Последняя почка Наполеона

Танечка зашмыгала носом, не сводя глаз с музыкантши. Та, стараясь не грохотать, открыла мусоропровод и бросила в него ключ, сперва протерев последний перчаткой. Вынув другой, она отперла дверь своей квартиры и потянула Танечку за рукав.

– Входи!

Танечка уперлась.

– Зачем? Откуда у тебя ключ от его квартиры? Кто ты такая?

– Я тут живу! Меня зовут Вера. Ты должна успокоиться, потому что иначе ты наломаешь дров! Там было убийство! Ясно тебе?

С этими словами скрипачка, таки, втащила Таню в квартиру. И заперла на оба замка лязгнувшую дверь. Продолжая стискивать сумку и телефон, Таня опустилась на табуретку под вешалкой с двумя куртками. Ее всю трясло. Скрипачка, тем временем, торопливо сняла пальто, затем – обувь, и отнесла скрипку в комнату.

– Раздевайся, – сказала она, вернувшись.

Танечка подняла на нее глаза.

– Не буду! Мне холодно!

– Ну, как хочешь. Дай сюда телефон!

– Телефон? Зачем?

– Наберу Крупнову, чтоб в телефоне был зафиксирован исходящий звонок ему. Потом ты сама позвонишь на свою работу и скажешь, что он тебе не открыл и трубку не взял.

– Для этого надо звонить в колл-центр, – сказала Таня, отдав скрипачке мобильник.

– Тебя там знают?

– Нет, я ни разу там не была. И даже, по-моему, не звонила туда ни разу.

– Отлично! Я позвоню сама. Дай мне бланк заказа.

Сделав звонок заказчику, на который тот, естественно, не ответил, Вера связалась с колл-центром фармацевтической фирмы, благо что номер был напечатан на бланке.

– Здравствуйте. Говорит курьер. Заказ номер 3317 не доставлен, так как заказчик не открыл дверь и на связь не вышел. Нет, я еду домой. Спасибо. Спокойной ночи.

Убрав мобильник и бланк, Танечка закрыла лицо руками. Она не плакала. Ей хотелось просто сидеть – ничего не видя, не слыша, и ни о чем не думая. Но скрипачка, сбегав куда-то и чем-то там погремев, совала ей что-то.

– Выпей! Ты обязательно должна выпить.

Радиожурналистка нехотя опустила руки. Ей предлагали бокал вина, она его осушила, и ей в лицо ударила кровь.

– Ой, как хорошо! А можно еще?

– Да, можно. Только давай на кухню пройдем. Тебе придется снять обувь, я утром мыла полы.

Танечка сняла и пальто. Кухня оказалась просторной, но бедновато обставленной. Сев к окну, в которое ветер бился как дикий зверь о прутья решетки, корреспондентка бросила взгляд в темноту двора, остро ощутив ответный пристальный взгляд. Затем – на скрипачку. Та, стоя перед столом, заставленным чашками, наполняла бокал вином. На ней были джинсы, свитер и вязаные носки. Рука ее не дрожала. Она не стала пить с гостьей. Осведомилась, не хочет ли та поужинать. Торопливо опорожнив бокал, Таня прошептала:

– Спасибо, нет.

– А вот я ужасно голодная! Пей еще, если хочешь. Я чуть-чуть выпью, когда немножко поем.

Открыв холодильник, Вера достала эмалированную кастрюлю, и, водрузив ее на плиту, зажгла под ней газ. По кухне растекся запах борща. На другой конфорке скрипачка стала варить пельмени.

– Ты мне когда-нибудь объяснишь, что произошло? – пристала к ней Таня, выпив третий бокал.

Скрипачка стояла к гостье спиной, помешивая пельмени.

– Произошло убийство.

– Это я знаю!

– А что еще ты хочешь узнать?

– Твою мать! Во-первых, откуда у тебя ключ? Во-вторых, откуда спокойствие? В-третьих, ты ожидала, что он умрет, не зная о том, что он чем-то болен! И, наконец, в-четвертых: я ведь тебе – никто! Почему ты вдруг решила меня спасти?

– Потому, что ты – ни при чем, – ответила Вера, половником наливая в тарелку борщ. – Полгода назад Владимир Евгеньевич дал мне ключ от своей квартиры, сказав, что с ним может произойти несчастье, а у него никого нет ближе меня. Ты только не думай, что у нас были какие-то отношения, кроме чисто соседских! Мне – двадцать девять, ему – семьдесят четыре. Просто он был совсем одиноким, а мы с ним время от времени пили чай.

– А он объяснил, какое несчастье может случиться?

– Да это было понятно без объяснения! Я ему говорила тысячу раз: "Не связывайтесь вы, Владимир Евгеньевич, с этими наркоманами! Ведь они вас убьют!" А он мне: "Плевать! Я правды добьюсь! Устроили здесь притон!"

Поставив на стол тарелку, Верка взяла из шкафчика ложку, из хлебницы – кусок белого, и, усевшись, начала есть. Танечка, терзаясь мыслью о том, что за двумя стенами плавает в луже крови обезображенный труп, следила за ней не без отвращения.

– С наркоманами? Ты о чем, вообще, говоришь?

– Да я говорю о том, что женщина-инвалид из шестой квартиры распространяет наркотики! К ней сюда таскается шваль со всего района. Бабу эту крышует и мафия, и менты. Владимир Евгеньевич писал жалобы, призывал жильцов поднять шум. Как-то раз бандиты ему сказали: "Ты, типа, не суй свой нос в чужие дела, не то мы его отрежем!" Это было заявлено при свидетелях.

– И он все же не успокоился?

– Нет, конечно!

Дохлебав борщ, музыкантка вывалила в тарелку пельмени и налегла на них с неослабевающим аппетитом.

– Если бандиты ему при свидетелях угрожали отрезать нос, я точно была бы вне подозрений? – пробормотала Танечка с робким знаком вопроса. Скрипачке стало смешно.

– Ты что, моя дорогая, с луны свалилась? В квартире – труп с отрезанным носом, перед открытой дверью стоит какая-то девка, в данном подъезде не проживающая, и кто-то будет искать каких-то бандитов, имеющих совместный бизнес с полицией?

– Да уж, вряд ли, – признала Танечка, шмыгнув носом. – Слушай, а точно никто не знает, что он тебе отдал ключ?

– Нет, никто не знает. Да правильно я все сделала, успокойся! Вошли, убили, взяли запасной ключ и заперли дверь за собой!

– Зачем? – воскликнула Таня. – Бандиты так бы не сделали никогда! Бандиты должны были поступить так, как и поступили на самом деле. Они специально оставили дверь открытой, чтоб труп был сразу же обнаружен и остальным жильцам неповадно было поднимать шум по поводу наркоты!

– Но если бы я не заперла дверь, ты бы не отмазалась и присела на десять лет, – напомнила Вера, добавив кетчуп в пельмени. – Так что все – зашибись. Дня через четыре я сообщу ментам, что с моим соседом что-то стряслось – звонки не берет, дверь не открывает. Менты дверь вышибут, и – получат сильное впечатление!

Танечку передернуло.

– Как ты можешь так ненасытно есть, думая о трупе? И почему ты ни капли не испугалась, когда увидела это?