Три поколения. Художественная автобиография (первая половина ХХ века)

Яшка почувствовал своё бессилие.

В семье считали его порченым.

– Сглазил учитель Яшку.

Вскоре Василий явился пьяный, и начал бить Варвару. Яшка подошел к отцу, схватил его в охапку и положил на постель.

– Не смей бить, слышишь!

Василий кричал, ругался, проклинал сына, выкрикивал грубую матерщину, наконец, заплакал пьяными слезами. Мать и бабушка накинулись на Яшку, но он заявил, что драк более не допустит. Яшку удивляло то, что больше всего на него была обижена мать.

Когда окончилась страда, Яков снова пошёл работать с дядей Михаилом, и их дружба сделалась настолько крепкой, что они не чувствовали разницы лет. Яшка знал гражданскую грамоту, знал много того, чего не знал Михаил. Они часто беседовали, читали книги, а иногда и спорили. Книгу Водовозова читали вслух, и Михайло сокрушенно качал головой.

– Ишь ты, живут швейцарцы не по-нашему. Потому – труд любят, бережливости сызмальства приобычены, грамоте знают, потому и дома у них лучше, и скот крупней, и работать умеют, а земля-то камень. Эх, тьма наша, дикость медвежья!

В доме Михайла Яшка считался полноправным членом семьи.

Однажды Яков зашёл в избу и заметил, что дочь Михайла – Клавдя – смотрит книгу.

– Ты чего это?

– А я, Яша, глянула только.

– А чего ты понимаешь, баба?

– Да ведь интересно, как из этих червячков слова получаются.

Яков хотел отрепать Клавдю за волосы за то, что она посмела взять книгу, но ему тут же представился образ учителя. Он быстро изменил тон и совсем ласково проговорил:

– Хочешь, я тебя читать научу?

– Дык ведь смеяться будут люди.

– А мы тайком. Никто не узнает.

С тех пор они часто уходили в огород, и в высоких подсолнухах Клавдя училась читать и писать. Яшка горячо пересказывал беседы учителя о жизни.

Прошло несколько лет.

Летом работал Яков в хозяйстве отца, зиму – с дядей Михаилом. В шестнадцать лет он стал самостоятельным мастером. К избе отца он пристроил горницу, в которой завёл мастерскую и установил свои порядки. Горница была чистая. У большого застеклённого окна Яков поставил верстак и токарный станок, но прежде всего сделал шкафчик и поместил туда свою библиотечку. Из заработков Яков находил возможность выделять средства на приобретения новых книг. Учителя он больше не встречал, потому что тот, отбыв срок ссылки, уехал в Петербург.

Яков был уже рослым, сильным парнем. Начали пробиваться усы, и голос огрубел. Отец и мать настаивал на его женитьбе, но сын отказался.

Когда к нему однажды заглянул Михаил, Яков пожаловался и рассказал о том, что отец заставляет жениться.

– А ведь вырос ты, Яков. Пора. В твои годы надо жениться, не то избалуешься. Хочешь, Клавдю отдам за тебя. Страшно пускать её в такую семью, да надеюсь на тебя. Голова у тебя умная, руки золотые и сердце мягкое… Не загубишь ты мою дочь. Верю этому.

Яков покраснел.

– Любишь ты её. Знаю ведь я, как ты хорошему учил её, да и она в тебе души не чает. Ин шли сватов.

Когда Яков сообщил отцу и матери о своем решении жениться, они очень обрадовались, но выбор не одобрили.

– Богаты они. Не отдаст Михаило Клавдю. Да и работница из неё плохая будет. Набалована дома.

Вечером Яков вышел к реке и встретил Клавдю.

– Подь сюда. Слово сказать надо.

Когда они отошли в сторону и сели под ракиту, Яков смущённо проговорил:

– Знаешь, Клашуня, отец соглашается тебя замуж за меня отдать.

– Да ведь рано словно бы.

– Не век в девках будешь сидеть. Вон Федька на тебя поглядывает, как козёл на капусту. Чай, пойдёшь за него на богатый двор, да сытую жизнь. Богачества нет у меня, это верно, так берёг бы я тебя. Люба ты мне, Клашенька.

Обдало её душу ласковым теплом, когда услышала новые ласковые слова, не слыханное в селе это её имя – Клашуня. Растаяло девичье сердце. Протянула она Якову руки.

– Поди, бить будешь, Яша?

– Эх, Клашуня! Сердце бы тебе показал, чтобы поверила…

– Верю, Яшенька.

Свадьба

Впервой я поклонилася —

Вздрогнули ноги резвые.

Второй я поклонилася —

Поблекло личико белое.

Я в третий поклонилася,

И волюшка скатилася

С девичей головы.

    Н. Некрасов

– Не будет счастья от этой свадьбы. Невеста-то словно в гости собралась. Не воет, не плачет. Не жаль ей воли девичей.

А невесте полагалось плакать. Веками сложенные свадебные песни одна за другой пели о грозном муже, о шелковой плети, о злом свёкре, о лютой свекрови, о побоях и муках, о горе и бедности. И когда молодые подошли под благословление, а Михаил передал образ Якову, Клавдя поняла, что уходит из родного дома. Она заметила суровое лицо свёкра, знала и его характер.

– Передаю тебе, Яков, дочь своими руками. Люби её, как душу, а тряси, как грушу. Дочь, почитай мужа, кланяйся ему в ноги. Клавдя упала на колени. Вот отец твой, кланяйся ему, вот мать твоя. Болью ударили эти слова Клавдю.