Смерть найдёт каждого

Не сходя с места, вообще не двигаясь, застыв, словно монолит, Максим вглядывался в ночной мрак, пытаясь найти загулявшую крысу. Толстую или худую, не имело значения; любая подойдёт, чтобы слегка утолить разыгравшийся голод, заморить червячка.

И вот рядом с одной из коробок бездомный уловил быстрое, нечёткое движение. Он подождал ещё немного, чтобы убедиться, что не ошибся. Его терпение было вознаграждено: жирная – и, похоже, старая – крыса выползла прямо в полосу лунного света. Удивительная неосторожность…

Максим сорвался с места – бросок вперёд, руки с поломанными ногтями вытянулись к желанной добыче, гнилые зубы уже ощерились в гримасе нестерпимого голода. Крыса попалась! Зверёк попытался вырваться, заёрзал, запищал, но Максим держал крепко. Прежде чем бомж свернул крысе голову и погрузил зубы в её плоть, упиваясь запахом и вкусом мяса с кровью, крыса успела укусить бродягу. Максим, поглощённый трапезой, не обратил на это внимания.

Покончив с «угощением», Максим вытер одеждой кровь со рта, рыгнул и поплёлся в сторону уютно, на его взгляд, возвышавшихся коробок. Улёгся, зарывшись в них, закрыл глаза и тут же, довольный, уснул. Холод больше не беспокоил его, да и чувство голода пока тоже…

Кто-то с силой выдернул Максима из его удобного и тёплого лежбища.

– Ты что тут делаешь, мразь?! – послышался гневный голос.

Утреннее солнце больно било по глазам. Спросонья Максим не понимал, что происходит.

– Это моя территория! Вот я тебя научу уму-разуму!..

Очень скоро бездомный понял что к чему: благо, уличная жизнь обострила все инстинкты и научила молниеносно реагировать на опасность. Даже странно, что он не заметил его, не почувствовал. Настолько сильно вымотался – и физически, и эмоционально? Может быть…

А опасность была более чем реальная. Другой бомж цепко держал правой рукой Максима за шею. Максим начал задыхаться. В левой руке у напавшего была зажата арматурина. Максим понял, что если сейчас же чего-нибудь не предпримет, то очень сильно пожалеет. Возможно, до смерти…

Без разговоров, не тратя силы и время на объяснения, Максим извернулся и больно наступил нападавшему на ногу. Второй бездомный сжал зубы, из глаз у него хлынули слёзы. Воспользовавшись этой заминкой врага, Максим оттолкнул его, и тот упал на асфальт; арматурина вылетела из руки. Покашливая – вот гад, чуть не удушил! – Максим прыгнул за выроненным оружием, схватил его и обернулся.

Он не хотел пускать арматурину в ход, собирался только пригрозить ей, чтобы прогнать злобного бомжа. Может, это действительно его территория, однако для Максима подобные мелочи не имели значения, когда речь шла о его собственной жизни. Вообще-то он предпочитал соблюдать неписаный кодекс бездомного и уважал права своих собратьев, тем более что любой из них, защищая свои «земли», мог его побить – или того хуже. Но Максим понимал: если он не справится с тем, кто напал, то поплатится за это. Бомж может просто так не успокоиться – позвать друзей или продолжить преследование в одиночку. Однако зла ему Максим не желал.

И тем не менее, он взмахнул арматуриной – чисто машинально, рефлекторно, автоматически, – когда свирепо зарычавший бездомный, не испугавшись угрозы, налетел на него. Удар по голове, и лицо бомжа перекосилось. Он рухнул наземь и больше не поднялся.

Максим оторопело взирал на распростёршееся перед ним тело, на лежащие рядом осколки зубов и кровь. Он редко кого убивал, в особенности людей, пускай и таких же бездомных, как он сам.

И вдруг случилось что-то невероятное: вспышкой, волной проснулся, поднялся, обрушился на него голод! Кошмарный, неконтролируемый…

Миг помутнения, затемнения, и Максим пришёл в себя уже на корточках. Он погружал зубы в плоть убитого бомжа, рвал её и поглощал, даже не жуя. Никогда раньше с ним такого не случалось. Арматурину при этом Максим не выпускал из напряжённой руки.

– Эй ты, отойди от него! А то пристрелю!

Максим вскинул голову. С его губ капала кровь поверженного врага. Перед Максимом во всей красе стоял полицейский и целился в него из пистолета.

Страх и непонимание тотчас налетели и овладели бездомным. Он вскочил и в растерянности огляделся. Что с ним произошло? И что ему делать дальше?!

– В участок захотел, чёртов троглодит? – сквозь зубы прорычал полицейский.

Тогда Максим поступил так, как подсказала ему интуиция. А может быть, объявший его, лишавший контроля и разумности ужас. Почти не размахиваясь, он бросил в полицейского арматуриной, не желая навредить служителю порядка, а с целью просто отвлечь. И промахнулся. Развернулся и помчался стремглав по переулку.

– Стой! – донеслось ему в спину. – Или пристрелю как собаку!

Но Максим не останавливался.

Впрочем, никто не палил ему вдогонку. А когда раздался громогласный надсадный хохот полицейского, Максим понял, что никто и не собирался стрелять.

Переулок мелькал за переулком, сливаясь в одну огромную индустриальную змею. Бездомный не прекратил бегства, пока не увидел открытую дверь и не забежал внутрь. Ему было всё равно, кто не закрыл её и кому принадлежало помещение, где он оказался: главное – спасти свою жизнь. Даже если полицейский не хотел его убивать, он вполне мог арестовать Максима, а повторения издевательств, когда-то выпавших на долю бездомного в участке, тот отнюдь не жаждал.

Замерев на месте и отдышавшись, Максим осмотрелся. Пустое пространство… Какая-то ведущая наверх лестница…

За спиной Максима послышались тяжёлые шаги. Не отошедший от только что завершившегося ужаса, бездомный рванулся единственным путём, который ему оставался, – вверх по лестнице. Он попал в коридор, окружённый запертыми старомодными дверями. Максим дёрнул одну, вторую… закрыты! Наконец одна из дверей отворилась, и он забежал в тёмное помещение без окон и закрыл за собой дверь. Кажется, пронесло…

Позади Максима послышалось тихое шевеление, и в то же мгновение загорелся свет. Бездомный резко обернулся и услышал елейный голосок:

– Эй, милок, ты ко мне? А деньги-то у тебя имеются?

В голосе звучала не насмешка, но лёгкая ирония, и принадлежал он внушительной комплекции молодому человеку, блондину со светлыми глазами, сидевшему на кровати. На голой груди – незастёгнутая старая рубашка. Одна рука юноши была перебинтована, на другой не хватало нескольких пальцев. Кроме того, на груди у парня имелось множество шрамов.

Парень улыбнулся перекошенными губами и сказал добродушно:

– Меня зовут Кусманчик. А ты кто будешь, милый? И как сюда попал?

Несмотря на некоторую ограниченность ума, на догадливость Максим не жаловался: он сразу понял, что попал в рассадник. Аналог публичного дома, только сюда приходили не за сексом – или не только за ним, – а чтобы утолить свои «гастрономические» желания. Вездесущий каннибальский голод…

Максим похлопал глазами, поразмыслил и пришёл к выводу, что ничего страшного не случится, если он назовёт своё имя. Бывшее имя. А может, придуманное.

– Когда-то, – прохрипел он, – меня звали Максим…

Глава 8

Среда

– Думаю, имеет смысл разделиться, – сказал Вольский, когда они с Герером ехали по городу.

Сидевший за рулём Анатолий задумчиво кивнул.

– Я тоже так считаю.

– Мог бы и раньше поделиться своими соображениями.

– Зачем? Я же знал, что тебе не под силу промолчать.

Вольский усмехнулся, но ничего на это не сказал.

– В таком случае, договорились, – заметил Анатолий.

– А я ведь ещё не соглашался.

– А я и не спрашивал.

– И не собирался, – добавил Вольский с ещё одной усмешкой.

– И не собирался, – подтвердил Герер.

– Знаешь, ещё немного, и я начну думать, что ты нормальный парень… упаси меня бог.

– Какой нормальный парень? Мы живём в стране каннибалов.