Последняя ведьма Гарца

Спокойно, она сумасшедшая, сказал мне внутренний голос. Продолжая в том же духе, ты однажды очнешься в буйном отделении психушки и на соседней кровати будет лежать старая ведьма с желудями в кармане линялого казенного халата. Будете вместе кормить муравьишек и молодеть в хорошую погоду, ехидно добавил голос и хотел говорить еще, но я заткнула его, потому что золото, много золота – это было то, что я хотела, и я согласна была ради этого немножко сойти с ума. Правда, потом возникала проблема конвертации груды золота в денежные знаки, нефтяные терминалы и газопроводы, но с помощью арабских деловых кругов ее можно было решить.

«Никто не может тебе помешать! Попробуй! Что ты теряешь?»

Глаза Гризельды горели зеленым огнем азарта. Волосы завились упругими мелкими кольцами и встали рыжей копной. Куда девалась ее расслабленная невозмутимость! В этот момент она стремительно помолодела лет до пятнадцати и стала двоечницей-хулиганкой, нарывающейся на исключение из школы.

«Куда тащить?» – по-деловому спросила я, скидывая с повозки чемодан с драгоценными шишками.

«О, вот этого я не знаю», – сразу погрустнела Гризельда. – «Давай ты потаскаешь чемодан через реку туда-обратно. Может быть, Ильзе подскажет?»

Я без раздумий закатала штаны, поволокла груз к реке и вошла в холодную воду. Ильзе была в этом месте неглубокой, мне по колено, но течение было стремительным, а ступать приходилось по гладким скользким камням. Сначала я с воодушевлением прыгала по ним от одного берега к другому, балансируя с чемоданом на вытянутых вверх руках, как девочка на шаре из Пушкинского музея. Юная Гризельда бегала по берегу, хлопала в ладоши и кричала:

«Здорово получается! Давай еще разок!»

Но на очередном заходе я поскользнулась, с размаху уронила чемодан и сама плюхнулась в воду.

«Не страшно! Не отступай!» – командовала Гризельда с берега. – «Ну как, чемодан тяжелеет?»

Намокший чемодан, конечно, потяжелел, волочить его по камням стало трудно. Вдобавок от ледяной воды у меня окоченели ноги, а тело в налипшей мокрой одежде била дрожь.

«Тяжелеет! Значит, золото прибывает!» – заходилась от восторга Гризельда.

«Может, уже хватит?» – взмолилась я, уже почти сносимая течением – «Спроси у речки, что она говорит?»

Гризельда устало села на камень, разом вернув себе свои сорок.

«Что у тебя в голове, милая Лиза? Ну может ли река говорить? Говорить может Принцесса Ильзе, а ее здесь нет. Или, может быть, ты видишь принцессу, и только я без очков не могу разглядеть ее нежный облик на фоне деревьев?»

Я из последних сил метнула чемодан на берег, выбралась сама и в изнеможении упала на траву.

«Ты издеваешься, Гризельда?»

У меня не было сил сразу треснуть ей чемоданом по башке, это удовольствие я отложила на потом.

«Да ты открой, посмотри! Вдруг там уже золото?»

Я, едва попадая ледяными пальцами по замкам, открыла чемодан. Никакого золота там, разумеется, не оказалось, только проклятые шишки и желуди разбухли от воды.

«Может быть, желуди прорастут и будет дубовая роща!» – обрадовалась Гризельда, заглядывая в чемодан.

Идиотка, мошенница, кидала, старая перечница, сука, перечисляла я про себя, но сил отдубасить ее так и не появилось, уж очень я замерзла.

«Теперь у меня не примут чемодан в аэропорту, и я никогда не получу свои вещи обратно.»

«Да почему же?»

«Мокрый! Того и гляди расползется!»

«Глупости! Скажешь, самолет упал в озеро!»

«И что потом?»

«А потом взмахнул крылышками, вот так (она показала, как самолеты взмахивают крылышками), и полетел себе дальше!»

На это мне нечего было возразить. Кто она вообще, эта женщина, неустанно морочащая мне голову. Ребенок, полоумная пенсионерка или просто дура?

«Да ты замерзла, девочка! На вот, выпей скорее!»

Гризельда порылась в повозке и протянула мне темно-красный пузырек.

Я машинально сделала глоток. Жидкость была солоноватой на вкус. В тот же миг меня обдало жаром и вся моя злость темной тучкой улетучилась в синее небо, где и растворилась без остатка. Мы с Гризельдой посмотрели друг на друга и зашлись в приступе смеха.

«Как ты… туда… обратно…! А он вырывался!… А камень!… А там еще рыбка была, она меня отвлекла!… А принцесса-то, принцесса! Не вышла на шум!… Занята была! На золотишке пыль протирала! Не, она новые замки на скалу свою вешала! Не, у нее постирушка была! И вообще сегодня не приемный день!»

«Точно», – сказала Гризельда и сразу стала серьезной. – «Сегодня не тот день. Знаешь, милая Лиза, легенды никогда не врут, в них все правда, до единого слова, и это не фантазия, не выдумка, а самая настоящая действительность, только другая, соседняя. Просто если ты оказываешься вдруг на входе в легенду, надо быть очень внимательной к мелочам, и тогда легенда сбывается и случается с тобой. Все тебе расскажу, только сначала подсушись.»

Она подвела меня к здоровенному дубу и постучала в него, как в дверь. В ответ распахнулось дупло и для начала из него выпрыгнула заспанная белка, скакнула Гризельде на плечо и дернула ее за волосы.

«Извини, дорогая, я не знала, что ты здесь! Хочешь шишку?»

С белкой на плече Гризельда направилась к чемодану. Я преградила ей путь.

«Нет! Не давай ей моих шишек! Это же золото! Пусть сама себя кормит!»

«Хотя бы одну можно?»

«Нет! Это мои шишки!»

«Но тогда», – лукаво промолвила ведьма, – «возможно, мне не захочется рассказать тебе, как исправить ошибку.»

Итак, условия бартера были ясны. Она предлагала мне продать одну шишку за секрет превращения остальных в золото. Не могу сказать, что сделка казалась мне справедливой, кормить золотыми слитками ленивую белку было полным абсурдом. Но тут у меня в голове сам по себе открылся нестертый по недосмотру файл с Пушкиным, прямо на четвертом томике синего собрания сочинений! Вот уж чего не ожидала! И там сидела белка и трескала орехи, а «орешки не простые, все скорлупки золотые, ядра чистый изумруд». Таким образом, классик подтверждал, что белки, в точности как люди, весьма охочи до драгоценных металлов и блестящих камней. Пока эта тварь не нажрется изумрудов, Гризельда не пустит меня в легенду, так и буду торчать у входа. Я согласилась и своей рукой выбрала для грызуна самую маленькую, самую хилую шишечку, хотя и ее было очень жалко отдавать. Паразитка белка грубо выхватила добычу из моих рук и усвистала по елкам в чащу, заготавливать на зиму изумруды в золотой скорлупе. Я с тоской посмотрела ей вслед.

Мы вернулись к дуплу, из которого на мои мокрые волосы, как из фена, подул мягкий теплый ветер. Пока я нежилась и сохла перед дуплом в потоке воздуха, Гризельда углубилась в лес на поиски осла и через некоторое время привела его, приговаривая:

«Ну зачем ты пошел к единорогу? Не хочет он слушать твои стихи, не нравятся они ему, ну и не надо, почитаешь мне вечером перед сном, а я тебя похвалю, хорошо?»

Она запрягла непризнанного поэта и села на козлы, а я улеглась в повозку на плед, который Гризельда извлекла из своей фирменной сумки и постелила между ящиками. Мы тронулись в путь.

«Гризельда, можно мне еще того напитка, согревающего?»

«Конечно, милая Лиза, возьми!»

Я опять сделала глоток из темно-красного пузырька, и снова почувствовала жар и покой.

«Что это, Гризельда? Что я пью?»

«Кровь.»

Я провела пальцем по губам. Остался ржавый след.