Как впоследствии стало известно, В. Лесовский получил серьезные травмы. Внезапный шквал ветра раскачал, завалил на борт корабли и суда, стоявшие на рейде, и они еще долго качались на спокойной воде, как детские игрушки ваньки-встаньки. Наступившая прозрачная тишина была мгновенно нарушена нарастающим шумом обрушившегося на землю и воду дождя. Михаилу приходилось попадать под тропические ливни, но такого он еще никогда не встречал. Вертикальные струи низвергались с неба сплошным потоком. Многочисленные овраги, спускающиеся к бухте с окрестных сопок, в одно мгновение вспучились и превратились в бурные речки, которые вынесли на Светланскую улицу огромные кучи камней и всякого мусора.
К утру ливень также быстро прекратился, как и начался. Как ни в чем не бывало со стороны Гнилого угла выглянуло ярко-оранжевое солнце. По улицам неслись потоки воды, вспенивались по оврагам глинистые то ли ручьи, то ли речки.
Несколько дней команды, выделяемые с кораблей эскадры, помогали жителям города устранять последствия тайфуна…
В сентябре еще один парусно-винтовой клипер «Стрелок» бросил якорь в бухте Золотой Рог. Минным офицером на нем служил брат Михаила Николай. Путь этого корабля от Кронштадта до Владивостока занял всего три с половиной месяца. При этом «Стрелок» не огибал Африку, а прошел Суэцким каналом.
Михаил запросил было у старшего офицера «добро» на вельбот для встречи с братом, но со «Стрелка» флажным семафором сообщили, что на «Разбойник» направляется вельбот под командованием мичмана Беклемишева.
Поднявшись по шторм-трапу на борт «Разбойника», Николай сразу же попал в объятья Михаила, не сдержавшего по молодости свой порыв.
Вечером того же дня Михаил и Николай получили разрешение на сход на берег и посвятили вечер воспоминаниям и обмену впечатлениями перехода из Кронштадта во Владивосток.
– А помнишь, Николя? – начинал Михаил…
– Да помню, Мишель, – отвечал тот, и они начинали смеяться, как маленькие, каждый за свое воспоминание.
Они вспоминали свое детство, прошедшее в селе Божениново Тульской губернии, учебу в Техническом училище, грустно помолчали, когда воспоминания коснулись родителей.
Вообще, род Беклемишевых, согласно родословным легендам, принадлежит к старинному дворянству и уходит корнями аж в XIV век.
По одной версии, родоначальниками Беклемишевых стали татарские мурзы, осевшие в Москве и принявшие православие. В то же время существует легенда, согласно которой Беклемишевы ведут свой род якобы от прусских дворян, перешедших на службу к сыну Дмитрия Донского, великому князю Василию, который приказал казнить одного из представителей этого рода за крамолу в кремлевской башне, которая с тех пор стала называться Беклемишевской.
Из рода Беклемишевых были мать Дмитрия Пожарского Ефросинья Федоровна и мать Михаила Кутузова Анна Илларионовна.
Отец братьев Михаила и Николая Беклемишевых был отставным мичманом флота, участвовавшим в обороне Севастополя. В одном из боев он был ранен и контужен, что впоследствии сказалось на его здоровье.
Отбив у отставного штабс-капитана барона фон Нольде жену Александру, мичман Беклемишев обзавелся семьей, которая не могла быть освящена церковью и поэтому была вне закона. Тем не менее жили дружно, в полном согласии, родили троих детей… Однако все рухнуло, когда Николай Петрович в одну из поездок в Москву скоропостижно скончался от «разрыва легких», оставив сиротами троих малолетних детей. Через некоторое время отошла в мир иной и их мать. Братья остались круглыми сиротами.
Вспомнив этот период, братья поежились, ведь по законам того времени они могли бы легко стать мещанами или даже крестьянами…
На выручку пришел их дядя Александр Петрович Беклемишев, дослужившийся к тому времени до тайного советника. Он стал их опекуном, определив братьев сначала в гимназию, а затем и в Техническое училище морского ведомства, куда принимали разночинцев, а его окончание гарантировало получение офицерского звания и возможность дальнейшего благополучия.
В старших классах гимназии Павел увлекся чтением книг Жюль Верна. Он читал их в подлинниках, потому что неплохо знал французский язык. Особенно ему нравилось читать и перечитывать «Двадцать тысяч лье под водой», «Таинственный остров»…
В мечтах он видел себя стоящим на мостике субмарины после всплытия или у командного пункта при погружении на глубину в окружении многочисленных приборов со стрелками и круглых рукояток.
Николай знал об увлечении брата и незлобно подшучивал над ним…
В сентябре Михаилу Беклемишеву присвоили первое офицерское звание, и по этому случаю братья отправились на очередную ассамблею Владивостокского морского собрания.
Порог одноэтажного деревянного дома переступили два высоких и стройных молодых офицера – прапорщик с серебряными и мичман с золотыми погонами. Они были очень похожи друг на друга: черноволосые и черноглазые, с высокими скулами и с пышными не по-юношески усами, а у Михаила еще и с подусниками.
Братья невольно привлекали к себе внимание. Увидев их, Всеволод Крестовский, известный как писатель, автор «Петербургских трущоб», прибывший во Владивосток в качестве секретаря В. Лесовского, громогласно заявил:
– Господа! С такой наружностью Вам бы саблю в руки, да в кавалерию. А Вы на флот подались…
Как известно, Крестовский особым тактом не отличался, а если честно, то и не имел его вовсе.
Быть бы скандалу… Взглянув на наливавшиеся краснотой лица братьев, не замедлил вмешаться капитан 2-го ранга Владимир Васильевич Житков.
– С их отцом мичманом Николаем Беклемишевым мы воевали вместе в Севастополе, – добродушно прогудел он и укоризненно покачал головой, поглядев на Крестовского.
Тот не замедлил извиниться перед братьями, сославшись на свой дурной характер.
Услышав фамилию «Беклемишев», к ним подошел сам Лесовский.
– Так вот какие они – мои крестники, – с улыбкой произнес он, глядя на братьев.
В свое время он способствовал зачислению их в училище, особенно Михаила, который из-за смерти матери пропустил срок поступления.
Крестовский за спиной вице-адмирала развел руками и состроил уморительную гримасу, еще раз призывая к прощению.
Историческая справка
Морское собрание – организация, которая скрашивала досуг морских офицеров в зимние месяцы. Особенностью конца XVIII – начала XIX века было то, что плавание парусных кораблей, базирующихся в замерзающих морях, происходило только в летнюю кампанию. Свободного времени в зимнее время у военных моряков было много, а заняться было нечем, в связи с чем молодые офицеры находили развлечения в трактирах и дружественных пирушках.
Первой организацией, которая смогла бы организовать досуг офицеров в зимнее время, стало «благородное собрание», созданное в 1786 г. по инициативе главного командира Кронштадтского порта адмирала С.К. Грейга с разрешения императрицы Екатерины II.
В благородном собрании царила простота нравов, дружеское отношение начальников с подчиненными и уважение друг к другу.
Благородное собрание просуществовало 9 лет. На его основе в 1802 г. было образовано Кронштадтское морское собрание, положившее начало созданию подобных организаций и в других военно-морских базах Российского флота.
Второе морское собрание открылось в Санкт-Петербурге. Его председателем стал контр-адмирал А.С. Загорянский-Кисель. Уже в наши дни праправнучка А. Загорянского-Киселя, студентка третьего курса технического университета Евгения Воронцова, принесла ректору Евгению Гуримову вместительную папку с родословной своей семьи. Документы и фотографии сохранили многие поколения Загорянских, несмотря на непростое советское время.
Владивостокское морское собрание было создано в 1876 году.
А еще в 1872 г. командир Сибирской флотилии и портов Восточного океана контр-адмирал на имя Управляющего морским министерством сообщал:
«…амурский экипаж отправляется во Владивосток, где будут собраны на следующую зимовку и все суда флотилии. Считаю необходимым принять меры к обеспечению быта офицеров, которые по своим недостаточным средствам не могут заняться каждый отдельным хозяйством и будут совершенно лишены самых необходимых удобств жизни. Эти неудобства смогут быть устранены устройством во Владивостоке Морского собрания».
Первым председателем Владивостокского морского собрания был избран командир Владивостокского порта контр-адмирал А. Шефнер.
Владивостокское морское собрание прекратило свое существование осенью 1922 года. Воссоздано было решением Военного совета Тихоокеанского флота через 80 лет в декабре 2002 г.
Всеволод Крестовский опубликовал свои впечатления о Владивостоке 1880 года в газете «Правительственный вестник», но не включил их в книгу «В дальних водах и странах».
Он прибыл во Владивосток на крейсере «Африка» и начинал описание города со входа в бухту Золотой Рог:
«Проходим далее – вид раскрывается еще более. Вот справа совсем уже открылась высота, увенчанная несколькими траверсами земляного укрепления, на котором торчит сигнальный флагшток. Это мыс Голдобина. Место для укрепления опоясывающих Голдобинскую возвышенность отдельными батареями в три яруса выбрано очень удачно: они могут обстреливать весь пролив и доступ к нему как с восточной стороны, от Скрыплева, так и с западной, находящейся между мысами Токаревского, на материке, и Ларионова, на Русском острове…
Вдоль Голдобинского берега виднеется резервный пороховой магазин, несколько казарменных бараков, небольшой склад каменного угля и манзовский поселок, при котором находится капустная пристань с массою «сампанов», штук до ста, и бунтами капусты, сложенной в пирамидки.
На противоположном берегу, который известен под именем Шкотовского (полуостров Шкота), находятся тоже пороховые бомбовые погреба, из коих один, каменный, еще строится, и там же чернеется второй угольный склад, едва ли, впрочем, достаточный для такого количества судов, как ныне предполагается сосредоточить во Владивостоке…
Как только якорь был отдан, от всех судов и с «Адмиральской пристани» отделились белые катера, под военными флагами, и направились к нашему судну.
На этих катерах прибыли с рапортами к главному начальнику эскадры младшие флагманы, контр-адмиралы барон Штакельберг и Асланбегов, главный командир наших портов Восточного океана контр-адмирал Фельдгаузен, командиры военных судов, стоящих на Владивостокском рейде, и капитан над портом.