Четвертая Беты

– В чем, в чем… В том, что вы пробрались сюда с целью выведать наши секреты.

– А у вас есть что выведывать? – спросил Дан.

– К сожалению! – буркнул Поэт мрачно.

– Почему именно выведывать, – сказала Ника упрямо. – Может, мы – путешественники, приехавшие посмотреть страну?

– Ну и как это вам удалось?

– В смысле?

– У нас не бывает путешественников.

– Совсем?

– За редким исключением.

– Вот видишь, – сказал Дан бодро, но Поэт перебил его:

– Исключений, обвешанных гирляндами всяких бумаг. У вас они есть?

Дан промолчал.

– А кем нас считаешь ты? – спросила Ника после паузы.

– Во всяком случае, не дернитскими агентами, – усмехнулся Поэт.

Дан отметил новую информацию, но выяснять, кто такие дерниты, поостерегся, вместо того спросил:

– Кем же?

– Не все ли равно, – ответил Поэт неопределенно.

– То есть тебе безразлично, кто мы?

– Мало ли что мне небезразлично! Я не из Охраны, чужие секреты не моя забота. Захотите – сами скажете, нет – так нет.

– А почему ты с нами возишься?.. извини за бестактность, но… Тратишь на нас столько времени…

– Мое время недорого стоит.

– И все же?

– Просто вы мне интересны. Вы другие, непохожие на нас. А может, и похожие, но все равно другие. И потом… прости, но ты сам напросился… мне нравится твоя жена.

– И всегда ты так прям в своих ухаживаниях? – Дан постарался скрыть бешенство под иронией, но не очень получилось.

– А разве я ухаживаю за ней? И не думал. Я просто сказал правду. Я всегда говорю правду, по крайней мере, стараюсь.

– Значит, я могу надеяться, что решив перейти к ухаживаниям, ты сообщишь мне об этом?

– Обязательно. – Поэт был невозмутим, чего нельзя сказать о Дане.

– Не ссорьтесь, ради бога, – вмешалась Ника. – Что за глупости? Дан, ты поумнеешь когда-нибудь или нет?

– Нет, – пробурчал Дан. Он еще злился.

– Скажи, Поэт, – перевела разговор на более безопасную тему Ника, – что это за Великий План? И что такое Дома?

– Дома? Дома – это… Знаете, что? Чем рассказывать, я вам лучше покажу. Пойдемте со мной, я обещал сегодня быть в Домах, у друзей. Идем? Вообще-то вам лучше бы переодеться, вы слишком хорошо одеты для Бакнии…

– У нас ничего другого нет, – развела руками Ника.

– Ладно, сойдет. Уже темно. Только собери волосы, в Бакнии нет таких волос.

Ника залилась краской, но волосы собрала. Тяжелый узел на затылке шел ей еще больше.

– А теперь как? Лучше?

– Все равно в Бакнии нет таких волос, – пробормотал Поэт под нос.

Они шли по неосвещенному городу больше получаса.

Улицы причудливо изгибались, всползали на холмы, скатывались с них, иногда ныряли в какие-то туннели… приглядевшись, Дан понял, что туннели это те же улицы, только застроенные и сверху, видимо, лицо местного градостроительства определяла перенаселенность… хотя, с другой стороны, целые кварталы казались необитаемыми, настолько они были лишены звука и света.

– Скажи, Поэт, – почему-то шепотом спросила Ника, – здесь никто не живет?

– Живет. Но многие квартиры пусты. Это тот район, из которого часть жителей переселили в Дома.

– И где ж эти Дома, наконец?

– Гляди.

По направлению вытянутой руки Поэта виднелся гигантский прямоугольник, усеянный светящимися точками. Когда они подошли поближе, прямоугольник резко разросся, заняв весь горизонт. Светящиеся точки оказались окнами.

– Это и есть Дома?

– Дом. Их пока два.

– Пока?

– Строится третий, и скоро, видимо, начнут строить еще один.

Свернули к одному из подъездов, с унылым постоянством возникавших через каждые пятнадцать-двадцать метров. Поэт заглянул в маленькое окошечко на двери.

– Порядок. Только молчите.

Он толкнул тяжелую стальную дверь. За дверью оказался довольно просторный холл, где у небольшого пульта сидел человек в форме Охраны. Человек привычно протянул руку к пульту, но увидел Поэта, и рука остановилась на полпути.