Человек из пропавшей страны

После учебы хочу остаться в городе. Тут совсем другая жизнь, простая и веселая. Честно говоря, только ты моей маме не говори, я устала от деревни. Мама мечтает, что я буду при ней, устроюсь учителем в нашу школу и выйду замуж в деревне. Домой вот вообще не тянет. Поэтому маминым мечтам сбыться не суждено, увы. И это к лучшему.

Мама хотела, чтобы я, пока учусь, жила у дяди, а мне неохота. Будет скучно. Мне с девчонками лучше. Комнату уже получила. Как ты и говорил, общага здесь шикарная. На полу ковры. В блоке две комнаты с душевой и туалетом, на четырех человек. Институт совсем рядом, в двух шагах.

Расскажи, как твои дела, чем занимаешься, где живешь? Смог ли поступить? Когда приедешь? Я пока дома буду до 1 сентября. Если хочешь, закажи междугородный звонок на номер тети. Я каждый день туда хожу и поливаю цветы.

Очень хочу тебя увидеть, прям скучаю, не могу. Пожалуйста, напиши мне ответ как можно скорее. Жду. Целую. Светик.”

Внизу листа был аккуратно выведен номер телефона и строчка: ”Вдруг ты забыл”. Гришка плюнул, выругался, сделал из письма кулек, насыпал туда содержимое пепельницы и бросил в ведро с перепревшими картофельными очистками.

Глава 18. Подстилка из опилок

Утром Ленки в квартире уже не было. Марат откинул толстое ватное одеяло и сел на раскладушке. Зеленые обои на стенах квартиры придавали загадочную сумрачность. Раскладной диван, два старых кресла, телевизор, стенка с фужерами и посудой, большой потрескавшийся шкаф и стол, на котором лежала записка: “Я на работе. В холодильнике суп, разогрей. Приду вечером. Если куда пойдешь – ключ на столе. Второй ключ у меня. Лена”

Он вышел на балкон. Днем город выглядел совсем по-другому. Не было той загадочности огней. На смену запаху металлургического смога пришли сизые облака выхлопных газов машин и пыль из-под колес. Он пошел в ванну, принял душ, на кухне разогрел суп, наслаждаясь необычным для холостого парня уютом, созданным знающей в этом толк женщиной. Все на своих местах. Каждая тряпочка, каждая тарелочка, каждая баночка. Холодильник битком забит продуктами с рынка. Во всех нишах на кухне – крупы, макароны, консервы, мука. В коридоре еще пара мешков. “Так можно и войну пережить”, – подумал Марат. Позавтракав, он закрыл квартиру и отправился в спортзал.

В спортзале никого не было, но у Марата был ключ. Он занимался каждый день. Даже в выходные. Ему стало нравиться. Он получал какой-то необъяснимое удовольствие от занятий и явно видел свой прогресс. В полдень в зале появились Краб с Французом, а за ними пришел Фрол. Они коротко переговорили, сидя на стульях около шкафчиков. Марат их не слышал. Затем Сергей подошел к Сафарову:

– Переодевайся и поехали с нами.

Марат привык не задавать лишних вопросов. Обычно в машине всегда давались инструкции.

Ехали на новенькой вишневой "девятке". За рулем сидел Француз. Когда Сафаров спросил, за сколько тот ее купил, все засмеялись. Оказалось, что забесплатно. Фрол рассказал, пока они ехали за город:

– Тут дело было такое. Ехал хмырь на “шохе”, в багажник наложил вишни по самое “не хочу”, в ящиках. У него от этого передние колеса разгрузились. На повороте он летит прямо и чпокает новенькую "девятку" в лоб. Обе машины в хлам. В "девятке" пацаны конкретные сидели. Они хмыря того бьют в забрало и бросают ему ключи от машины. Говорят, чтобы он им купил новую, точно такого же цвета. Называют даже автомагазин, где такие продают. Хмырь испугался, продал квартиру и купил новую "девятку". В машине с пацанами как раз Француз сидел, а он друг хозяина машины. Пока суть да дело, хозяина машины забрали в СИЗО и там свои же порезали. Теперь на ней Француз и ездит. А раньше на белой семерке катался.

– Вот так история, – ответил Сафаров.

– Ничего, мы и тебе машину отожмем, – пообещал Сергей, сурово скалясь.

Они заехали за Глухарем. Тот спал с жуткой попойки. Налили на лицо воды, попали в ухо, Глухарь потом долго ругался, потому что ухо болело.

– Коньяку бы стопарик, – попросил Глухарь, садясь в машину, – а то руки дрожат.

Заехали в магазин, взяли коньяк и поехали дальше. Довольный Глухарь опохмелился в машине и положил руку на плечо Сафарова:

– Студент, ты хоть знаешь, что мы за люди?

– Ну, знаю, – ответил Марат.

– Элита общества, настоящие мужики, бригада. А ты знаешь, почему мы тебя взяли к нам? Хоть ты и не афганец, и даже не служил. Это я поручился за тебя, Студент! Понравился ты мне тогда, в школе, когда ты, с… мне селезенку порвал. Никогда не забуду! Набросился, хотя сам салага еще, малой. Знаешь, я тебе скажу, только ты не обижайся, – его глаза были стеклянными от коньяка, – ты псих и это до добра тебя не доведет. Запомни мои слова.

– Ладно, хорош, что было, то было. Мы все в одной лодке, – вступился Фрол и дальше целый час ехали молча. Новенькая "девятка" послушно летела по дороге, стучала колесами по выбоинам и шелестела мотором.

Наконец они приехали в лес, километрах в тридцати от города, где скрытый от посторонних глаз стоял просторный бревенчатый дом. Из него вышел человек в выцветшей гимнастерке без ремня и спортивных штанах. Лет 50, поджарый, легкий на ноги. Вслед за ним выбежали две овчарки, оглушая лаем. Поджарый загнал собак в вольер, открыл сарай, расположенный за домом, и все вошли внутрь. Фрол держал в руках пластиковый пакет. Марат шел сзади. Глухарь слегка протрезвел.

В сарае на толстом слое опилок сидел худощавый человек лет тридцати. Белокурый, с тонкими скулами, почти бесцветными бровями. Его правая рука была прикована наручниками к вертикальной трубе, идущей от пола до верхней ступени массивной лестницы на сеновал. Фрол сел на стул, остальные стояли полукругом. Белокурый с усилием встал. С него посыпались опилки. Он оказался высокого роста.

– Мужики! Фрол! Глухарь! Это ошибка! Я не сдавал никого. Это менты, они специально так сказали, чтобы нас натравить друг на друга. Ты же понимаешь, что я не мог, я свой, это не я, клянусь, чем хочешь могу поклясться, – тонкие губы белокурого стали синими, и неуклюже двигались, словно у мертвеца.

– Ну, “полтора Ивана”, а кто тогда сдал? – спросил Фрол.

– Не знаю, но это не я.

Лысый в это время наклонился к Сафарову и шепотом сказал:

– Он против нас работал. Был нашим да подался к ментам. Его менты сами нам сдали.

Фрол достал из пакета сверток, развернул и протянул Глухареву пистолет. Тот небрежно взял его и вышел вперед, стараясь не смотреть на белокурого.

Марат побледнел, понимая, что сейчас будет.

– Это не я, мужики, ребята, не я! – взмолился белокурый. – Не надо, пожалуйста, не надо, мужики, отпустите, пожалуйста! Это не я, это он!

Его худая рука неожиданно показала на Сафарова.

– Это Студент! Я видел его там, у ментов, это он согласился сливать!

Марат оцепенел. Как быстро все может поменяться. Все посмотрели на него. Фрол развернулся:

– Студент, выйди вперед.

Марата затрясло от ярости.

– Ты че несешь! – он подошел к белокурому и схватил его за одежду.

В разговор вмешался Краб.

– Где ты его видел? В ментовке? – спросил он у белокурого.

– Да!

– Тогда что ты делал в ментовке?

– Нет, я там не был, мне сказали, что видели его в ментовке, мне рассказали про него. У меня друзья хорошие. Они мне всегда помогают.

– Ты только что сказал, что видел его в ментовке! – крикнул Краб.

– Заткнитесь все, – скомандовал Фрол и посмотрел на Сафарова. – Студент, скажи нам здесь. Это правда?

– Нет, – Марат оттолкнул белокурого.

– Не верьте ему, – белокурый подпрыгнул на месте, зазвенев наручниками.

– Так что будем делать, студент? – наседал Фрол. – Кому из вас верить?

Сафаров не мог понять, что за игра здесь происходит.

– Да он так на любого может показать, – ответил Марат.