Человек из пропавшей страны

– Мм, – она отпила немного, – не люблю его, из-за газа.

– А ты не комплексуй, пусть будет нормальная отрыжка.

– Марат! Ты что говоришь так громко? – Ленка округлила глаза.

– Ну так расскажешь о себе? Мне интересно.

Быстро принесли закуску, а затем и все остальное. Ленка раскраснелась и перестала смотреть на посетителей в зале.

– А я была замужем, если можно так сказать, – ее глаза подернула грусть. – Познакомились в институте. Хорошим показался. Ну, жили какое-то время вместе, потом один раз руку на меня поднял. – Она немного помолчала. – Ну я и выгнала его. А он потом под дверью в подъезде ночевал, все уговаривал, чтобы простила. И я простила. Зима все-таки, холодно ему там было, жалко его. Вдобавок соседка баба Маша нравоучительствовала, мол прощать нужно, ошибки случаются у всех. Поговорила я с психологом, старым знакомым с нашей кафедры, он теперь кандидат наук по психологии. Вроде как все сходится. Надо простить. Подружки все до одной толкали к нему. А вот душа уже не лежала, как в первый раз. Только мама ничего не советовала. Поступай, говорит, как знаешь, тебе жить. Ладно, сошлись мы снова. Вроде зажили, все хорошо. Свадьба в апреле. Взяли кредит, сделали свадьбу. Не ахти какую, так, лишь бы не стыдно было перед родственниками. А он взял и повесился. – Лицо Ленки пронзила боль.

– То есть как повесился? Чего-то я не понял.

– Так. Запил с друзьями прямо на свадьбе, а на утро повесился.

– Ужас, – Сафаров на секунду замер. Она замолчала, бесцельно гоняя вилкой по тарелке последнюю оливку.

– Представляю, сколько тебе потом пришлось выслушать от его родственников. Скорее всего виноватой сделали тебя.

– О-о! Ведьмой называли. До сих пор не здороваются, – она пожала плечами.

– Сочувствую, – Сафаров накрыл ее руку своей рукой.

Ее глаза намокли.

– Вот так, вроде и была замужем, а вроде и нет, – Ленка усмехнулась, подняв на него свои красные от слез проницательные глаза, в которых читалось: “а ты можешь стать моим надежным мужчиной?”

В этот миг Сафарову захотелось защитить ее от всех невзгод, от всех людей и пересудов, лишь бы ей больше никогда не пришлось испытать подобное. И он понимал, что существует только один способ сделать это – стать ее мужчиной. Про семь лет разницы в возрасте он даже не думал. Она для него в тот момент была взрослой уверенной женщиной, самостоятельной и вполне независимой, чтобы создать союз двух равноправных людей. Это то, что иногда привлекает молодых мужчин в женщинах немного постарше. Они – как крепкое вино, настоявшееся, знающее толк, но еще цветущее и дышащее молодостью, и оттого более ценное, чем молоденькие несмышленые девочки-ровесницы в розовых очках и с амбициями до небес. Сафаров видел ее доверие и очень хотел оправдать его.

– Маленькая моя, – произнес он, во многом даже неожиданно для самого себя.

Когда они приехали домой, Марат, пылая новыми чувствами, с порога подхватил ее на руки, внес в квартиру и уложил на диван, приговаривая:

– Маленькая моя. Ты такая маленькая.

– Постой, порвешь, – смеялась она, вставая, чтобы снять вечернее платье.

Еще никогда в жизни Ленка не была так счастлива, как в тот вечер. Неожиданный получился вечер. И она решила отдаться чувствам, не проверяя их и не подвергая сомнениям.

“Ах, юноша, что же ты делаешь со мной, юноша! Откуда ты? И где ты был? Мысли мои и сомнения – не спугните его! Пусть он не улетает, как голубь, пусть будет рядом. Пусть кормится с моей руки.”

Глава 20. Белоствольные березки

Прошло еще три недели. На дворе сентябрь. Сафаров, наконец, освободил время, чтобы съездить к матери. В делах наметилось затишье, и Сергей по кличке Краб решил в этом деле помочь, а заодно и развеяться. В багажник черного "бумера" они загрузили мешки с отборной картошкой, которую купили в ближайшей деревне, и покатили.

Сергей молчал. У него не клеилось дома. Из-за свободолюбивого характера он не мог долго находиться в кругу семьи. Сергей жил там, в городе, среди людей, а дома тосковал и не знал, о чем поговорить с женой. Он мог запросто не возвращаться несколько дней, затем явиться на пару часов и опять исчезнуть. Он не говорил куда идет и когда будет дома. Один раз Сафаров нашел его в местном притоне, где тот провалялся три дня. Его, еле стоящего на ногах, Марат повез на такси домой, но по дороге он настоял заехать в спортзал. Заехали. Там он в кровь разбил себе кулаки, чтобы “выгнать дурь из организма”.

– Представляешь, я и забыл, что у матери мой старый адрес остался, адрес того самого пьянчужки, который мои деньги украл, – нарушил молчание Сафаров.

– Помню, – ответил Сергей, расслабленно держа руль. – У Француза тогда автомат снизу висел. Перепугались эти перцы.

– У меня подруга в деревне живет, как-то надо бы к ней заскочить.

– Заскочим. Твоя телка? – спросил Сергей.

– Не знаю. Кажется, да. Женщины эмоциональны, ведут себя так, будто ты у них единственный на всю жизнь, влюбляются до потери пульса, а потом страдают.

– Я не разбираюсь в этом бабском винегрете. Баб надо чпокать, вот это я знаю. А верить им не надо. У Палладия есть брат, Философ, умный как Склифосовский. Он по бабам – спец. Уже с восьмой женой живет.

Сафаров присвистнул:

– Как?

– Да вот так. Женился восемь раз. Ты как-нибудь поболтай с ним. Расскажет.

Колеса шуршали по асфальту, мимо проносились деревушки и скошенные поля со стогами. Золотистое солнце близилось к западу.

– Говорят, ты в Афгане был, – осторожно начал Сафаров.

– Был, – ответил Краб.

– Расскажи, чем вы там занимались.

– Людей убивали, чем еще занимаются на войне.

– А правда, что в Афгане мы проиграли? Неужели моджахеды оказались сильнее нашей армии? – спросил Сафаров.

В те годы этот вопрос волновал многих. Как можно победить Гитлера, но проиграть моджахедам? В стране не любили говорить об Афганистане, молчали и ветераны. С израненными душами и телами, они тихо собирались своими компаниями и под звуки гитары вспоминали то, что сплачивало их когда-то. Некоторые из них пополняли ряды криминала.

– Сложно сказать. Проиграли… Душманов тоже зачетно покрошили. Понимаешь, война в горах – это совсем другая история. Официально мы помогали правительству Афганистана, – Лысый потянулся к бардачку. Закурив толстую сигару, он стал похож на лысого сицилийского босса. Печатка на руке колоритно блеснула. Когда он дрался, то всегда снимал печатку, чтобы не сломать палец.

– Если бы американцы не помогали душманам, мы бы их стерли в порошок. Серьезно. Раздавили бы. А так, что получилось, то получилось, – он замолчал, обогнал колонну длинномеров и продолжил. – Был у меня друг, Пашка Клеменко. Вот такой пацан, – он поднял вверх большой палец. – Мы с ним к афганочкам вместе бегали. Прямо с оружием, а то мало ли. Он еще оптику нашу афганцам продавал, прицелы. С десяток загнал за доллары. Не врагам нашим, а тем, кто за нас. Жили хорошо. Выживешь так после рейда, и развлекаешься, как можешь. Колонны мы сопровождали, горы зачищали.

Сергей глубоко затянулся и выпустил облако дыма. Сафаров приоткрыл окно.

– Горка там была одна. Не знаю, что меня дернуло. Командиром взвода тогда меня назначили. Офицер я, лейтенант, – он снова выпустил облако дыма. – Двадцать человек во взводе. Молодые все. Срочники. Духи засели сверху. Наша артиллерия по ним отработала, они, твари, затихли. Было там паршивое место – ровная площадка метров тридцать или пятьдесят, – он снова замолчал, старательно стряхивая пепел.

Минуту они ехали молча.

– Не знаю, что меня дернуло, – повторил он. – Я взвод поднял. В атаку. Думал, только бы эту плешь проскочить. А у них – пулемет, – он ухмыльнулся, глубоко затянулся и снова салон машины наполнился дымовой завесой. – Всех скосило. Весь состав. До одного. А знаешь, кто виноват? – он посмотрел на Сафарова. – Я… Вот так, Студент. Скажи, как мне жить теперь?

Сергей с силой затушил сигару о пепельницу.

– Пашка Клеменко там погиб. И Леха Сазонов, и Макаренко, и Темирбулатов, и Гонщик, и Балабол… Только я один выжил. Когда я увидел, как мои полегли, сам на пули пошел. Я жить не хотел. Хотел к своим. Назло ни одна не зацепила. Только руку поцарапало. Они ленту меняли, когда я к ним пришел. Там их было то – три моджахеда! Три долбаных моджахеда!

Краб замолчал. Смотрел вперед, крутил руль, а думал о своем. Вскоре показалась деревня.

Увидев черную иностранную машину у ворот, мать встревожилась. Из машины вышел Марат, обнял мать. Она заметила в его глазах взрослую озабоченность, которой не было, когда сын уезжал.