– Дипломат хренов. Они по-другому не понимают. Ты бы еще с коровами поговорил.
– Зачем так сильно то? Вдруг окочурится?
– Хрен с ним. Поехали.
– Давай в клуб заскочим, потолковать надо с пацанами. Настроение сегодня у меня такое.
– Дать по морде?
– Дать по морде, – ответил Сафаров. – В клубе сегодня дискотека.
– Показывай дорогу.
Когда черный тонированный "бумер" остановился у клуба, стоявшие на крыльце насторожились. Таких машин в округе не было. Лысый и Марат поднялись по ступенькам просторного клубного крыльца. На удачу здесь отирался один из березкинских.
– О, привет, помнишь меня? – Сафаров подошел к невысокому, но задиристому парню и сходу ударил. Тот упал перед дверью, закрыв лицо руками, остальные расступились. Марат и Сергей зашли внутрь. В клубе играла композиция Кар-Мэн “Лондон, гудбай”, молодежь танцевала под ритм, кто-то пьяный, кто-то с воспаленными от любви глазами, но поначалу никто ничего не понял. Сафаров подходил к одному, бил, подходил к другому, снова бил, при этом здоровался со всеми и говорил:
– Мужики, спокойно, мне нужны только вот эти. Как дела? Развлекайтесь дальше. Пардон. Осторожно.
Наконец девушки завизжали. Они всегда визжали, когда драка. Настала очередь самого крупного, того самого крепыша. Крепыш закрылся руками, и Марат никак не мог попасть ему так, чтобы свалить. Это увидел Лысый, оттолкнул Сафарова и пробил по дуге правый хук. Крепыш красиво упал. Неожиданно на пол грохнулся пистолет. Люди вокруг остолбенели. Лысый подобрал оружие, засунул обратно сзади под ремень и накрыл курткой.
– Ребята, извините, мы уходим! Серег, все, уходим, – Марат направился к выходу.
– Э—э, че такое? – крепыш поднялся, вытирая кровь из носа.
В следующее мгновение нога Лысого молниеносным ударом в голову свалила крепыша. Снова упал пистолет и в клубе даже кто-то нервно засмеялся. Внутри почти никого не осталось, молодежь высыпала на улицу, возбужденная и протрезвевшая. За березкинских никто не вступился. Все прекрасно понимали, что получали на этот раз только парни с того района.
Студент и Краб вышли на улицу, сопровождаемые недобрыми взорами деревенской молодежи, сели в свой черный "бумер" и уехали прочь.
– В следующий раз они меня убьют, – смеялся Сафаров.
– Нет, они больше тебя пальцем не тронут, – Краб закурил новую сигару.
Не доехав до Чирупинска, машина свернула в поселок.
– Это моя деревня, – сказал Сергей.
Вскоре они оказались в просторном доме, выстланном коврами. Ковров не было только на потолках. Тяжелые фиолетовые шторы на больших окнах, розовые занавески на дверных проемах, гобелены в каждой комнате, а некоторые стены отделаны зеленоватым шелком. В каждом углу стояли всевозможные вазы и большие расписные горшки с живыми растениями. Им навстречу вышла ухоженная женщина лет тридцати, облаченная в восточный наряд:
– Привет, мой котик, – она поцеловала Краба. – Твоя кошечка заждалась своего котика. А это что за красивый мужчинка с тобой?
Она посмотрела на спутника Краба хищным взглядом.
– Это мой друг. Дай нам чего-нибудь поесть и выпить, что-то на душе тоскливо. И ему подружку организуй, чтобы не скучал.
"Кошечка" накрыла для гостей стол холодными закусками. Захмелев, Сергей положил тяжелую руку Студенту на плечо.
– Эх, Маратка, зачем ты меня спросил? Зачем душу разбередил мне? – сказал он со смертельной тоской. – Вот Пашка Клеменко. Он был такой же как ты. Молодой и простой. А мне теперь так тоскливо, что жить противно. Я давно умер. – Он сурово посмотрел на Марата, затем его взгляд снова смягчился. – Да, братуха, так бывает. Еще и не так бывает. Я остался там, в Афгане. На той горе. Меня тут нет. Все это – какая-то хренотень. И зачем живу, я не знаю.
– Но ведь у тебя ребенок.
– И что?
– Это мальчик или девочка?
– Какая разница, Маратка? Какая разница?
– Ну, как какая разница. Сын – это твое продолжение, а дочь…, – он не успел придумать что-нибудь про дочь и замолчал.
– Я тебе вот что скажу. Не твое это дело, не твое.
– Я знаю.
– Нет, стой ты, я тебе не про это. Я про наше дело. Про это долбанный бизнес, про рэкет. Ты другой человек, тебе надо в люди идти.
Сергей зачем-то перешел на шепот:
– Выйди на Философа, братуха. Он другой. Ему тоже люди нужны, но такие, типа с головой.
– Ладно, – согласился Сафаров.
Скоро хозяйка заведения в восточном наряде увела Краба, бросив на прощанье загадочный взгляд на Сафарова. К юноше тут же подсела молоденькая девушка. На вид лет 16, с маленькой грудью, густой косметикой на лице и запахом мыла с отдушкой из роз. Редкие светлые волосы, большие выцветшие глаза, узкие плечи, простенькие сережки в ушках, некогда белая блузка, короткая юбочка и потертые туфельки на шпильках с потерявшимися набойками.
– Что хочешь? – она сразу же перешла к делу и назвала перечень интимных услуг. Половину слов Сафаров не знал.
– Как звать?
– Аня.
– Тебе сколько лет?
– Много. Так что будем? – и Аня снова назвала свой список.
– И давно этим занимаешься?
– Какая разница? Что будешь? Можно сразу несколько. У меня нет времени с тобой базарить.
– В другой раз. Отдохни. А лучше найди себе другую работу.
– Свои советы можешь засунуть себе в задницу, понял! – ответила девушка со светлыми волосами. – Мне нравится моя работа. Между прочим, все девочки страны мечтают стать путанами.
Сафаров искренне рассмеялся.
– Да пошел ты, – девушка гордо встала. – Завтра скажи хозяйке, что я тебя обслужила по полной.
– Ладно, – согласился Сафаров, – вали давай, Аня.
Девушка удалилась, виляя бедрами. Марат вошел в первые попавшиеся апартаменты и уснул на широкой кровати.