Демон в полдень

И Крот начал зачитывать:

– Приди, Адский, Земной и Небесный. Бог широких дорог и перекрестков, ты, который ездит туда и сюда с факелом в руке, враг дня. Друг и возлюбленный Тьмы, ты, который…

– …радуется, когда суки воют и льется теплая кровь, ты, который бродишь среди призраков и могил, ты, который удовлетворяешь жажду крови, ты, который вызываешь страх в смертных душах детей, – без запинки продолжила я, потому что слова, произнесенные хранительницей, запомнила очень хорошо.

– Ты знаешь этот…я не знаю, что это? Заклинание?

– Скорее, воззвание, – пробормотала я, остановившись на месте. – Или в данном случае, намек на скорую смерть. Мне пора, пока.

– Эй, погоди, Седой просил передать, что…

Но я больше не стала слушать. Бросила трубку и подошла к столу, потому что по поверхности кровавой лужицы пошли круги и появилось лицо Дарины.

– Почему так долго? – едва не заорала я.

– Извини, Альфа оборотней не живет у меня в шкафу, – съязвила ведьма, что было ей позволительно. Профессия деформация, так сказать.

– А мне казалось, он живет у тебя в кровати, – в том же тоне ответила я и тут же добавила: – Прости, не утерпела, ты же меня знаешь.

– Знаю, – медленно протянула Дарина, – и только поэтому помогаю.

– Он поговорит со мной? – начала торопиться я, поглядывая на всё еще неподвижное тело Марины.

Дарина ничего не ответила, лишь молча отошла в сторону, пропав из моего поля зрения. А на её месте появился Альфа. Это был молодой мужчина с чисто выбритым лицом и такими же чистыми, ровными чертами лица. Также у него имелась мощная челюсть и шапка густых волос, небрежно спадающих на лоб и прикрывающих уши.

– Привет, Серафима, – поздоровался он. Голос у него был чуть низковатый, даже где-то немного рокочущий. Казалось, еще немного и он зарычит.

– Здравствуйте, – сдержанно ответила я. Мы уже были знакомы, даже встречались в довольно неформатной обстановке. Но я всегда держалась с ним настороже, потому что знала – с ним шутить не стоит.

Буквально воспитанный стаей, мужчина придерживался строгих законов, которые действовали среди оборотней, а также своих собственных принципов, которые зачастую ставил даже выше жизни других людей.

Насколько мне было известно, Альфа попал к оборотням в возрасте шестнадцати лет. Ликантропией заразился случайно, даже где-то банально – неудачно сходил к стоматологу, который небрежно относился к обработке своих инструментов. Первые десять лет своей жизни в состоянии оборотня парень посвятил самоуничтожению и попыткам не быть тем, в кого его превратила судьба. Не получилось. А потому пришлось смириться и попытаться жить дальше.

Когда будущий король оборотней преодолел ненависть к себе и злость на весь остальной мир, то понял, что быть простым рядовым членом общества ликантропов ему как-то не хочется и начал бороться за лучшую жизнь. А у оборотней добиться успеха можно только так – через кровь, боль и смертельный бой один на один с тем, на чье место ты претендуешь. Прошло пять лет и вот сегодня – он главный, достигнув самой верхушки иерархической лестницы. Стоило ли оно того? Наверное, если искренне верить в то, к чему стремишься. В этом случае, даже поход по трупам может быть оправдан перед совестью.

– Ты выглядишь лучше, чем в нашу последнюю встречу, – с хитрой смешинкой заметил Альфа.

– Пить бросила, – без улыбки ответила я, не отводя взгляда.

– Надо же, – восхитился оборотень все с тем же блеском в чуть изменивших цвет глазах.

– Заставили, – свела я на нет его восхищение. – А еще заставили работать.

– Это я тоже заметил, – кивнул Альфа, так же поддерживая зрительный контакт. Мы были словно застывшие друг перед другом фехтовальщики, со шпагами наизготовку.

– Вопрос, – перешла я к делу, решив, что обмен любезностями благополучно окончен. – Все вервольфы – ликантропы, но не все ликантропы – вервольфы. Правильно?

– Да, – спокойно подтвердил Альфа. – Есть и другие формы, кроме волчьей. А почему ты интересуешься?

– Мне кажется, что я встретила оборотня, – попыталась объяснить я, сама до конца не понимая, кого именно ищу. – Вот только этот оборотень способен долго сохранять молодость и превращаться не в животных, а в других людей. Вернее, я пока видела только два его облика. Ну, мне кажется, что их пока было два.

– А животная форма у него есть? – заинтересовался Альфа.

Я покачала головой.

– Я не знаю, возможно. Есть еще одна особенность – он умеет влиять на людей, на их сознание. Внушать им…разные вещи. Но не гипнотизировать, а словно…зачаровывать.

– Что-то не похоже на оборотня, – с сомнением поджал губы Альфа. – Если у него нет животной формы, то это не ликантроп, Фима. Но я готов с уверенностью на сто процентов заявить, что это точно не вервольф. Таких способностей у нас нет, а по поводу других форм – я не все знаю. У нас не принято делиться интимными подробностями своего вида.

– А если животная форма есть, – начала я выстраивать теорию, стараясь уцепиться хотя бы за что-то, – то, кто это может быть?

– Не знаю, – Альфа, казалось, растерялся. – Может быть, ты не там ищешь, Фима?

– Теперь я уже тоже начала сомневаться, – ответила я, хотя внутренний голос вопил, что от этого дела буквально разит оборотнями.

– Погоди, – вдруг насторожился Альфа, – ты сказала «он», а это точно мужчина?

– Нууу, – замялась я. – Нет, хотя тут тоже есть сомнения.

– То, что я тебе сейчас расскажу граничит с мифологией и городскими легендами, – Альфа вдруг принял строгий вид. – А потому я не несу никакой ответственности за достоверность информации.

Я согласно кивнула, понимая, к чему ведет оборотень. Ликантропы очень ответственно относятся к словам. Для них все, что они говорят – имеет особое значение. А потому говорят они мало, а попусту болтают так и вовсе редко. Это их качество мне всегда импонировало. Больше, чем застрявшие между зубов куски человеческой плоти.

– Есть теория, – он выделил голосом последнее слово, – о существовании женщин-оборотней, которые имеют второй облик, но при этом не являются ликантропами.

– Это как так?

– А вот так! Их называют ламиями и в животной форме они выглядят, как нечто среднее между змеёй и ящерицей. Они бесплодны, а потому не способны передавая ликантропию своему потомству, как это, например, происходит у тигров. Тигриная ликантропия не передаётся через укус. Тигром-оборотнем можно только родиться. В отличии от ликантропии волчьей. У нас все наоборот – наши самки редко способны выносить ребенка, но укус вервольфа автоматически означает заражение.

– А укус ламии? – спросила я, хотя не уверена, что у них имеются зубы.

– Насколько мне известно, они не кусючие, – ухмыльнулся оборотень, продемонстрировав красивые крепкие зубы. Меня слегка передернуло. А как возле него Дарина засыпает – вообще не понятно.

– Но как, в таком случае, появились ламии?

– Фима, я вообще не уверен, что они существуют, – оборвал мои рассуждения Альфа, которому это тема была не так интересна, как мне. – Я с ними никогда не встречался. И вспомнил, только потому, что ламии, якобы, обладают способностью ментального воздействия. Какими-то своими фибрами они улавливают настроения и чувства людей, влияя на них. Кроме того, умеют менять облик, но процесс этот долгий, мучительный и жуткий.

– А вот с жуткого поподробнее, пожалуйста, – оживилась я, незнакомая с фольклором оборотней.

– Там все реально страшно, – предупредил меня Альфа. – Чтобы поменять облик им необходимо сначала принять животную форму, а после натянуть на себя кожу того человека, личину которого они хотят принять.

– Погоди, но разве для этого не нужно сначала эту самую кожу содрать?

– Мыслишь в правильном направлении. Да, сначала они снимают кожу, причем целиком и заживо.

– Ох, – содрогнулась я от отвращения, живо представив себе эту картину.

– Да, они вроде как-то усыпляют жертву, – добросовестно делился информацией Альфа.