3.
Это хочет воздух пьяный
мять березовые пряди,
растянувшись на поляне
шевеленьем лунных пятен.
Это шум зеленокудрых
вечер гонит в деготь ночи.
Это скрипка в смолокурне
хочет петь и трогать хочет.
4.
Это белого безмолвья
золотая лихорадка,
Это верить, что замолит
все грехи одна тетрадка —
чтобы всей прошитой стопкой,
наготою каждой даты
в путь пуститься на растопку
и тебя зажечь когда-то.
1980
Аэродром
Три сотни верблюдов продеты в иглу,
и весь караван впопыхах
тюками проносит белесую мглу
на взмыленных белых горбах.
Смеется, плюется, визжит аксакал,
хозяин горбов и глыб,
и плетки свистят и вонзают в закат
лиловый закал иглы.
Оглохшие рыбины ловят ртом
красные вопли жабр.
Вторые сутки аэродром
в дымную наледь вжат.
Мурлычет справочное бюро,
едва шевеля хвостом.
Заляпан пеной февральских юродств
остекленелый дом.
Он дышит надрывно, как пылесос,
вбирая вселенский транзит,
и в кожуре оранжевых солнц
нетвердой ногой скользит.
Над гулом галерки большой леденец
висит штандартом побед;
третий период, скоро конец,
и ночь без особых примет.
1978
Из цикла «Соловецкие этюды»
1. Мыс Печак
Извивом березки
курчавясь в плечах,
барашки и в блестки
вонзился Печак.
И лакмусом вышки
сверяет простор
и дел мелочишки,
и жизни раствор.
2. Большой Заяцкий остров
Вот все, что оставил здесь царь и матрос:
Андреевской церкви ободранный тес,
облупленной луковки блики —
как Богу и совести загодя взнос
за боль колоколен, за тягостный спрос
у воли высокой и дикой.
3. Прощальный вечер в Соловках
Где бледен топляк от белесой волны,
где рыжий лишайник сосет валуны,
где бывшие кельи сдаются внаем,
мы ужин прощальный сегодня даем.
И мы попросили, и старший из нас
подумал и встал, и сказал, не чинясь:
Хочу я в хаосе узор различить
и в пестряди прошлого – главную нить.
Как часто Россию терзали в войне,
но русский от русского вынес вдвойне.
И плач под монголом, и стоны веков
не громче немотства ее соловков.
И голос его был невесел, но тверд,
как формула пройденных временем верст.
И горькую стопку он выпил до дна;