молодые и снова здесь даём свои кукольные представления…

– А может быть, ты всё-таки выпил вчера на каком-то банкете в свою честь, потому и расчувствовался? – засмеялся Хрякин.

– Какой банкет? Я же сказал, что давно не пью. Поджелудочную и печень в нашем возрасте надо уже ой как беречь. Нет, если бы и ты сейчас каким-то чудом оказался здесь, у тебя тоже было бы такое же чувство, точно тебе говорю. Здесь время как будто застыло! – Вадим Петрович подошел к окну. – Даже кинотеатр, где мы смотрели тот знаменитый фильм, которому потом «Оскара» дали, представь, стоит! Я на него из окна сейчас смотрю… «Сириус» называется. А гостиница – он оглядел комнату – всё такая же ободранная, как будто тут никогда ремонта не делали. Но самое удивительное то, что я попал в тот же самый номер, где когда-то жил! Представляешь, какая комбинация?

И это сообщение, похоже, никакого впечатления на Хрякина не произвело.

– И какими ветрами тебя, всего такого знаменитого, в глушь занесло?

– Ну, насчет «знаменитого» ты слегка переборщил, – польщённо отозвался Вадим Петрович, не заметив или проигнорировав легкую иронию в голосе давнего приятеля.

– Да знаем, знаем, интернет регулярно сообщает о твоих трудовых подвигах, – хмыкнул Хрякин.

А, следит! Интересна ему птахинская траектория жизни!

– На открытие автомобильного завода пригласили. Завод здесь построили.

– А говоришь, что ничего там не изменилось. Целый завод! И ты там, значит, в качестве свадебного генерала присутствуешь? Ленточку будешь перерезать?

– Да нет, я концертную программу веду. Концерт будет.

– Всего лишь?

На этот раз насмешка прозвучала совершенно отчётливо, а Вадим Петрович не любил, когда над ним подшучивали.

– Каждый зарабатывает, как может, – ответил сухо.

Сказал и пожалел. Прозвучало так, словно он оправдывался. А с какой стати он, довольно известный артист, должен оправдываться перед каким-то Хрякиным? Тем более, объяснять, что делает он то, что делает, не бесплатно. Дай бог каждому столько получать, сколько получает он за такой вот выезд. Лишь за то, что пару часов потолкается за кулисами и несколько раз выйдет на сцену! Можно подумать, Хрякин там, в своей Америке стал миллионером и сидит в кабинете с дубовыми панелями. Нет, зря, зря он вообще Хрякину позвонил. Глупая трата и времени, и денег. Ну, оказался в том же самом городе, в той же самой гостинице и даже в том же самом номере, где когда-то они вместе сидели, ну и что с того? Мало ли в его жизни было всяких забавных совпадений? Ему захотелось побыстрее закончить разговор. Но вот так взять и сразу отключиться было неудобно, Вовка ещё подумает, что он, Птахин, обиделся, потому Вадим Петрович спросил:

– А ты-то как там?

– Нормально. Живём. Варька уроки музыки даёт, я в кафе работаю. А твоя чем занимается?

– 

Ты о жене? Да я свободен.

– Один, значит?

– 

Ну почему же, – усмехнулся Вадим Петрович. – Всегда найдётся женское плечо… – продекламировал бодро чьи-то стихи, чтобы скрыть чувство досады.

Почему-то кольнуло его ревнивое чувство, которому Птахин и сам удивился. Да, один, и что? Сейчас это обычное дело. Кто бы мог подумать, что они так долго вместе протянут. Варвара, значит, оказалась верной женой. Не разбежались. Ну да и что? Какое ему дело до их семейной жизни? Ну, вместе. Делов-то. И вместе невысоко взлетели. Уроки музыки, работа в кафе. Наверное, официантом каким-нибудь или полы моет. Стоило ради этого переться за океан! Впрочем, Хрякин никогда большим умом не отличался, а чтобы в чужой стране найти хорошую работу, нужно хотя бы язык на приличном уровне освоить. Вряд ли Хрякину это удалось. А вот он зря времени не терял, и кое-чего достиг. Во всяком случае, в кафе не работает. От этой мысли настроение у Вадима Петровича снова улучшилось.

– А сейчас ты не на работе, случайно? Не отвлекаю?

– Да нет. Сегодня там сын делами заправляет.

– Чем же он там заправляет? – снисходительно улыбнулся Вадим Петрович. – Полы натирает?

– Бывает, что и полы натирает, – согласно откликнулась трубка. – Говорю же, кафе у нас, при спортивном клубе. Давай я тебе фотку на телефон сброшу, посмотришь.

– Да не надо, – начал, было, Вадим Петрович, но Хрякин всё же отправил.

Вадим Петрович увидел на экране мужика в бейсболке, стоявшего на фоне стеклянной двери, на которой был нарисована морда волка и написано название кафе. Он хотел было поинтересоваться, что за мужик, – на молодого хрякинского сына тот однозначно не тянул, – как вдруг понял, что это Хрякин, собственной персоной. Тот самый Вовка Хрякин, которого он помнил круглолицым и толстым, за прошедшие с последней встречи годы сильно переменился. Он как будто приобрёл новое тело. Но не раздобрел, как Птахин, а наоборот, стал поджарым и от этого, видимо, казался теперь выше ростом.

– А ты неплохо сохранился, – непроизвольно вырвалось у Вадима Петровича. – Похудел. А меня вот распирает…

– Ну, так ведь приходиться крутиться! Говорю же, Варька кафе не занимается, говорит, это не для неё. Так что всё на мне. Продуктами обеспечь, за персоналом присмотри, за стойкой иной раз целый день, да и уборка, полы, по твоему выражению, тоже приходится натирать. Я и бухгалтерию сам веду. Но сегодня у меня выходной.

– Ясно, – пробормотал Вадим Петрович, чувствуя, что почему-то снова попал впросак. – И чем занимаешься в свой выходной?

– C внучкой гуляю.

– В такую-то рань?

– Это у вас там рань, а у нас вечер уже! – засмеялся Хрякин и загугукал.

Ясно, это ласковое гудение к Вадиму Петровичу никакого отношения не имело.

– И сколько внучке твоей? – задал он последний вопрос, прежде чем окончательно раcпрощаться.

– Год скоро, – с гордостью сообщил Хрякин. – На Варьку в юности похожа. Глаза такие же. Оленьи…

ДОРОГА НА АЙ-ПЕТРИ

Самолет приземлился около двух ночи. Борясь с поташниванием, которое было обычным для нее при долгих перелетах, Вера ступила на трап и, после духоты салона, с облегчением вдохнула влажный холодный воздух. И почти сразу замерзла, север есть север даже летом, всего плюс восемь, как сообщили в самолете перед посадкой.

Бледная лимонная полоса высвечивала зябкое мелколесье над низкими сопками. Летное поле, здание аэропорта и несколько щитосборных домиков поодаль – все окутывал прозрачный сумрак, в котором желто и ненужно тлели фонари и окна. Уже не верилось, что из Симферополя вылетали в тридцатиградусную жару, как не верилось в то, что бывают другие ночи, с чернильно-глубоким небом, усеянным крупными звездами, со звоном цикад и густым сладковатым запахом степного чабреца.

Через душный зал ожидания, заполненный истомленными бессонницей пассажирами, она вышла к стоянке такси. В тепле машины ее окончательно разморило. Сквозь мутный полусон пробивался к сознанию знакомый ландшафт – склоны, поросшие мелким березняком и кустарником, черепичные и шиферные крыши домов пригородного совхоза, трубы ТЭЦ. Среди причудливо искривленных деревьев мелькнула лунная ладонь залива, поворот, и он открылся весь – огромным мерцающим зеркалом. Начался город, тихий, незнакомо безлюдный. Вера закрыла глаза. Серебристая рябь залива сменилась видением бесконечного, дышащего солнцем, пространства… «Брызги света отражаются в глазах. Пляжи – утренних часов молитва… Евпатория. Песок и солнце в волосах. Бьются волны учащенным ритмом».

Вчерашний день – уже вчерашний, хотя сегодняшний еще не наступил, – наплывал то видением пестрого и шумного утреннего базара, то пляжа, переполненного шоколадными телами, то накатывал тяжелой зеленоватой волной… После жаркого песка вода в первый момент казалась холодной, но через минуту тело блаженствовало, взгляд выхватывал стайку мальков, разлетающихся из-под ног на мелководье, взвихрения солнечных бликов на песчаном дне, россыпь ракушек и камешков, далекую округлую линию горизонта… Возвращение к обеду – последний раз по узким улочкам старого города в зыбкой полуденной тени акаций.

Обедали на старой, увитой виноградом, террасе. Собралась довольно пестрая и шумная компания. Этим летом, кроме Веры, у Светки гостили ее институтские друзья, Аня и Вика, кроме того, к обеду пригласили соседа, Светкиного коллегу, учителя, – то ли физкультуры, то ли трудов, – Вера так и не уяснила чего, хотя он забегал почти каждый день. А однажды даже провел ее на закрытый санаторский пляж, где было просторно, а вода выгодно отличалась от общедоступного моря. Когда уселись за стол, хлопнула калитка, и появились два курортника, снимающие времянку в углу сада, после секундного замешательства Светка позвала и их.

– Вот, – кивнула на Веру, – уезжает. Всего десять дней побыла, представляете? Нет, чтобы приехать на все лето.

Вера удивленно подняла голову – в Светкином письме были указаны твердые сроки, «до двадцатого». Потом еще кое-кто нагрянет, «…ты же знаешь, какая у Кости обширная родня». Нет, Вера не знала, что у Кости обширная родня, но стеснять сестру не собиралась, отлично зная законы южного курортного лета.

Чтобы, «как следует» отметить Верин отъезд, Светка в полную силу проявила свои кулинарные способности. Салаты, пироги, тушеный кролик, фрукты и какой-то совершенно немыслимый торт, с которого двухлетняя Наташка – племяшка все порывалась содрать вилкой шишечку. Чтобы отвлечь ее, Вера рассказывала сказку.

– … от дедушки ушел, и от бабушки ушел, и от тебя, заяц, я тоже уйду!