Потом, по всей видимости, Ангелина Ивановна одумалась и пробурчала:
– Здравствуй, коли, не шутишь, не знаю, как звать – величать.
– Меня Павлом кличут, – представился Меченосец.
– Ну, Павлом, так Павлом, – пробурчала Ангелина Ивановна и проследовала в кухню.
– Вредная старушенция, – подумал Меченосец и забрался в туалет.
Первый раз со Светочкой Меченосец пересекся на кухне, когда вечером ставил на керогаз закопченный чайник.
– Здравствуйте, – поздоровался он и, упреждая вопрос об имени, представился, – родители меня Павлом нарекли.
– Очень приятно, – покраснев, произнесла Светочка, – а меня зовут Светлана.
– А по батюшке как? – спросил Меченосец.
– Можно просто Светлана, – разрешила Светочка.
Пока разогревался чайник, они перекинулись еще несколькими, ничего не значащими фразами и разошлись по своим комнатам.
Встреча с Емельянычем оказалась очень задушевной и продолжительной.
Татьяна не пришла еще с дневной смены, а Меченосец валялся на кровати и слушал пластинки.
Клавдия Шульженко напевала с пластинки о синеньком скромном платочке, когда в дверь тихонько постучали, и в комнату просунулось небритое лицо Емельяныча.
– Не помещаю? – спросил он и, получив разрешающий ответ, втиснулся в комнату.
Меченосец встал с постели и, придвинув стул, предложил Емельянычу сесть.
Емельяныч любезно согласился и, сев на стул, представился:
– Кирилл Емельяныч, а попросту Емельяныч.
– Павел, хоть попросту, хоть как, – представился Меченосец.
– Ну, молодец, – с восхищением осмотрел Меченосца Емельяныч, – никак из Сибири? – спросил он.
– Из Сибири, – подтвердил Павел и засуетился возле стола.
На столе появились бутылка столичной, хлеб, соленые огурчики и баночка консервов.
– У нас в Сибири за знакомство принято чебулдыкнуть, – сказал Меченосец, наполняя стопки».
– Как ты сказал? – переспросил Емельяныч.
– Чебулдыкнуть, значит выпить, – повторил Меченосец.
– Чудно, – покачал головой Емельяныч, но стопку со стола прихватил.
Они чокнулись за знакомство и, пропустив содержимое вовнутрь, захрумкали солеными огурчиками.
– А ты, значится, с фронта прибыл? – спросил Емельяныч.
– С Первого Украинского, – подтвердил Меченосец, – до самого Берлина дошел.
– Молодец, – еще раз похвалил Емельяныч, – поди, страшно на передовой-то было.
– По—всякому, бывало сердце в пятки так и шарахалось, – ответил Меченосец, – а глотнешь из фляги глоток или два, и оно обратно возвращается.
– Значит, с ентим делом, – показал Емельяныч на бутылку, – и на фронте половчей.
– А то, как же, – тоном бывалого солдата заявил Меченосец, – без спирта на фронте ни ногой. Как в атаку, так сто грамм, ну, а если, например, в окружении, так все двести.
– Неужь двести? – неподдельно удивился Емельяныч. – Двести, а иногда и поболе, – подтвердил Меченосец. – Ну, что ж, – перехватил инициативу Емельяныч, – тогда за вас, за фронтовиков.
Они выпили по второй, и Емельяныч попросил поставить пластинку с Лидией Руслановой.
Меченосец поставил пластинку, и в комнате раздался звонкий голос певицы:
Живёт моя красотка
В высоком терему,
А в тот высокий терем
Нет входа никому.
И тут Емельяныч расправил плечи и подхватил:
Я знаю, у красотки
Есть сторож у крыльца,
Но он не загородит
Дороги молодца.
И вот нежданным гостем
Войду я в терем к ней.
Была бы только ночка
Сегодня потемней.
Здорова будь, красотка,