Посвящение Исиды. Том первый. Эта книга о дежавю, о потопе, о посвящении

Когда даётся ход одному, то ход другого пресекается. Волна тех, кто стал уезжать из Киргизии и Казахстана, словно пресекала моё намерение купить дом. Но неотступная тревога только продолжала изводить меня сильнее и продолжала меня жестоко мучить. Почему она не оставляла меня? Почему она меня так терзала и вызывала во мне такое НАПРЯЖЕНИЕ? У меня оставалась какая-то возможность что-то СДЕЛАТЬ? Какая возможность? Размером с игольное ушко, в которое мог пролезть даже верблюд? У меня не было окончательных ответов на вопросы, которыми был ОХВАЧЕН. Мне очень сильно не нравилось, что покупка дома будет СВЯЗАНА с человеческими смертями. Неотступная тревога не оставляла меня и словно продолжала удерживать меня в этом направлении.

В воскресенье, 13 октября, утром, в одиннадцать часов, сын дяди одноклассника отвёз меня на том грузовике, на котором мы ездили копать картошку, к дому, где жили те, кто сначала собирались продавать дом за семь тысяч. Мне нужно было узнать о том, что за сколько же они собрались его продавать. На мой стук в дверь вышел хозяин дома и после заданного мной вопроса как-то отстранился от меня и двинулся в обратную сторону. Это выглядело так, словно ему ни к чему и не о чем было со мной говорить. На ходу он ответил, что ему только остаётся взять молоток и стучать. Я не понял, что за молоток он собрался взять. Но тут ПОКАЗАЛАСЬ его жена. Она поспешила выйти следом за ним, чем и помешала ему СКРЫТЬСЯ от меня за дверью.

Она была ОХВАЧЕНА каким-то радостным возбуждением, которое вызывало у неё сатанинскую щекотку. Видимо, чтобы объяснить мне кое-что, она сначала сказала о том, что «деньги же сейчас НИЧЕГО не значат», потом заговорила о том, что умерший был хорошим хозяином, что и жена у него была «РУКОДЕЛЬНАЯ». Эта «РУКОДЕЛЬНАЯ» жена, по всей видимости, умерла несколькими годами раньше. Зачем мне о ней нужно было говорить? Происходило что-то НЕПОНЯТНОЕ. Я не получил прямого ответа на свой вопрос, а вместо него услышал про какой-то молоток, про какую-то неизвестно когда умершую «РУКОДЕЛЬНУЮ» жену умершего недавно.

– Сколько вы просите за дом?

– Я не могу сказать. Мне осталось только молотком стучать.

– А кто мне может назвать цену?

– Вы будете называть.

– И что вы продадите дом за ту цену, которую назову?

– Нет.

– Почему? – спросил я.

– Я не могу называть цену. Вы будете называть, а я стучать молотком.

– Кто это «вы»?

– Покупатели.

И только тут мне стало ясно, о каком молотке он говорил. Он решил устроить как будто аукцион и при этом всячески уклонялся сказать прямо о своём желании продать дом тому, кто даст ему больше денег. Ему хотелось избежать того, чтобы ПОКАЗАТЬ своё желание получить больше. Ему хотелось, чтобы всё выглядело так, словно он сам был как ни при чём, словно неизвестно откуда собралась какая-то КУЧА людей, чтобы кто-то из них смог больше дать ему денег за дом.

– Ну, и какая же сумма была названа?

– Я не могу называть. Это вы ДОЛЖНЫ называть.

– Ты же сказал, что у тебя в руках молоток, которым ты стучишь. Какую сумму ты услышал последней?

– Я не могу называть. Это вы ДОЛЖНЫ называть.

– Мне неизвестно о том, что какая сумма была названа последней. Меня в этом «зале» не было. Я не слышал того, что кто какие суммы предлагал. У тебя же был молоток! Как ты мог стучать, если не услышал той суммы, которую кто-то назвал? Какая цена прозвучала последней, когда ты стукнул молотком? Я этого не слышал, а ты не мог не услышать раз стучал.

Он замер, и у него ОКРУГЛИЛИСЬ глаза. До его понимания, наконец-то, кое-что дошло из того, о чём я ему говорил, и он сказал:

– Шестнадцать тысяч.

– У нас нет таких денег, – сказал я, повернулся и ушёл.

То, что ему была названа такая цена, вызывало у меня сильные сомнения. Он назвал сумму, которую уже расчитывал получить. У нас не было столько денег. Названная сумма сразу провела черту, за которую нам хода не было. Мне себя не в чем было уже ОБВИНЯТЬ. Я не отказывался от возможности купить дом и старался двигаться в этом направлении. Это направление стало ЗАКРЫВАТЬСЯ ОТСУТСТВИЕМ НЕОБХОДИМОГО количества денег.

В течение трёх месяцев я ни об одном доме, который был выставлен на продажу, не смог узнать. Когда же мне стало известно о ДВУХ домах, один из них продали очень быстро, а другой оказался недоступным по запрашиваемой цене. У меня почти не осталось и времени на что-то ещё расчитывать. Мне оставалось только собираться и возвращаться назад. Я почувствовал такое ОБЛЕГЧЕНИЕ, которое часто оказывалось каким-то обманчивым. Когда мы поехали в обратную сторону, нам но пути повстречался зять бабки, муж тётки одноклассника. Он махнул рукой, чтобы мы остановились. Он сообщил нам, что один человек продаёт дом, и сказал нам о том, что где же можно увидеть.

Всего лишь несколько минут прошло после того, как я почувствовал себя отброшенным за ту черту, за которой у меня НИЧЕГО уже не получиться с покупкой дома. Я не обрадовался этому сообщению и согласился отправиться по указанному нам адресу, чтобы НЕ ПОКАЗЫВАТЬ что-то НЕПОНЯТНОЕ. Сначала нашли нужного нам человека, затем поехали посмотреть на дом, который он продавал.

(Дом в центре за знаком)

Когда мы остановились у нужного нам дома, я вышел из кабины. И как только я спрыгнул на землю с подножки грузовика, развернулся в сторону дома и двинулся к калитке, уже почувствовал, что это со мной уже было. И то, как подходил к калитке, и то, как ОТКРЫВАЛ её, и то, как СДЕЛАЛ несколько шагов до тесовой двери веранды, ОТКРЫЛ её и вошёл, – всё это оказалось очень хорошо и давно мне знакомым. Мгновения уже виденного оказались какими-то продолжительными. И веранда изнутри оказалась хорошо и давно мне знакомой, и дверь слева, в саму избу, тоже. И в самом доме всё для меня оказалось поразительно знакомым: и широкие половые доски, выгнутые дугой, и неровные стены дома, и то, как они были побелены извёсткой, и как местами замазаны глиной. И «русская» печка, под тяжестью которой выгнулись полы, поразительно была мне знакомой. Увиденное мной мне не так уж сильно и понравилось, но я почувствовал согласие купить этот дом, и удивился этому чувству.

Дом изнутри был РАЗДЕЛЁН на ДВЕ части перегородкой, и я увидел, только одну его часть изнутри. Чтобы посмотреть ВТОРУЮ часть, мне нужно было выйти наружу, СДЕЛАТЬ несколько шагов до ещё одного входа в дом, через другую веранду. Когда зашёл во ВТОРУЮ часть дома, уже перестал замечать что-то давно мне знакомое.

– Сколько просите за дом? – спросил я у хозяина, когда мы вернулись к нему.

– Мне одиннадцать предлагали, – ответил он так, как-будто это кто-то другой ему столько предлагал, а не ему самому хотелось столько получить.

– Хорошо. Я дам вам одиннадцать, – эти слова словно сами собой сорвались у меня с языка. Я даже засомневался в том, что у нас соберётся столько денег.

Хозяин дома сказал мне о том, что нам нужно встретиться через десять дней, чтобы он за это время переоформил дом своего отца на своё имя.

После этого мы поехали туда, откуда выехали, к дому, где жил сидевший в грузовике за рулём сын дяди одноклассника. Когда мы зашли к нему домой и сообщили о том, что какой дом я собрался покупать, то его мамаша и папаша с каким-то поразительным ЕДИНОДУШИЕМ стали говорить мне, что этот дом плохой и что место там плохое. Его мамаша сказала мне, что этот дом ещё весной продавался за четыре с половиной тысячи, и никто не стал его покупать. Она посчитала нужным добавить ещё то, что если я его куплю, то уже не смогу продать.

Его папаша стал говорить, что такой дом за такие деньги покупать – это всё равно, что на ветер деньги взять и выбросить, что лучше где-нибудь купить сруб, привезти его и собрать на новом месте. Он сказал, что мне на следующий год нужно приехать, чтобы купить дом получше. Их сынок до всего этого держался так, словно он оказался причастным к чему-то значимому и значительному, а тут он как-то сразу переменился и стал ВТОРИТЬ своей мамаше и своему папаше. И он стал советовать мне покупать брёвна и напилить брус, а потом сложить из него новый дом. Его мамаша сказала, что так лучше будет СДЕЛАТЬ, чем «гнилушки» покупать. Чем больше они говорили, тем сильнее я стал чувствовать, что они что-то не то говорят. Они говорили так, словно всё по раз и навсегда заведённому порядку продолжится и на следующий год, и НИЧЕГО не изменится. А мне было совершенно ясно, что если я дом не куплю и уеду, мне уже ни к чему будет приезжать. У меня было время на то, чтобы УСПЕТЬ купить дом. У меня не было времени искать где-то какой-то сруб, покупать и перевозить его. А куда я бы стал перевозить разобранный сруб? На какое место? На какой-то участок земли, который мне могли ВЫДЕЛИТЬ? А оформление участка земли ни времени, ни сил не отнимает? А кто будет складывать брёвна в сруб? Это кого-то нужно нанимать и платить за работу.

У этих людей было какое-то шаблонное мышление, и говорили они по известным им шаблонам. Так они могли выглядеть УМНЕЕ других и оставаться УМНЕЕ многих. Они сумели заронить сомнения мне в душу.

4. – И за такой дом пятнадцать тысяч?!! – переспросил я, когда следующая неделя была уже на исходе. Меня поразило то, что сколько денег кое-кому уже хотелось получить за один крохотный домик, в котором жил «сапожник». Этого «сапожника» на прошлой неделе в центре села, недалеко от кинотеатра, убил один азербайджанец. После этого убийства началось такое жужжание, которое многих СДЕЛАЛО ОХВАЧЕННЫМИ готовыми избавляться от всех чужаков. В ПЕРВУЮ очередь этому множеству хотелось прогнать всех азербайджанцев из этого села. Пошли такие разговоры, что к такому словно уже ЕДИНОДУШНОМУ решению ДОЛЖНЫ были прийти на «сельском сходе». Но все разговоры о «сельском сходе» так и остались всего лишь разговорами. Зато окна тех домов, в которых жили азербайджанцы, брошенными в них камнями повыбивали стёкла.

Дядя одноклассника заговорил как об ОТКРЫВШЕЙСЯ для меня возможности купить дом у одного азербайджанца, которому как уже НИЧЕГО не оставалось, как только собраться и уезжать куда-нибудь со своей семьёй, за пять-шесть тысяч. Избушка убитого была раза в четыре меньше того дома, за который собирались получить шестнадцать тысяч.

– Да, – ответила мне жена дяди одноклассника, которая собралась помочь мне купить дом и получше, и на лучшем месте, и дешевле. – Видишь же: что происходит.

То, как она говорила раньше, и то, как она стала говорить, только свидетельствовало о том, что насколько те, кто ОКРУЖАЛ меня, отставали от меня в понимании происходившего. Её сын повёл меня к одному дому, который не продавался, но который мог продаваться. Он выглядел намного хуже того дома, который я собрался покупать. А там, где стоял дом убитого, даже смотреть было не на что. НИЧЕГО хорошего я не увидел там, где находились эти другие дома. На следующий день, в воскресенье, его отец отвёз меня к одному дому. Он посчитал, что этот дом будет продаваться, раз ему стало известно о том, что тем, кто проживал в нём, как ДОЛЖНЫ были ВЫДЕЛИТЬ квартиру. А жившим в этом доме, как оказалось, НИЧЕГО не было известно про квартиру, которую им собирались ВЫДЕЛИТЬ. И этот дом пока никто не собирался продавать. И этот дом выглядел намного хуже того, который я был согласен купить. У меня стало усиливаться только ощущение какой-то ПУСТОТЫ из-за того, что как мне старались помочь. Эти пути, по которым меня стали водить, не к чему не приводили. Меня раз за разом словно уводили куда-то не туда, помогая остаться ни с чем.

К этому времени наша бригада взялась уже за ВТОРУЮ работу в том, селе, куда мы уезжали дней на пять каждую неделю. Дядя одноклассника стал уже себе позволять продолжительное время ОТСУТСТВОВАТЬ там, где мы работали. Он пропадал на том грузовике, который нам ВЫДЕЛИЛИ для того, чтобы мы ездили с работы и на работу. И тут уже нам раза три-четыре пришлось идти пешком на обед с одной окраины села до другой его окраины, где находилась столовая. Дядя появлялся уже тогда, когда в столовой никого уже не оставалось. И он появлялся выпившим. И он ещё начинал чем-то возмущаться, чтобы бригаду, которую он оставил, оставить в чём-то ВИНОВАТОЙ.

Прошли ДВЕ недели после того, как я обещал встретиться с тем, кто продавал дом за одиннадцать тысяч, когда дядя снова появился пьяным на работе и стал только мешать остальным работать. Мне стало ясно, что так ДАЛЬШЕ больше не пойдёт. Я разозлился, бросил работу и уехал из этого села, чтобы встретиться с тем, кто мог ещё продавать тот дом. У меня появились опасения, что и этот дом уже может быть продан.

Меня же ПОТЯНУЛА меня отправиться в эти края возможность купить дом, а не работа. Если бы этот дом оказался бы уже проданным, мне уже ДЕЛАТЬ было нечего в этих краях.

Я злился на себя за то, что не поехал через десять дней покупать этот дом, за то, что послушал тех, кто стал отговаривать меня от такой покупки, и сильно боялся того, что уже упустил остававшуюся ещё возможность купить дом. Но при всей тревожности мыслей, которые терзали меня, что-то успокаивало меня так, словно этот дом, всё равно, будет куплен именно мной, а не кем-то другим, словно он был закреплён за мной. Раз за разом мне приходилось возвращаться в ПАМЯТИ к тому, как я почувствовал само согласие купить этот дом. И это чувство словно служило лишним подтверждением тому, что дом был закреплён за мной.

Хозяин этого дома всё ещё продавал его за ту же цену. И оказалось, что ему стало известно о том, что меня стали отговаривать от такой покупки, и он не стал даже переоформлять этот дом на своё имя. В этот день выяснилось, что мне ещё немного придётся подождать из-за того, что одна женщина, у которой были все НЕОБХОДИМЫЕ печати, оказалась на «больничном». Она могла выйти на работу через ДВА-три дня.

Меж двух равноманящих яств свободный
В их выборе к зубам бы не поднёс
Ни одного и умер бы голодным.
Так агнец медлил бы меж двух угроз
Прожорливых волков, равнострашимый,
Так медлил бы меж двух оленей пёс.
Данте, «Божественная комедия»

Пред человеком жизнь и смерть, и чего он пожелает, то и дасться ему.

Библия, Книга Премудрости Иисуса, сына Сирахова 15:17