Демон в полдень

– Это издевательство, – прошипела я.

– Нет, это помощь, – аргументировал свои действия Алтай, – но я могу только бросить тебе спасательный круг. А плыть, с ним или без, ты уже должна сама.

– Знаешь, это твоя привычка философствовать порой сильно раздражает, – я начала срывать с себя куртку, так как она была хорошая и мне не хотелось вытереть ею все местные помои.

– Тебя всё раздражает. Так было всегда, сколько я тебя знаю, – рассмеялся Алтай, упирая руки в боки. – Ты – маленький эпицентр ярости.

Я изобразила на своем лице все, что думаю по этому поводу, а после полезла за баки, протискиваясь между ними и стеной.

Моя достаточно хрупкая конституция не подходила для участия в боях без правил, о чем я искренне сожалела, но ползать за мусорными бачками вполне себе позволяла. А потому я, извиваясь словно змея перед заклинателем, протиснулась к стене и уставилась на кирпичную кладку.

– Я на месте, – негромко сообщила я, обращаясь себе за спину, где остался стоять Алтай.

– Да я вижу, – ответили мне. – Начинай прощупывать камни.

– Если здесь ничего нет, – я отодвинула от своего лица угол торчащей из бачка упаковки от пиццы, уже успевшей завоняться, – то…

– То что? – перебил меня насмешливый голос Алтая. Кажется, вся эта ситуация его забавляла.

– Не придумала пока, – процедила я сквозь зубы.

– Да, с фантазией у тебя тоже всегда были проблемы, – обрадовал меня новым комплиментом друг. – Меньше болтай, большей работай руками. Быстрее найдешь тайник, быстрее вылезешь оттуда.

– Да ищу я, ищу, – проворчала я, осматривая стену, по которой пришлось распластаться. Но несмотря на неудобное расположение мои пальцы пробегали от камня к камню, шустро ощупывая швы на предмет сколов, трещин или зазубрин. Одновременно я простукивала поверхность камней, предполагая, что один из кирпичей может быть пластмассовой или деревянной подделкой. И…ничего.

– Здесь пусто, – сообщила я, проверив практически всю стену. Мне оставался лишь последний ряд, у самой земли, достать до которого было очень трудно, так как требовалось присесть, но на это не хватало места. Я и вертикальном положении едва могла шевелиться. И вот я кое-как смогла в полусогнутом состоянии вытянуть руку и дотронуться кончиками пальцев до последнего камня, как под ними что-то хрустнуло и провалилось внутрь. – Хотя… стой! Кажется, нашла!

Я начала вслепую шарить пальцами в образовавшемся отверстии. Заглянуть в него я не могла, так как хоть и стояла в позе страуса – попой к солнцу, головой у земли, – стенка не позволяла мне выгнуть шею и увидеть, что же там такое обнаружилось. А потому пришлось действовать на ощупь, хотя все, что мне удалась нащупать – это воздух. Но вот мои ногти подцепили край чего-то очень похожего на сложенный лист бумаги. Я выдохнула, задрала попу еще выше и прильнула щекой к кирпичной кладке так, словно всю жизнь об этом мечтала. Стенка на мои притязания никак не отреагировала – и хорошо. Наконец, мне удало ухватить край того, что лежало в тайнике и я со вздохом полного удовлетворения смогла распрямить отчаянно затекшую спину.

– Ты чего там стонешь? – с нотками подозрения поинтересовался Алтай.

– Спина затекла, – поделилась я своими переживаниями и начала пробираться обратно.

– Ааа, – протянул Алтай, когда моё лицо выглянуло на свет божий из темного закутка, – а я думал, ты там мужичка себе нашла.

– За мусорными баками? – сердито буркнула я, отряхивая штаны и снимая с рук нацепившуюся паутину. Кстати, о последнем…– Не знаю, как твой информатор умудрился обустроить в таком месте тайник, но судя по количеству пауков, чьему спокойному существованию помешало моё несанкционированное вторжение, туда никто не лазил с царских времен.

– Так, в прошлом году ровно сто лет прошло, как царя казнили, – прогудел Алтай.

– Вот и я об этом, – кое-как очистившись от грязи, я накинула куртку и уже после решила изучить находку.

Это действительно была бумага, но не просто лист, а сложенный…билет в цирк.

– Отлично! – бурно отреагировала я. – То есть, я там корчилась от натуги ради билета в цирк?

– У тебя вот тут отпечаток кирпича, – Алтай указал на мою щеку и по его напряженному лицу, я поняла, что он едва сдерживается от смеха.

– Иди ты…в цирк! – не выдержала я, пихнула ему в руки билет и чеканя шаг направилась вон из переулка.

– Стой, – крикнул мне в след Алтай. – Ты не поняла!

– Что я не поняла? – бросила я, не оборачиваясь. – Что просто теряю здесь время?

– Скорее всего, это просто первая подсказка. Тебе надо сходить на представление, чтобы найти вторую.

Я услышала за своей спиной слоновий топот, а это означало, что Алтай пытался меня догнать.

Я резко выдохнула и остановилась. Мне, конечно, не до веселья, но заставлять старого знакомого бегать за мной будет просто свинством с своей стороны.

– Алтай, мне сейчас не до разгадывания шарад. И у меня совершенно нет времени участвовать в каких-то странных детективных играх.

– Мне тоже, – серьезно ответил Алтай. – Думаешь, ты одна чувствуешь, что происходит что-то странное?

– Ты о чем? – меня накрыло волной растерянности пополам с тревогой.

Алтай аккуратно сложил билет, расстегнул молнию на кармане моей куртки, сунул билет и снова застегнул. А уже после ответил:

– Я не первый день живу, девочка. И так же, как и у тебя, чутье у меня звериное. Не потому что мы с тобой такие крутые, а потому что оба выходили за грань допустимого, переступая через свою человечность. Это не просто ломает, это меняет химический состав крови. Превращает из разумного существа в животное. А что делает животное? Оно живет инстинктами. Так и мы с тобой, девочка, живем инстинктами и никому не верим, потому что вера – это слишком большая роскошь, – он остановился, выдохнул, а потом продолжил: – Глазами я вижу то, что видят все остальные – обычная жизнь, такая же, как была день, месяц, год назад. Но инстинктами я чувствую – что-то меняется. Оно в воздухе. Оно в каждом рассвете. Оно в каждом дуновении ветра. Что-то грядет. И боюсь, это что-то станет началом конца.

Алтай замолчал. Молчала и я, обдумывая его слова. После он оглянулся по сторонам и чуть склонив голову, продолжил уже тише:

– Они, – он выделил это слово и прикоснулся к своему плечу, словно стряхивая пыль, но я поняла на что он намекал – на погоны, – думают, что никто не заметил увеличения их количества там, где это не нужно. Здесь нет границы, которую нужно охранять, нет военных объектов, нет стратегически важной инфраструктуры. Вспомни историю. Как одна наша императрица взошла на престол благодаря поддержке гвардии и вельмож.

Я подняла на него ошарашенный взгляд, потому что то, к чему он клонил не укладывалось вообще ни в какие рамки.

– Ты намекаешь на государственный переворот? – прошептала я, потому что даже помыслить о таким казалось уже кощунством.

– А что? – пожал Алтай широкими плечами. – Армия всегда играла большую роль в политической жизни страны. Армия – это сила. А у кого сила, тот и прав. На этом строится вся наша жизнь, все наше общество. Тебе ли не знать об этом.

– А вельможи? – все никак не могла я уложить эту теорию в своей голове.

– А что вельможи? Сегодня вельможи – это те, у кого больше всех денег. Богатство праведным путем не наживешь, следовательно, вельможи у нас кто?

– Криминалитет, – дала я ответ не раздумывая.

– Правильно, девочка. Криминалитет, который всегда был и всегда будет. Во всех странах при любых режимах. Только где-то он на виду, где-то правит из подполья, а где-то рядится в деловые одежды и изображает из себя интеллигенцию в десятом поколении посещая деловые приемы да светские рауты.

– Но для того, чтобы они обеспечили свою поддержку, необходимо предложить им что-то, от чего они не смогут отказаться, – продолжила я оспаривать версию Алтая.

– Или заставить. Например, шантажом, – Алтай посмотрел на исподлобья таким образом, словно пытался донести какую-то мысль, которую не мог сказать прямо. – А чем можно держать за горло тех, кто может сам кого угодно за горло взять?

Я знала.

– Компроматом.

Алтай согласно кивнул, но добавил:

– Или близкими. У всех есть близкие люди, жизнь и благополучие которых дороже своей собственной. Даже у криминальных авторитетов.