Серебряная пуля. Антология авантюрного рассказа

– Вот и повод – месть свершить, – елейно пропел Лещ.

– Втроем против дюжины? – нахмурился Черняй.

– Так и что ж, с умом многое можно. Зелье у меня сонное есть, – Лещ достал из походной сумы небольшую темную склянку, – надобно им в кашу кинуть, а как заснут, тут вы им горла и перережете.

У Михайлы все в груди похолодело, ведь этот «богомолец» сидел с заставскими у одного костерка, мог вот так же плеснуть яда в котел. Ой, наперед слушаться надобно дядьку Степана, он долго прожил, много чего ведает.

– Николка к ним выйдет, – выдал «богомолец», – скажет, мол, с дедом в Печеры шел, деда волки загрызли. Всплакнет, переночевать попросится, кто дитя в чем заподозрит, а там уж малой извернется и все как надо сделает, верно, Николушка? – улыбнулся Лещ мальчику, потрепав русые вихры.

– Верно, – смело согласился Николка.

– Не пущу! – неожиданно встал между ними Михайло, оттесняя плута от мальчика. – Чтоб они дите прирезали али в полон к татарам продали? Не выйдет! Вот зачем ты за собой мальчонку потащил, чтоб приманку из него для этих щук сделать. Во, видал! – сунул Михайло кукиш под нос «богомольцу».

– Да никто его не тронет, верное дело. Николушка, ты ж не трус какой, чтоб за чужими спинами отсиживаться? – начал Лещ через плечо Михайло убеждать мальчишку. – Ты ж мамке платок хотел купить, да сестре пряников, помнишь, как договаривались?

– Да я могу, я не боюсь, – робко начал Николка.

– Я с тобой ни о чем не договаривался, – рыкнул Михайло, снова пряча за себя подопечного.

– Да нельзя ждать, и так чуть не опоздали! – аж подпрыгнул Лещ. – День – два, и они на схрон наткнутся. Уж близко копают, как чувствовал, точную примету не назвал, а все ж выйдут, туда ведут. Найдут сундук, с места снимутся и все, ищи ветра в поле! Николушка, ты ж плавать умеешь, сапожки здесь оставишь, во-о-он там переплывешь…

– Сказано тебе, никуда он не поплывет!

– Вот ведь достались святоши. Ну, он то ладно, блажной, но ты то парень башковитый, – начал уламывать Черняя Лещ. – Там такие деньжищи, на всю жизнь хватит. Можно ведь и не делиться ни с кем.

– Малой не справится, малохольный, пустая затея, – все ж поддержал дружка Черняй.

– Да я справлюсь! Я смогу! – обиделся Николка. – Давай свою склянку.

– Я пойду, – решился Михайло. – Ночью пузатого того Пырю прирежу, они друг на друга начнут думать, авось передерутся, нам то на руку. И склянку давай, может, и там изловчусь.

«Отраву лучше при себе держать», – разумно решил Михайло, пряча дурман за пазуху.

Ночная вода была теплой, парной. Михайло, волоча тянувшую на дно саблю, мощными бросками толкался вперед, все ближе и ближе придвигаясь к пологому берегу. Из реки он вышел намного правее, позволив снести себя течением. Отряхнулся, выжал порты и начал красться к лагерю. Хорошо, что лихие людишки не взяли с собой собак, было бы труднее. Стан не спал. Кроме двоих караульных, выставленных по разным краям широкой площадки, бодрствовали люди у костра, да и в одном из шатров тоже горел огонек лучины. Надобно было ждать утренних сумерек, когда сон давит крепче. Михайло улегся животом на траву, не сводя глаз со стана. «Самому бы не заснуть», – мотнул он головой, отгоняя зевоту.

Небо стало светлеть, из реки медленно выползал туман. Дальше уж ждать нельзя. Тишина ободряла. Караульные, повиснув на пищалях, дремали. Михайло пополз меж шатров к более роскошному. Вытянув ноги и перегораживая вход, на посту сидел денщик, прикрыв шапкой лицо. Михайло на цыпочках, вжимаясь в полог, перешагнул через спящую преграду и вошел в шатер.

– Че надо?! – продирая очи, сел на лежанке атаман.

Михайло на миг растерялся.

– Ты кто такой?! – попытался спешно подняться на ноги неповоротливый Пыря, выхватывая из-под подушки саблю. – Эй, сю…

Договорить он не успел, Михайло рубанул, нанося смертельный удар, и тут же развернулся к выходу. Путаясь в пологе, в шатер влетел денщик, чтобы получить свой удар. Двоих нет, дальше-то что? Михайло выскочил в утренние сумерки и рванул к реке.

– Беда! Атамана убили! Вон он! Лови его! – летело со всех сторон.

Бахнули выстрелы. За спиной раздался конский топот. «Раззява!» – обругал себя Михайло, пригибаясь. Подбежал к Вороне, шагнул одной ногой в воду, оглянулся: два всадника, вынырнув из тумана, летели прямо на него. Принять бой у берега или постараться отплыть? Снова бахнуло. Стреляют, что б их! Пришлось резко прыгать в сторону. Время было упущено, первый всадник успел сблизиться и уже размахивался саблей, чтобы рубануть с наскока. Отбить получилось, присев и сделав выпад, как учил дядька Степан. Свечку родичу за здравие не забыть бы поставить. Чужая лошадь больно ударила копытом в грудь, Михайло отлетел в воду с громким плюхом, новый взмах вражеской сабли. Откат. «А-а, промахнулся, сволочь!» Над тихой рекой полетела отборная брань. Сейчас подскочит второй, и пиши пропало. Михайло, собрав все силы, подпрыгнул и вышиб ватажника из седла. Новые брызги. Вода окрасилась в розовый цвет. Труп врага остался позади, Михайло нырнул, сделал под водой обманный крюк. Сабля мешала грести. Вынырнул, сделать вдох.

– Вон он! – сразу зашумели несколько голосов.

Опять: «Ба-бах!» Потом в воду влетел всадник, но Михайло был уже на глубине, и лошадь, забеспокоившись, не пожелала идти дальше.

– К броду, к броду!

«Знать бы, где здесь брод. И чего этот „богомольный“ ничего про него не сказал?» На том берегу паслась лошадь Михайло. Вопрос, кто быстрее до нее доберется? Помогая течению, беглец, стиснув саблю в зубах, отчаянно заработал руками. Два всадника, не теряя Михайло из виду, двигались вдоль реки, время от времени появляясь в рваных клубах тумана, остальные ускакали к неведому броду. «Все равно уйду!» Гребок, второй, третий. Правая рука заныла, все ж таки зацепило, даже и не понял, когда.

Михайло выбежал на берег, когда от тумана не осталось и следа. Лошадь его смиренно ждала. Хозяин, торопливо потрепав ее по холке, стиснул зубы от боли и залез в седло, оглядел рану: «Ерунда, царапина». И тут появились всадники, трое. Они летели по кромке высокого берега прямо на Михайло.

– Не подведи! – крикнул тот каурой и рванул к перелеску.

Но не тут-то было, еще четверо скакали ему наперерез. Единственная возможность выскочить – повернуть направо, но тогда он приведет погоню прямо на свой малый стан. «Попробую проскочить меж ними». Михайло дернул за повод, решение принято. «Прости, Господи, ежели согрешил».

Враги разгадали его уловку и принялись сходиться, стремясь захлопнуть западню.

– Эй, залетные, я тут! – это из кустов выехал Черняй. – Тут я! – начал он оттягивать врагов на себя.

Четверо, решив, что новый противник посвежее, повернули на Черняя, трое продолжили дожимать Михайло. Многовато на двоих. Федька, крутнувшись, повел «своих» ватажников к перелеску. Михайло тоже решил вымотать «своих» погоней, все ж у него лошадь чуть свежее. Началась безумная скачка.

Добрая лошадка, добрая, сам на ярмарке выбирал, а все ж у ватажников кони оказались покрепче, расчет на отрыв не оправдался, беглец уже слышал топот почти за спиной. Ну же, родимая, еще немного! Надо разворачиваться, чтобы не получить удар по затылку.

И тут каурая, встав на дыбы, чуть не скинула всадника, Михайло железной хваткой вцепился в повод, это и спасло, а потом лошадка резко прыгнула вправо, а те, что наседали, полетели в пропасть. Овраг! Михайло спешился и полез вниз, его сабля довершила дело.

Шатаясь, он вылез, теперь надобно лететь на помощь Черняю, да выдержит ли каурая?

Коня без всадника Михайло встретил на окраине леска. Не Федькин, уже хорошо, а вот и труп чужака. Выходит, их всего трое.

– Эй! – крикнул и прислушался.

Нет ответа. Напрягая очи, поскакал вдоль тощих деревьев. Еще один ватажник, рассеченный надвое. Ну, Федька, ну ухарь! Да где ж он сам? Измотав лошадь, Михайло долго петлял, влезал на холмы и спускался. Никого не было видно. Сердце недобро сжималось. «Федя, ну, где ж ты?»

Федор нашелся только к полудню, он сидел под одиноко стоящим деревом, прижимая руку к боку. Рядом мирно паслись две чужие лошади, Федькиного коня не было видно, как и ворогов.

– Феденька, поранили тебя? – соскочил к дружку Михайло. – Где? Глубоко?

– Не, но кровит крепко, и ребро, должно, сломано, – слабыми губами улыбнулся Черняй, – ехать пока не годен, отлежаться надобно.

– Так ложись, ложись, Федя, – Михайло скрутил под голову дружку попону. – Дай гляну.

Он спешно начал перевязывать рассеченный бок. Рана неглубокая, сдюжит, не впервой.

– А ватажники где?

– Вон там лежат. Михалка, ты бери вон того конька и дуй назад. Нельзя малого с упырем оставлять.

– Да как тебя бросить? – растерянно пробормотал Михайло.

– Скачи, ничего мне не будет. Сам же видел, не крепко задело.