Рай начинается вчера

Я промолчал, не ответив ему. Мне было глубоко плевать на все это. Мне почему-то захотелось спать – шепот реки убаюкивал меня.

Бэдя, посмотрев на нас, бросил взгляд на свои часы.

– Что ты все на свои куранты смотришь?!! – заметив это, взвился Варрава. – Сам вижу, что пора им подтянуться! – и, оглянувшись на наших людей, явно томившихся от ожидания, раздражаясь, достал новую сигарету.

– Че ты, Варрава?!! – переглянувшись со мной, обиженно посмотрел на него Бэдя. – «Куранты»! Михай прав! Забили эти «впопуассы» на нас вместе со «стрелкой» свой большой и черный…

Варрава ничего не ответил ему и, щелкнув зажигалкой, подкурил сигарету, наблюдая за плавающими утками.

Так в молчании мы простояли еще несколько минут. Докурив сигарету, Варрава сильным щелчком выщелкнул окурок в сторону плавающих уток и, взглянув на свои часы, зловеще прошипел:

– Ну что же! Каждому свое! Снимай снайпера, Михай… Уезжаем! Хватит судьбу дрючить!

Так же, кавалькадой, мы возвращались назад в город. Всю дорогу Варрава молчал, и только когда мы подъехали к его дому, повернувшись ко мне, заинтересованно спросил:

– Как кореша-то твоего девчушку звали?

– Настя.

– Настя! – эхом повторил он. – Красивое имя… – и, чуть помедлив, добавил: – Я так думаю.... Помочь твоему корешу надо. Займешься?!!

– Я уже занялся, – не сдержался я.

Варрава внимательно посмотрел на меня и, ничего не сказав, протянул мне свою сухую холодную руку. Крепко пожав мне ладонь, он посмотрел мне в глаза и спокойно сказал:

– Завтра заедь. Обмозгуем.

В его словах и жесте мне послышалось повелительное «Фас!»

– 16 -

Загулявший Амур

Мы переодевались ранним утром на окраине заброшенного полуразвалившегося поселка в забытой Богом хибарке. Слабые лучи бледного рассвета едва пробивались через подслеповатые оконца с болтающимися на них зашмыганными занавесками. Одежда, купленная на блошиных рынках, несвежей кучей была свалена в углу, и каждый выхватывал и надевал то, что приглянется. Бэдя, не участвовавший в переодевании, сидя на продавленной кушетке, заряжал диск ППШ, и, видимо, считая патроны, при этом медленно шевелил губами. Оружие, опробованное нами три дня назад в старом карьере, подогнал Варрава.

Переодевались молча, и только шорох одежды, человеческое посапывание да тихий скрип сжимаемой пружины магазина нарушали тишину. Отбрасываемые фонарем, наши тени метались по стенам и потолку комнаты, словно исполняя какой-то дикий ритуальный танец.

Первым переоделся Кислый. Зашнуровав убитые жизнью боты и надев засаленный армейский ватник с полуистертой на спине надписью «Дубленка», он медленно подошел к вмазанному в стену зеркалу. Затем, чуть пригнувшись, он, заглянув в него, поправил на голове похожую на большой блин фуражку. В полутемном желтовато-облезшем и засиженным многими поколениями мух зеркале отразилось приятное юношеское лицо с большими грустными глазами и волнистыми светлыми прядями волос, выбивающимися из-под фуражки. В своем одеянии Кислый напоминал загулявшего Амура, растерявшего лук со стрелами. Видимо, оставшись довольным своим видом, он, засунув руки в карманы штанов, резко развернулся на истертых каблуках, и, нарочито пошатываясь, пройдясь по скрипучим половицам, гнусяво затянул:

«Всю-ю жиз-з-зь в тюрьма-а-х, ла-ги-ря-ях,

В стары-ых рваны-ы-х пра-ха-ря-ях,

А типе-е-рь а ма-а-ме я па-а-ю!»

– Ха-ха-ха! – ахнули нервным смехом Писарь с Рыжим.

Бедя, недовольно скосив в их сторону глаз, продолжал наполнять диск патронами.

– Да, Кислый, – возясь с пуговицами на ширинке, усмехнулся Боря Сухой, – в этом твоем прикиде с тебя колхозник, как из меня Шаляпин. Это даже самый тупой мент поймет.

Кислый, входя в роль, улыбаясь, вновь протянул:

«А гражданин на-чаль-ничек!

Да-а а-ат-пусти да-до-му нас.

Горбатили в кол-л-хози мы

На аграма-дном дизеле.

А нам ни-че не заплати-или,

Так мы «Ва-л-жану» стыбзили!»

– Га-га-га, го-го-го, – двумя гусаками вновь зашлись Лешик с Рыжим, вытирая слезы с глаз.

– Ну ты, Кислый… Даешь! – задыхаясь от смеха, выдавил Рыжий. – Н-ну… и рожа у тебя!

Кислый, скривив губу, непринужденно усмехнулся:

– На свою глянь! Твоя морда и мой зад из-за угла – точняк два бандита будут!

Ухнувший смех, казалось, вышибет оконца.

– Ну ты, Кислый… И конь с чем-то! – задыхаясь от душившего его смеха, процедил сквозь зубы, бросивший считать патроны, Бэдя.

Кислый, польщенный вниманием, победоносно улыбнулся.

– Конь с чем-то… – когда поутихла волна смеха, подмигнул я Кислому. – Прежде, чем цирк устраивать, ты лучше еще раз машину проверь.

– А че ее проверять, начальник! – все еще находясь в роли, продолжал Кислый.

– Машина – звэр… Шафер – кабэль! – поддерживая Кислого, вновь захохотал Рыжий.

Подойдя к Кислому, я тихо шепнул ему на ухо:

– Паша, если по твоей милости нас заметут, то Писарь в камере из тебя ремней нарежет, а твой корефан-хохотун, – скосил я глаза, указывая ему в сторону Рыжего, – ему ох как поможет! А я могу рядом и не оказаться…

Кислый серьезно посмотрел мне в лицо и, повернувшись, скрипнув дверью, что-то буркнул, выходя из комнаты.

– А ты, Рыжий, – обрывая веселье, сказал я, – хватит зубы сушить. Помоги Бэде волыны в сидор упаковывать.

Рыжий, скомкав улыбку, неприязненно взглянул на меня:

– А я, че, шнырь?!! Или сошка, а?!!

– Че?!! – вскочил как ужаленный Бэдя. – Ты че пропотел, меня вздумал за шестерку держать?!! Ты базар фильтруй, баклан! А не то я тебя в момент обиженным сделаю! Там, где я был, такие блатные, как ты, солому курили!