Пантеон

Смирились Андерсоны еще и потому, как определил парень, что платили не из своего кармана (случайно услышал их разговор). А ведь какое иное занятие в элитном университете или колледже могло разбазарить оставленный на имя их сына фонд гораздо сильнее – где-то в глубине сознания, среди вороха прочих однобоких помыслов, Андерсоны рассчитывали, что какие-то средства ведь останутся по итогу, а они смогут на них хотя бы косвенно претендовать. Еще и по этой причине нельзя бросать учебу, хоть возвращение туда кажется повторяющимся из ночи в ночь кошмаром, но какие бы чувства и страхи не обуревали Эбби – ему нужно взять себя в руки и доделать начатое.

А Андерсоны… Ну их! Они никогда не являлись теми, кому можно довериться и на кого опереться. Вспомнился дядя. Взгрустнулось.

И как же его мать не походила на Бенджамина, на дядю Эбби! Вот во всем – внешне и внутренне… А от дяди Бена и парню ничего не досталось, но только фенотипически, по крови он – ему родич, по духу – союзник.

И сделалось тяжко, что вырастившего Эбби человека теперь больше нет. А есть у него наследство и эти троглодиты из Нейпервилла.

Хотя бы черточку дядину разглядеть в мимолетном зеркальном движении! Но нет – Сизифов труд… И не единственная его потеря.

Имелся у парня некий алфавит имен и их носителей. ABCD! Его имя не в счет!

Артур, Бенджамин, Чарли, D – делят Дебора и Дункан.

А теперь? ABCD, Fuck you! Порядок нарушен. Остались только литеры C и D… Надолго ли?

И честно, без доли ханжества, он подумал: дали бы ему выбор, то жребиев не надо, жизнь миссис Андерсон или мистера Андерсона тотчас бы отдал, чтобы остался лишь он. Дядя Бен. Нет, настоящий его отец.

А за Артура? За него он бы отдал весь мир.

Он вздохнул, расстегнул еще одну пуговицу на рубашке. Смочил шею, растер рукой. В автобусе припекло, кожа покраснела, имитировала разудалый отдых, будто все лето он провел в Калифорнии. За это, а еще за многое другое, – глаза, принадлежащие мистеру Андерсону, с укоризной жгли Эбби по ту сторону стекла.

Отражения преследовали парня, отражающие поверхности его не любили, дразнились, искажали формы, показывая ему ненавистный образ. Блестящие дверные ручки, подносы, витрины, даже пуговицы – выпуклые, металлические или пластиковые, но имитирующие серебро и золото – все вступили в сговор.

А теперь его подтрунивало туалетное зеркало, к нему бы и рад присоседиться кран – но слишком уж замызган и заляпан. Студент ополоснул лицо, сентябрь пожаром окрасил листья и сгорал от стыда в предвкушении, желая скорее сорвать эти платья с дриад. Эбби достал бумажные салфетки из кармана (в этом клозете такие удобства – излишества, еще и сушилка не работала), кусочки прилипли ко влажным лбу и носу, пришлось задержаться в попытках от них избавиться, продолжая наблюдение за собственным Я (заточенным в имаго создания другого – будущей особи взрослой).

Пока что молодой человек не обнаружил явных и необратимых признаков метаморфозы себя в мистера Альберта Андерсона. Нет, нет, ух! Но такое сходство будто бы делало его сыном Патрика Андерсона по умолчанию, secundum legem naturae – по закону природы, произрастающей от ствола веткой, которая не будет цвести ни красным, ни розовым, ни их полосатой комбинацией, а лишь предназначенным исходным, классическим белым, и цвет этот не даст плод иной – дикую помесь питайи и апельсина, например. Это подобие, рожденное от подобного, без спросу стремилось принять участие в предсказании его будущего: визуального, более примитивного, чем великие деяния и их влияние на действительность.

Ясное дело, до точки невозврата пройдет еще два, три десятка лет, и он превратится из Эбби в мистера Андерсона II, чурающегося просматривать свой студенческий альбом или фотографии со дня рождения какой-нибудь тетушки, ухватившей того за по-юношески пухлые щеки. Станет сверять скучные столбики из прошлого выпуска газеты с номером сегодняшним, при этом ворча, что соседский бульдог утащил ее с крыльца да малость обслюнявил, еще пришлось гнаться за негодником (единственное приключение будущего Андерсона II за несколько месяцев), с отсутствующим выражением рисовать каракули, точки и палочки на счетах за электричество и в тайне мечтать плюнуть в чей-нибудь портрет в картинной галерее (ведь собственную пришлось закрыть за долги, не продав ни одной из своих работ или чужих – прекрасных и бесталанных).

Оттого Альберт и морщил лоб, потом поглаживал чело рукой, ерошил волосы, рассматривал себя в фас и в профиль, опускал подбородок, впиваясь им в кадык (такой же, как у его отца). Он смотрел в зеркало и видел пророчество точное, до боли правдивое – такое бы дать не смогли оракулы Дельф.

Он и не заметил, как вошла Дебора. Она всегда ходила мужской расхлябанной походкой, точно ее приняли в нью-йоркскую банду начала XX века, руки – в карманы (разумеется, мужского костюма). Прятала ли она там далеко не дамский пистолет? Фляжка с бренди точно обитала в ее широких штанинах. И ей это шло, весь эдакий гангстерский шик – Альберт (хотя несколько раз пытался!) не мог представить мисс Флетчер в юбках или в платьях. В общем, ее трудно не заметить, а он так увлекся раздумьями, кроме того, не видал ее около станции и никак не ожидал столкнуться с сокурсницей тут!

И хотя сегодня не первый день занятий (они все ехали заранее) и можно рушить традиции с кодексами одежды и необязательно выпендриваться в дорогущих шмотках a la classique d'or – Деб не оказалась исключением, отринувшим джинсы деним и взлохмаченные волосы. На такое она даже в журнале смотреть бы не стала, носить – тем более. Среди студентов КиКи (так сокращенно они звали их alma-mater) водились лишь Коко, их князья Дмитрии, ведущие тех к Эрнестам Бо и дальнейшей славе. Белая кость, голубая кровь, шик, блеск, ах, ох! Не их удел появляться в обличии простых смертных. А многие другие, из божков пониже рангом, тоже решили покрасоваться в день прибытия. Только не Эбби, он пока наслаждался свободой от классики, этому его научил Артур.

Между тем девушку уже заметили, она хищно улыбнулась, неумолимо приближалось костюмированное для подиума тело – “Yes Sir, I Can Boogie” – длинное каре (идеально уложенное волосок к волоску, – все, что выдавало в ней девушку) как-то странно и равномерно покачивалось, напоминая уши бигля. Туфли на широком каблуке тарабанили по серым (некогда белым), не знавшим ласки швабры, плиткам.

“I can boogie, boogie woogie all night long!”

– Хватит любоваться собой, – Она подлетела к Эбби, – и кран выключи, а то утонешь.

– Деб, это мужской туалет, вообще-то! – возмутился он, только опомнился.

Девушка смачно шлепнула его по заду.

– Тогда что ты тут делаешь, сладкая попка? – Она глянула на его отражение через плечо, руки убрала, правда, сунула снова в карманы, ссутулилась, выставив вперед стопу, покрутила ей, будто тушила далеко от нее упавший окурок. Смотрела на него так, что в зеркало не попала. Эбби заметил давнишнюю, почти стертую надпись на стекле: “FUCKING GOAT”, среди прочего мата и различной менее пошлой хулы. До явления Деборы она не казалась такой явной, кричащей. А теперь: точно подпись к картине, к его портрету. Вот и стерва эта Деб! И куда делась проявленная ей в прошлом семестре жалость? – В дамской комнате не протолкнуться, я бы обоссалась, еще и эти разговоры, ой, Дафна, в автокинотеатре он засунул мне руку… Ой, Жозефина, а у меня теперь брови, как у Одри Хепбёрн. Это которая из “Завтрака у Тиффани”? Да! Да, слушай! Точно! Вау! – Она разыграла эту миниатюру, кокеткой хлопая ресницами и подпирая тыльной стороной кистей подбородок, ради этого выпустила руки на свободу из карманного заточения. – Ну, ты понял. А тут – только ты. Эх, пустота! Прохлада! Тишина! Благость!

– Ясно… Слушай я… Я не… – начал Эбби.

– Шуруй, Андерсон, мне надо припудрить носик! – Дебора двинулась к кабинкам, благо, те закрывались, даже защелки работали. – Ты же не хочешь смущать юную даму?

– Да, да! Я уже ухожу! Извини! – Эбби покраснел, оставаться он не собирался, конечно же.

– Выглядишь ты хорошо, так что даже не буду спрашивать, как ты дрочил целыми днями этим летом, – продолжала она на ходу, минуя писсуары (как тебе такое, Дебора?) и выбирая дальше закуток почище. – Или же…

– Без тебя совсем не шло, так что я занимался другими делами, – парировал он.

– Все это большая трагедия, Андерсон, но такое случается сплошь и рядом, – внезапно сказала Дебора, сменила тему и тон. Эбби боялся подобных разговоров, но их не миновать, прошло еще слишком мало времени. – Понятно, что раз в сто лет, но кто-то уже пережил то, что ты сейчас чувствуешь. И я рядом, Андерсон. Слежу за тобой, да?

– Спасибо. – Эбби еще не отошел от ее появления, а тут такое. Честно, он пребывал в замешательстве, любил и ненавидел ее одновременно, она только что жестоко по нему проехалась и затем поддержала. Настоящая пчела: и мед дает, и жалит! – А как ты?

– Раз я снова здесь, следовательно – все мои проблемы решены.

– Повезло. Мне бы так.

– Ты сам понимаешь, что тут дело не в везении. А теперь, – Она поцеловала его в щеку, – иди уже, Андерсон!

– Увидимся!

– Ага. – Девушка направилась вглубь уборной.

– Он плакал в water closet-е! – Дебора начала петь в кабинке, уже не обращая на наличие или отсутствие Эбби никакого внимания. Она еще и пританцовывала, судя по всему, локтями стукаясь в узком пространстве тонких, из спрессованных опилок, стенок.

Эбби достал маркер из сумки-кенгуру на поясе (полезная штука в дороге) и исправил вселенскую несправедливость, зачеркнул лишнее.

Свежая подпись под его (его!) ликом гласила: “GOD”, он закрасил все прочее. Артур бы даже не понял подобных хитрых намеков. Альберт вздохнул. Сперва Деб (а она тот еще DEVIL), а потом и какой-то другой закомплексованный, надо полагать, все-таки парень, коего застанет нужда на подступах в или из Крипстоун-Крик, ее заметит и улыбнется. Довольный Альберт взял чемодан (камеры хранения тут – нечто из разряда фантастики), поволок его за собой (одно колесико опасно трещало и болталось) и покинул уборную на автостанции под трели Деборы, теперь исполняющей бессмысленно сексуальный гимн Сабрины – Sexy Girl:

–С-с-секси гёрл, секси гёрл, секс, секс, СЕКС! – На смену репертуара ее, надо полагать, надоумило обнаружение в стенке glory hole. Альберта Андерсона бросило в жар, мужская уборная практически спешно выплюнула парня вместе с его неуклюжей поклажей.

Эбби преследовал еще какое-то время кстати пришедшийся куплет песни:

– Don’t be afraid I won’t bite, don’t run away…

Он не боялся Дебору Флетчер, хотя она еще как могла укусить, а остановиться уже не мог, влекомый необходимостью продолжать путь – собственный, им избранный. Не даны ли ему заветы Беном и Артуром? Не Дебора ли его подтолкнула? Птенчик, лети!

Он летел. Теперь самостоятельно. Одиноко реял над миром.

С другой стороны здания действительно образовалась очередь из девушек и женщин, среди дам затесались закатывающие глаза и вечно вздыхающие из-за долгого ожидания их верные спутники – бойфренды, отцы и братья.

Дебору можно не ждать, ей такая солидарность не нужна, Эбби направился к вокзальным кассам, ведь вскоре весь этот люд устремится туда, надо успеть взять билеты на еще один автобус до Крипстоун-Крик, а после – вдобавок и такси, которое доставит его в кампус. Он уже стал раздумывать, с кем разделит это путешествие (С Чарли, вероятно, с кем же еще?), а заодно стоимость машины. Дебора отпадала, она снимала жилье вне академического гетто; к тому же, автобусы – это удел простых смертных, а Эбби не возражал, что относится к ним.

Своей тачки у него нет, но он водил дядину при необходимости, дома, в Блумингтоне. Разница в том, что там он знал каждый закоулок, а вот самостоятельные поездки из города в город по трассе или бездорожью и ранее вызывали у него панику, а уж теперь и подавно – даже мысленная перспектива такой поездки нагоняла на Эбби дикий страх – столь сильный, что он не мог пошевелиться.

А вот если доверить управление транспортным средством кому-то еще – это другое дело.

Таксисты уже окружили вокзал – сорвут куш, ведь многие из богатеньких студентов (те, которые не на машинах) выберут комфорт и скорость. Он решил не куражиться, хотя и предпочел бы спокойную поездку на заднем сидении в компании незнакомого молчаливого шофера. Стоит отметить, к деньгам он всегда относился бережливо.

“Сперва автобус, это безопасно, там много людей, ты, Эбби, поедешь не один, – уговаривал себя парень, – а по прибытию видно будет. К тому же, такси в самом городке – куда дешевле, нежели тут. А вдруг найдется и знакомый – добрая душа, которая подбросит бесплатно?”