Огнем и мечом

– Только, – продолжал Жендзян, – он не так виноват, его вызвал сам Богун, не зная, на какую саблю наткнется. Но там был другой шляхтич, величайший враг Богуна, который увез от него княжну.

– А это кто такой?

– Да тот старый пьяница, что притворялся другом Богуна.

– За это мы его повесим! – воскликнул Бурлай.

– Дураком я буду, если я не обрежу уши этому щенку, – проворчал Заглоба.

– Его так изрубили, – рассказывал Жендзян, – что другой не перенес бы таких ран, но у нашего атамана душа бодливая, и он выздоровел, хоть с трудом, но добрался до Влодавы. А уж там бы не справился, если б не мы. Мы его отправили на Волынь, где наши, а нас он послал за девушкой.

– Ой, погубят его эти чернобровые, – проворчал Бурлай, – я ему давно это пророчил. Не лучше ли было ему по-казацки поиграть с девкой, а затем камень на шею, да и в воду, как мы делали это на Черном море…

Володыевский едва удержался, так в нем было оскорблено чувство уважения к женщине. Заглоба рассмеялся и сказал:

– Конечно, лучше!

– Но вы – добрые друзья! – сказал Бурлай, – вы его не оставили в нужде; а ты, малый, – обратился он к Жендзяну, – ты лучше всех, я тебя еще в Чигирине знал и видел, как ты ходил за нашим соколом и голубил его. Знайте, что и я ваш друг, – говорите, что вам нужно: молодцов или лошадей? Я вам все дам, чтобы вас не обидели на обратном пути.

– Молодцов нам не надо, полковник, – мы свои люди и поедем своей страной; а не дай бог какой встречи, то большой толпой нам будет хуже, чем маленькой; а вот быстрые кони пригодятся.

– Я дам вам таких, каких не догонят и ханские. Жендзян воспользовался случаем:

– Да и денег атаман дал мало, у него у самого не было, а за Брацлавом мера овса стоит талер.

– Так пойдем со мной в кладовую, – сказал Бурлай.

Жендзян не заставил себя ждать и исчез вместе со старым полковником за дверью, а когда он немного спустя вернулся назад, лицо его сияло от радости и синий жупан оттопыривался на животе.

– Ну, теперь поезжайте с Богом, – сказал старый казак, – а как возьмете девушку, то на обратном пути заезжайте ко мне, дайте взглянуть на Богунову зозулю.

– Не может того быть, пан полковник, – смело ответил Жендзян, эта ляшка страсть как робка: она раз уже пырнула себя ножом. Мы боимся, как бы с нею не случилось чего нехорошего. Пусть лучше сам атаман делает с нею что хочет.

– И сделает; не будет она его бояться. Ляшка-белоручка! Казак-запорожец ей не по нраву! – ворчал Бурлай. – Поезжайте с Богом! Недалеко вам уж ехать.

Из Ямполя было уже недалеко до Валадынки, но дорога была трудная, или, скорее, бездорожье, ибо местность была пустынная и лишь кое-где заселена людьми и застроена. Поэтому от Ямполя они свернули на запад, удалясь от Днестра, чтобы идти по течению Валадынки к Рашкову, только этим путем и можно было попасть в Яр. Занимался уже рассвет, тогда кончился пир у Бурлая; Заглоба рассчитывал, что до захода солнца они не смогут найти Яра, но это-то и было ему на руку: он хотел, чтобы освобождение Елены совершилось ночью. Уехав от Бурлая, Заглоба вспоминал бурлаевский пир и говорил о счастье и удаче, которые сопутствуют им всю дорогу.

– Смотрите, как дружно живут казаки, как они поддерживают во всем друг друга. Я не говорю о черни, которую они презирают; и если черт поможет им отнять у нас власть над ними, то они будут управлять ею хуже нас; но, живя в братстве, они готовы идти друг за друга в огонь и в воду, не так, как наша шляхта.

– Ну, какое, ваша милость! – возразил Жендзян. – Я долго жил между ними и видел, что они, точно волки, дерутся друг с другом; и если б не Хмельницкий, который держит их в повиновении силой и политикой, то они уже давно бы перегрызлись. Но Бурлай – славный воин, и сам Хмельницкий уважает этого старика.

– А ты, верно, полюбил его, потому что он позволил тебе обобрать себя. Эх, Жендзян, Жендзян! Не умереть тебе своей смертью.

– Что кому суждено, пане; ведь врага провести и похвально, и Богу угодно.

– Да я и не это в тебе порицаю, а твою жадность. Это мужицкое чувство, недостойное имени шляхтича, и за это ты будешь наказан.

– За это я не пожалею Богу на свечку, чтобы ему была корысть от меня и чтобы он благословил меня и впредь, а то, что я родителям помогаю, это не грех.

– Ну и пройдоха же он! – воскликнул Заглоба, обращаясь к Володыевскому. – Я думал, что вместе со мной будут схоронены и мои фортели, но вижу, что он еще половчее будет. Благодаря хитрости этого слуги мы освободим княжну из рук Богуна с его же разрешения и прокатимся на бурлаевских жеребцах. Видел ли ты что-нибудь подобное?.. Посмотришь на Жендзяна, подумаешь, что за него и ломаный грош дать жалко, а он…

Жендзян самодовольно улыбнулся и ответил:

– Разве вам от этого хуже?

– Ты мне нравишься, и если б не твоя алчность, я взял бы тебя к себе на службу. Но раз ты провел Бурлая, то я прощаю тебе, что ты назвал меня пьяницей.

– Да ведь это не я назвал так, а Богун.

– Бог его за это и наказал, – возразил Заглоба.

В этих разговорах прошло утро, а когда солнце поднялось высоко на небо, наших путешественников охватило раздумье: через несколько часов они должны были увидеть Валадынку. После долгого путешествия они были наконец у цели, но тревога, естественная в таких случаях, закралась в их сердца. Жива ли еще Елена? Если жива, то найдут ли они ее в Яре? Горпина могла увезти ее или в самую последнюю минуту скрыть ее в неведомых им пещерах, или даже убить. Препятствия не были еще устранены, опасность еще не миновала. Правда, у них были все знаки доверия Богуна, и Горпина должна была признать в них послов, исполняющих его волю, но если духи или черти предостерегут ее? Этого больше всего боялись Жендзян и Заглоба, который, несмотря на то что изучил черное искусство, думал об этом не без волнения. В таком случае они застали бы Яр пустым или, еще хуже, застали бы там казаков из Рашкова, скрытых в засаде. Сердца их бились тревожно, и когда они несколько часов спустя заметили издали блестящую ленту воды, красное лицо Жендзяна немного побледнело.

– Это Валадынка, – сказал он глухим голосом.

– Неужели? – тихо спросил Заглоба. – Как мы близко!

– О Господи! Храни нас! – сказал Жендзян. – Ну, начинайте ваши заклинания, а то я боюсь.

– Глупости все это! Перекрестим реку и пропасть – это больше поможет. Володыевский был спокойнее всех, но молчал; он осмотрел пистолеты и

подсыпал свежего пороха на полки, попробовал, легко ли выходит сабля из ножен.

– В этом пистолете у меня освященная пуля, – сказал Жендзян, – во имя Отца, и Сына, и Святого Духа! Вперед!

– Вперед! Вперед!

Вскоре они очутились на берегу реки и свернули по ее течению. Здесь Володыевский остановил их на минуту и сказал:

– Пусть Жендзян возьмет пернач, колдунья знает его, поэтому пусть он первый переговорит с нею, чтобы она не испугалась нас и не убежала с княжной в какую-нибудь трущобу.

– Как хотите, Панове, а я первым не поеду, – сказал Жендзян.

– Тогда поезжай последним, дурак.

С этими словами Володыевский поехал первым, за ним Заглоба и, наконец, слуга со свободными лошадьми, беспокойно оглядывавшийся по сторонам. Лошадиные копыта стучали по камням; вокруг царила глубокая тишина, лишь саранча и стрекозы, скрытые в трещинах и расщелинах, трещали не умолкая; день был знойный, хотя солнце клонилось уже к западу. Наконец путешественники въехали на гору, похожую на рыцарский щит, на которой громоздились распавшиеся и выветрившиеся скалы, похожие на развалины или церковные башни; можно было подумать, что это замок или город, разрушенный только вчера неприятелем.

– Это Вражье Урочище, – сказал Жендзян, – я узнал его со слов Богуна. Ночью здесь никто не может пройти живым.

– Если не пройдет, то, может быть, проедет, – возразил Заглоба. – Тьфу! Что за проклятая страна! Но мы по крайней мере на хорошей дороге!

– Теперь уж недалеко! – сказал Жендзян.

– Слава богу, – произнес Заглоба, и мысли его устремились к княжне.

У него было как-то странно на душе, и при виде диких берегов Валадынки, пустыни и глуши ему не верилось, будто княжна, ради которой он перенес столько невзгод и опасностей и которую он так любит, что после вести о смерти ее не знал, что делать со своей жизнью, со своей старостью, – была уже совсем близко. Но человек привыкает даже к несчастью, и Заглоба за это долгое время освоился с мыслью, что она похищена и находится в руках Богуна; а теперь он не смел даже думать, что настал конец печали и поискам, что начнется радость и спокойствие. Много мыслей приходило ему в голову: что она скажет, когда увидит его? Не заплачет ли? После столь продолжительного заключения она будет поражена как молнией своим неожиданным спасением. «Бог может все устроить, – подумал Заглоба, – наказать злых и наградить добрых. Бог отдал Жендзяна в руки Богуна, а потом связал их дружбой. Бог устроил так, что война, эта злая мачеха, отозвала дикого атамана из пустыни, где он стерег свою добычу, как волк. Бог выдал его в руки Володыевского и опять сблизил с Жендзяном, и все устроилось так, что теперь, когда княжна, может быть, теряет последнюю надежду на свое освобождение, – помощь тут как тут! Наконец-то кончатся твои страдания, моя дочурка, – думал Заглоба, – и ждет тебя безмерная радость. Ой, как ты будешь благодарна нам!»

И она встала перед глазами как живая; старик расчувствовался и погрузился в размышления о том, что вскоре случится. В это время Жендзян дернул его за рукав.