Посетитель, а точнее – уполномоченный по сверхсекретным переговорам государственной важности – пожал руку Руденко. Рукопожатие было крепкое, военное. Крепкий орешек приходил к нему, однако. Притворился поначалу недотёпой в очках против катаракты. Ох, уж эти артисты в погонах…
Руденко ощущал странную смесь досады и чувства своего унижения. Так вот как, оказывается, нынче делаются такие предложения. Мягко, тихо. Как это, помнится, говорил своим негромким сиплым голосом дон Карлеоне в «Крёстном отце»:
– …Мы сможем договориться. И как разумный человек, я готов сделать всё, чтобы найти мирный способ решения проблем.
Попробуй теперь Руденко сказать «нет» в ответ на предложение, от которого нельзя отказаться (опять всё тот же «Крёстный отец» …)
Как и сегодня, Руденко после того, трёхлетней давности, разговора с Иксааковым, не спал почти всю ночь. Он терзался, метался, переживал. В душе его что-то коробилось, коверкалось, сжималось и разжималось. Он долго зависал, как металлический шарик между двумя полюсами электромагнита – как-то однажды видел этот фокус. Но в его случае полюса были ещё более мощными и безжалостными. Надо было выбирать: или выгодное предложение с перспективой стать директором необычного НИИ на острове Тех, а в дальнейшем – академиком, или – отказаться, так как эксперименты, как предполагается, будут очень рискованные для занятых в них людей. Заказчики могут и не знать, какую придётся заплатить цену для получения нужного им продукта. А может быть, и знают…
Во время их второй встречи, уже не в ресторане, а в кабинете при лаборатории, Руденко не спешил с ответом. Иксааков на этот раз пришёл в тех же очках. Он не улыбался, как в первый раз, смотрел строго и выжидающе.
– Знаете, – заговорил Руденко. – Долго думал… размышлял…
– Давайте не множить синонимы, – предложил Иксааков. – Я отвечу на ваш невысказанный вопрос. При вашем отказе мы просто возьмём с вас подписку о неразглашении, вот и всё. Но придётся сделать вас невыездным, уж извините. – Он вдруг поменял интонацию, как это умеют делать работники всех спецслужб. Заговорил по-дружески, по-свойски:
– Павел Иванович, помните, у писателя Андрея Платонова есть такое выражение: «Жить можно уже не так тускло, как в презервативе»? Вижу, вижу, что помните. Вот и улыбнулись немного – и вы, и я… Ну вот – зачем вам тусклая жизнь? Мы поможем сделать вам жизнь свою яркой, состояться вам как учёному, помочь решить задачу государственной важности. Со временем мы посвятим вас в подробности… Соглашайтесь, а? Соглашайтесь, Павел Иванович, уважаемый!
Руденко глубоко вздохнул. Собрался и ответил:
– Считаю для себя честью участвовать в этом проекте. Благодарю за оказанное доверие.
Иксааков неопределённо мотнул головой:
– Ну, про доверие – это не ко мне, я передам кому надо. А от меня лично – спасибо. Удач вам. При следующих наших встречах мы обсудим текущие вопросы. А сейчас – подпишите, пожалуйста, вот эти бумаги. Да, надо, надо, режим секретности… Вот, спасибо.
– Вы за рулём? – спросил Руденко.
– Я с водителем, – немного удивившись, ответил Иксааков.
– Коньяк, виски, вино? Предлагаю отметить.
– Вино, пожалуй.
Руденко посигналил кнопкой на внутреннем телефоне. Зашла Алина, источая, как всегда, едва уловимый аромат восточных благовоний.
– Алиночка, нам с коллегой принеси вина и фруктов, пожалуйста… И пока не беспокоить.
…И в тот момент, когда Руденко в очередной раз прокрутил в голове всю эту историю, он успокоился, ровно и глубоко задышал – и уснул, сном, в котором душа его парила высоко, сбросив с себя застрявшие в ней, как пули в теле, угрызения совести, сомнения, осознание того, что нужно быть всегда готовым в жизни предать и быть преданным. И сбросила его душа понимание (уже не горькое, как когда-то, а привычное), что зло часто бывает сильнее из-за своей природной жёсткости, а добро проигрывает из-за своей мягкости… Нет, во сне душа парила, как в раю, и Руденко снились голуби из его детства, он слышал их воркование и кормил их семечками, которые выковыривал из только что сорванного в деревенском огороде подсолнуха…
Но сладкий сон длился недолго. Зазвонил телефон. В окошке мобильника значилось – Василий Петрович. Дела… дела… дела…
Прибытие на остров Тех
Черепаха широко разевала красную пасть и угрожающе показывала зубы-пластины. Секунда – и карандаш хрустнул в этой микро-гильотине. Черепаха, неуверенно стоявшая кривоватыми лапками на паркете, смотрела на Власия холодными инфернальными глазами.
Влас, ожидая звонка, забавлялся, ползая на коленях на полу, с вытащенной из аквариума своей любимицей, поддразнивал её, давал ей на растерзания всякую ерунду: карандаш, листок бумаги, свою старую, давно ненужную и неактуальную визитную карточку…
Вздрогнули одновременно и черепаха, и Влас: зазвонил, завибрировал, начал ползать по паркету мобильный телефон.
– Слушаю вас…
– Привет, племяш! – услышал он голос дяди Павла – для него всё ещё полковника Руденко. – Как обещал, перезваниваю. Извини, не мог тогда говорить, был очень занят. Как твои дела? Чем могу быть полезен?
– Здравствуй, дорогой дядюшка-полковник! – Влас заставил себя перейти на тон, который давно был принят между ними. – Рад слышать. В наши края не собираешься?
В трубке телефона послышался какой-то звон. Дядя отдавал кому-то распоряжения.
– Да, извини. – Руденко откашлялся. – Слушаю тебя, Власик.
– Дядя Павел, идейка одна меня томит с недавнего времени…
– Так поделись, может, полегчает?
Стас ещё секунду поколебался. Потом продолжил:
– Я ведь теперь вольная птица поневоле. Может, пригожусь в твоём институте? Лаборантом там, нянечкой.
Руденко захохотал:
– Нянечкой? Ну ты даёшь… А, впрочем, … Нет, не нянечкой… Есть кое-что… Мне звонил вчера по твоему поводу известный тебе Василий Петрович. А чего ты раньше-то молчал? Я думал, ты при деле… Знаешь, что? – а бери-ка ты билеты и дуй скорее ко мне…
Власу оставалось пристроить черепаху и аквариум добродушной пожилой соседке по лестничной площадке, дать денег старушке на прокорм питомицы, и собираться в дальнюю дорогу.
…Разрывая кокон, на свет божий выходит бабочка. Поначалу мокрые и смятые крылья бабочки прижаты к бокам её тела, но постепенно они просыхают и расправляются – и вот бабочка вспорхнула и полетела к солнцу…
Странный сон слетел, когда стюардессе деликатно тронула за плечо задремавшего пассажира:
– Самолёт идёт на посадку. Пристегнитесь, пожалуйста.
Южный аэропорт встретил Власа теплом, красками, цветами, добродушной суетой – многие приехали в эти края на отдых. И лишь очень немногие потом добирались до острова через закрытый военно-морской причал. Сегодня это были Влас и Антон, которому Руденко поручил встретить нового сотрудника. Профессор велел Антону накануне:
– Завтра прибывает мой племянник, Власий. Будет у нас работать, заведовать пиар-отделом. Встреть его, но по пути о делах не говорите. Утром я буду занят. Ты его оформи в отделе кадров, пока временно. Подписка о неразглашении и прочие формальности – всё на тебе. Проследи.
В аэропорту Влас и Антон обменялись сдержанными рукопожатиями. Влас узнал своего встречающего по фуражке, стилизованной под морскую – фотку в таком головном уборе Антон прислал будущему сотруднику института по новому модному мессенджеру «Яснограм».
– Как долетели? – вежливо, пока они шли к такси, интересовался Антон, настойчиво забирая у Власа спортивную сумку с вещами и ноутбуком.
– Прекрасно, – ответил Влас. На миг он вспомнил свой странный сон. – Летел как бабочка, легко и красиво… В основном спал.
– Ну что ж, прекрасно… а я вот не могу спать в самолётах, – делился Антон своей проблемой, когда они уже мчались в машине. – Мне кажется каждый раз, что, стоит мне уснуть, как ситуация выйдет из-под моего контроля, и самолёт упадёт…
Такси на большой скорости неслось по чёрному асфальтовому, судя по всему, недавно отремонтированному шоссе. По обеим сторонам дороги весенний, уже по-южному зазеленевший лес, огораживала колючая проволока, завивающаяся кольцами. Этот отрезок пути вёл к военно-морскому, закрытому, порту. Машин почти не было, они обогнали лишь один грузовик с брезентовым тентом оливкового цвета.
– А вы знаете… – Власа заинтересовали слова Антона. – Возможно, в этом есть логика… Я насчёт ваших переживаний в самолёте. …Вот вы заснули, а кто-то обидел стюардессу… Та пошла жаловаться пилотам. Один из них – любовник стюардессы, пошёл разбираться что к чему, а у второго пилота в этот момент – инсультик… и…
– …И пошло-поехало, и – бац! – катастрофа, – согласился Антон. – Ну да, ну да… – глубокомысленно протянул он. – Всё порой плотно взаимосвязано, а мы и не подозревает об этом… Так… выходим, дальше пешком, тут шлагбаум.
Антон не переставал опекать Власа и тогда, когда они садились на катер: