Серебряная пуля. Антология авантюрного рассказа

– Что ты за человек, казак Дюк? И что дивного, что я навь встретил?

Исподлобья смотрит осторожно на важного казака. Холодом ударил ответный взгляд, будто две стрелы пустились из глаз Дюка прямо в Логина. Аж в сердце захололо всё.

Заговорил Дюк. Страшно заговорил. Голос его звенит, словно вторит ему кто невидимый, басовитый и лютый.

– Что я за человек? И человек ли? Характерник я! Ни атаман мне не указ, ни поп, а истинно сила природная, божья сила. Именем этой силы ревностно берегу я мир божий от навьей силы, силы диавольней, силы нечистой. Да заключён мой дух в тело человеческое, в бренное, слабое тело.

Дюк словно больше сделался. Больше человека, больше всей алачючи, в которой они трое сидели. Логин сам удивился, что не стало ему страшно, только охватывало его благоговение перед казаком. Любопытство и жажда узнать больше вселили в него смелость, и стал он спрашивать:

– А ты видел эту навь, отец?

– Не отец я тебе, но могу стать твоим наставником, – голос теперь звучал спокойно, по-человечески. – Нет, этой нави я ещё не искал и её не видел. Почитай, в каждой запруде навь русалит, а то и по нескольку. Так что тут дива нет. А вот в чём диво, так это в том, что простой человек навь не видит так явно, чтоб её за живую деву принять. Да ещё и чтоб она заговаривала и отвечала. Навь заманивает, топит, да и только.

– И что ж это значит?

– А то, – нетерпеливо щёлкнул его по носу седовласый, – что ты дар имеешь. Способен в диаволев мир заглядывать.

– Характерником можешь стать, – вторил ему Дюк. – Выучиться, конечно, надо. В огне стоять, пули рукой ловить. Силы божьи призывать и рука об руку с ними в мир навий заглядывать. Дланью Христовой быть, что диавола в его страшном мире держит, чтобы не лез он в мир божий, в мир живых!

Слыхивал Логин о характерниках сызмальства. Чего только про них ни судачили! И что зверьми они перекидываться могут, и в двух местах одновременно быть, и ходить по воде. Да только басенки слыхивать – то одно. А, как сейчас вот, стоять перед таким характерником да ответ держать – совсем иное дело. Да чего там стоять – мысль о том, что Логин и сам характерником стать мог бы, казалось, и вовсе была такой большой, что не помещалась у него в голове. Так молчал он долго, Дюк так и не дождался от него ответа, и продолжил:

– Так что, малец, путей у тебя только два. Атаман тебя принять не желает – нам воины нужны. А ты не воин. Писарь тоже у нас есть, да такой, что учиться тебе до него ещё тыщу лет. А я тебя возьму. Такие, кто навий мир видит сам по себе, от природы, может, раз в сто лет рождаются. Вот и покажешь, на что ты годен. Одного меня будет мало, чтоб её изловить. Подмога нужна. Ну, или, – развёл он руками, – иди домой, к мамке с папкой.

Больше Дюк говорил – больше Логин уверялся, что надо оставаться. Уже он и вовсе готов хоть на дно запруды нырять за этой навью. Так и спросил по-простецкому, без виляний:

– А когда идти? Я готов! Сейчас?

– Завтра Духов День. Помолясь и пойдём. И поп с нами пойдёт. Запруду освятит. Иди пока сегодня. И Антипу на глаза не попадайся. Не наш ты ещё.

Седовласый встал, поклонился и подтолкнул Логина к выходу. Молча провёл его к его алачюче. Сердито наказал без надобности по лагерю не шататься, но вроде как и не запретил выходить. Приставил надзорного. Был седовласый теперь какой-то резкий, словно недоволен был, что Логин согласился навь искать и остался. Ну, да ладно.

Пообедав со всеми, чтоб не изматывать себя мыслями и лишними волнениями, Логин взял да и уснул. Да так до самого следующего утра и проспал.

Сны под утро снились Логину нехорошие. Будто он навь в могилу укладывает, а она просыпается и встаёт. Логин снова её укладывает, землёю засыпает. Только уходить – снова навь стоит, из могилы вышла. Он давай опять её хоронить – она только хохочет, потешается над ним. Потом раскинула руки, как тогда на берегу – и падает спиной вперёд в могилу. И глядит оттуда. Логин закидывает её землёю – а глаза всё смотрят. Зарыл её опять – тут она отряхивает лицо и глаза свои страшные, и вот уж она снова стоит перед ним да хохочет всё.

Вскочил Логин ни свет, ни заря. Крест нательный целует да читает наизусть: «Живый в помощи Вышняго…» Вышел, умывается у чана с водой. Дурной сон всё прогнать пытается. Казаки ещё спят вовсю. Только поп да ещё пара человек уже возятся, всё к заутрене готовятся. Увидал поп Логина.

– Что не спится, сынок? Отдыхай ещё часок. День сегодня особый будет. Трудный. – он тяжело вздохнул, будто не сильно и хотел эту навь ловить.

– Батюшка, благослови! А чего нам навь ловить?

– Бог благословит. Отходную прочитать. Чтоб из низшего мира её вырвать, и упокоилась бы бедная утопленница, и ждала Страшного Суда со всеми сродниками её усопшими.

– Выходит, она не злая сила?

Улыбнулся поп, как добрый дедушка. Подошёл к Логину, взял за локоть. Показывает на горизонт, где солнечное колесо едва показало край.

– Вот, видишь свет? – Логин кивнул. – Солнце, оно ведь само по себе, что бы тут ни деялось на земле.

– Угу, – снова кивнул Логин.

Поп указал теперь за спину Логина.

– А вот, смотри – тень. Она разве сама по себе? – Логин пожал плечами. – Ну, могла бы тень быть, если б солнца не было?

– А! Нет, не могла.

– Выходит, что? Выходит, добро – оно само по себе существует. А зло – оно существует лишь чтобы против добра идти. Понял?

– Понял… – растерянно протянул Логин.

– Так и навь нужно из тени вытащить и суду божьему предъявить. А уж Он решит, что она заслужила, когда была человеком. Она просто утопленница.

– Ты будто жалеешь её, батюшка, – Логин вспомнил её страшные глаза.

– А я всех жалею. Дело моё такое. Дюка дело – нечистую силу ловить. А моё – с милосердием и жалостью ко всякой твари божьей относиться.

Побрёл поп в свою алачючу. Логин смотрел ему вслед, опустив плечи. Правильное ли дело навь ловить? Богоугодное ли? Вчера он так лихо рвался в приключение, а сегодня уж и непонятно было, нужное ли это дело. Чует Логин, словно он сам попался в какую-то хитрую ловушку.

Наконец встало солнышко – повставали и казаки. Поп опять собрал всех на службу. Логин молился так горячо, как ни разу в жизни. Первый раз в жизни он, молясь, о собственной смерти думал. И о том, куда после смерти пропадают души – в навий ли мир? В горний ли? Или в какое-то другое священное место, где все ждут Страшного Суда и конца времён? Читал он раньше откровение Иоанна Богослова, да никогда не вдумывался, не примерял эту рубаху на себя.

После службы за трапезу сели. Сегодня характерник Дюк сел одесную атамана, а Логина усадил одесную себя. Тот сидит напуганный – спозаранку поп стращал разговорами, а теперь Логин вроде и понимает, что должен быть благодарен Дюку, а ему больше страшно, чем благоговейно. Внутри всё аж корёжит, кусок в горло не лезет. Атаман суров, недоволен, что малец рядом. Поглядывает Логин на седовласого – тот всё подбадривает-подмигивает. Остальные казаки притихшие: все знают, куда сейчас предстоит идти и какое дело исполнить. На попа Логин смотрит – у того лицо мученика, не иначе как его нави на заклание повести собрались.

Собрались идти к запруде. Дюк командует. Поп идёт, при нём казак Соколик. Он ему и в быту прислуживает, и на службе пономарём. Седовласый наконец назвался – Феодором звать. Тоже идёт. Вроде как за Логином надзирает. Ещё четверых казаков Дюк взял на всякий случай. Наказал им в воду не лезть ни в коей мере. К воде можно только попу, а в воду – только самому Дюку и Логину, от чего тот не сильно возрадовался. Совсем не охота опять в навью воду лезть, судьбу испытывать.

Снова знакомая запруда, только на этот раз со стороны пологого берега, что порос рогозом. Остановились повыше, где берёзки. Голосом, которому не хотелось перечить, Дюк распоряжается:

– Я пойду выманю навь, чтоб она на тот берег не ушла. А ты тем временем воду освяти. Тогда она уже в запруду не сунется, на берегу и изловим. А тут её ты жди, – ткнул он пальцем в Логина. – И вы с ним тоже, – кивнул он молодым казакам. Потом приблизил лицо к Логину, – Да помни, что они её видеть не могут. Ты их глаза.

– Я их глаза, – сбивчиво повторил Логин. Ох, и не нравилась ему затея.

Особо не растекаясь глаголом, Дюк развернулся и пошёл к воде. Шаг, шаг, ещё – миновал березнячок, и вербу. Вот и рогоз цеплялся ему за сапоги, как трава. А Дюк не тонет, в воду не ухает. Странное ведовство сковало воду: идёт он по глади, будто по льду. У самой воды поп тоскливо вздыхал да крестился. Рядом Соколик держал кадило и ладан с угольком.

Дюк стоит посреди озера прямо на воде. У берега поп. Дальше Логин, за ним четыре молодца шабли наголо, не шевельнутся, подвести главного боятся. Чуть поодаль, словно не при деле совсем, седовласый Феодор жуёт колосок. Тишина стоит страшная. Ни жаворонок ни фьюкнет. Ни кукушка не всплакнёт. Ни рыба не плесканёт.

– Руса-а-алка-а-а! – нечеловечески взревел Дюк. Снова словно не сам зовёт, а будто с левого плеча кто басовым раскатом ему вторит. – На-а-авь! Покажись! Приказываю тебе. Призываю тебя.

Кажется, сама вода содрогнулась откуда-то из недр. Словно мир шатнулся. Разошлась гладь воды шагах в десяти от Дюка, разорвалась волна – и стала перед ним навь. Логин смотрит на воду – на воде она стоит, а в ней не отражается! Тут он вспомнил, что остальные-то не видят её. Обернулся потихоньку и кивнул им, мол, она здесь. Но у тех лица встревоженные, видать, хоть глазом не видят, а сердцем чуют, как мир божий с навьим схлестнулся.

Дюк делает шаг к ней. Она лукаво смотрит, смеётся, красуется. Словно два давних бывших друга ведут безмолвный, тяжкий разговор, и никто из них не прав, и никому не выйти победителем. Что он медлит? Логин уже чуть не кричит – что он медлит?! О чём он с ней говорит посреди озера? Не слышно, это так тихо и так тяжело, будто уже и воздух поплотнел, еле ноздрями втягивается. Навь тянет к Дюку руки, он отворачивается. «Не становись к ней спиной!» – без слов умоляет его про себя Логин. Он тревожно глядит на попа – тот готов уж и крест в воду опустить, да только тогда рухнет Дюк в воду и сам станет утопленником. Молодцы и вовсе в недоумении – они видят лишь Дюка. А он стоит посреди озера, глаза от того места, где навь, отводит. А сам словно тянется к ней.

– На-а-авь! – не выдержал Логин. – Иди сюда. Помнишь меня?

И глазом не моргнул Логин, как дева уже рядом с ним стояла.

– Помнишь меня? – всё заговаривал ей зубы Логин, пока Дюк бежал обратно к берегу по водной глади.

Только коснулась нога Дюка берега, как поп своё дело сделал: опустил крест в воду, молитвы стал читать, Святого Духа звать.