– Эдуард? – перед ним возникла фигура Сафарова.
– Да. Мы знакомы?
Марат взял его за ворот дубленки.
– Нет, но будем. Я Сафаров. От Светки. Слыхал?
Эдуард побледнел.
– Пошли за мной.
– К-куда?
– Увидишь.
– З-зачем?
– Топай давай!
– Э, не-е пойду, – Эдуард лихорадочно поправил сползающую на глаза шапку и покосился в сторону общежития.
Резким движением Марат увлек его в сторону от света тусклого фонаря, ударил в живот, тут же в челюсть, и потащил, повторяя про себя, словно заклинание: “Только не убить, только не убить!” Напротив девятиэтажного общежития раскинулся поросший деревьями пустырь, в котором стояла одинокая загаженная беседка. До беседки они не дошли, потому что Сафаров начал избивать Эдуарда. Бил не глядя. Наотмашь. Бил стиснув зубы, выплескивая злость. Прошлого не вернешь, и не исправишь. Что сделано, то сделано. Его не оказалось рядом с ней тогда, в ту самую нужную минуту. А теперь остается только одно. Эта грязная работа под названием возмездие. На снегу появились темные пятна крови.
– Стой…, стой…, придурок! Ты мне зубы… выбил! – прошипел Эдуард, отползая в сторону. – Ты труп…! Ты умрешь… за это! Знаешь, кто я?
– Мне все равно кто ты.
– У меня дядя… в прокуратуре… работает. Он тебя посадит. Ты себе приговор… подписал… понял? Придурок! Мой друг… тебе уши… отрежет… и съесть заставит! – его аристократический подбородок трясся, будто от холода.
Вместо ответа в голову Эдуарда прилетела нога и отбросила в сугроб, словно тряпичную куклу.
– В тюрьму сам пойдешь. “Машкой” будешь! – прошипел Сафаров.
Эдуард скорчился, выплевывая кровь прямо на свою дубленку.
– Теперь держись от нее подальше, а то убью, – предупредил Сафаров. – Ты понял?
Эдуард закряхтел нечто невнятное, беспомощно растянувшись на снегу.
– Не слышу, – Сафаров приблизил ухо к его окровавленным губам.
– Понял, все понял, – еле слышно выдохнул Эдуард.
– Будешь дергаться, подключишь своего дядю, накажу по-серьезному, – пригрозил Сафаров и направился к общежитию. В свете фонаря он осмотрелся, стер кровь с кулаков снегом, засунул руки в карманы и поднялся к Светке.
– Ты где был? – спросила она отрешенно.
– Так по делам отлучился. Как ты? – он сел на стул и вытянул ноги.
Подруга пожала плечами. Они снова сидели молча в угнетающей тишине. В дверь постучала вахтерша и попросила его покинуть здание, потому что “не положено посторонним оставаться на ночь”. Однако, почувствовав хозяйской рукой несколько купюр, она переменила тон и ретировалась, аккуратно притворив за собой дверь. Времена были голодные до денег.
Они рано погасили свет в комнате, не было еще двенадцати. В коридоре вовсю шумели студенты. Сафаров лег на кровати соседки Светланы.
– Спи, не думай ни о чем, – сказал в темноте Сафаров. – Все образуется. В обиду не дам.
– Ты с ним подрался? У тебя руки разбиты, – спросила Светка.
– Да, было немного. Не переживай.
– У него дядя в прокуратуре.
– Фигня. У меня знакомые в областной прокуратуре. Пусть только вякнет, с должности слетит этот долбанный дядя.
Они опять замолчали. Скоро Сафаров отошел в объятия Морфея. Можно было только позавидовать его способности быстро засыпать, каким бы напряженным ни был день. Светка долго ворочалась. В памяти стояли события того вечера, которые, казалось, никогда не оставят в покое.
Это случилось неделю назад. После разговора с Маратом по телефону, настроение было таким, что хотелось порхать бабочкой среди магнолий. Еще бы! Наконец-то, спустя месяцы ожиданий и после всего, что случилось, он позвонил и пообещал приехать! Напевая веселый мотивчик, Светлана решила прибраться в комнате. До встречи с любимым оставалась всего неделя. Это совсем ничего, если быть чем-нибудь занятой. Неважно, уборка это или учеба в институте. Главное как-нибудь скоротать время.
В одной из коробок с вещами оказался старый плюшевый медвежонок, который напоминал о недавнем детстве и доме. Светка взяла его с собой, сама не зная зачем. Местами повылазил мех и обнажилась ткань основы, один глаз неуклюже подшит, а повязанный вокруг шеи некогда алый шарфик приобрел неопределенный цвет. И все же медвежонок нравился ей. В его покорно висящих лапах и добром взгляде было нечто трогательное. Воспоминание о доме, о маме, которая подарила его, о родном уюте. Светлана отряхнула медвежонка и посадила на кровать. Наверное, даже когда она выйдет замуж, игрушка останется с ней.
В этот момент в дверь постучали. Думая, что соседка пришла просить соли или крупы, она открыла дверь и ахнула от неожиданности. На пороге стоял Эдуард. После событий Нового года они виделись, но больше не разговаривали и даже не здоровались.
– Светик, привет! – сказал он.
Улыбка тут же исчезла с ее лица.
– Зачем ты пришел?
– Поговорить. Не хочешь меня пускать? – его засаленные волосы упали на глаза, но он будто не замечал.
– Я не хочу ни о чем с тобой разговаривать.
– Не хочешь? А объясниться со мной ты не хочешь? – он оттолкнул ее и бульдозером вошел внутрь, закрыв за собой дверь на шпингалет. От него разило пивом и рыбой.
– Мне нечего тебе сказать, – отрезала Светлана и скрестила руки на груди.
– Ну и манеры, – Эдуард сел за стол и откинул волосы с лица. – Я вообще не вкуриваю. Ты ведешь себя как шлюха. Гуляешь со мной и у тебя есть другой.
– Мы с ним давно не виделись, и я не знала… Да и вообще я не собираюсь перед тобой оправдываться. Между нами ничего не будет. Все кончено. Извини, найди себе другую подружку.
– А вот и не угадала, ничего не кончено, – его глаза расширились. – Я столько времени на тебя убил. Признайся, тебе ведь нравилось со мной? А? Нравилось? Давай только не ври. Я же видел, как ты на меня смотрела. Строила тут из себя девочку, а я и поверил. Теперь я пришел взять свое. Давай, не дергайся, а то убью.
Он быстро встал и повалил Светлану на кровать. Волна ужаса накрыла ее с головой. Осознание предстоящего парализовало волю, она не могла ни кричать, ни сопротивляться, и задыхалась от грязной ладони, зажавшей ей рот. Затрещала по швам одежда и он навалился на нее всем весом. Все, что произошло дальше, она помнила смутно. Наверное, чтобы не сойти с ума, в такие адские минуты психика отключается. Прежний мир перестал существовать, рухнул в один миг, разбился вдребезги, оставляя только боль и унижение. Тот самый мир, знакомый ей с детства, больше никогда не будет прежним. Словно перед ней только что открылось истинное его лицо. Она даже не плакала, а смотрела широко открытыми глазами прямо перед собой и ничего не видела, ничего не понимала. Иногда ей казалось, словно нечто ужасное происходит сейчас не с ней, а с кем-то другим. Потому что это невозможно, так быть не должно, это слишком ужасно, чтобы быть правдой. Громко скрипела кровать, а сверху размытой темной фигурой возвышался Эдуард. Она повернула голову и рядом с собой на кровати увидела того самого медвежонка из детства, который, как и она, теперь покорно лежал и смотрел в потолок. Такой же беспомощный и жалкий. А мир вокруг нее разлетался в пепел. Разлеталось все, во что она верила и бережно хранила. Словно это оказалось неправдой и обманом.
Когда все прекратилось, она поджала ноги, свернулась калачиком и закрыла лицо руками.
– Если расскажешь кому-нибудь, тебе будет хуже, – склонившись над ней, сказал Эдуард. – У меня дядя родной в прокуратуре. Ты ничего не докажешь. Тебе подбросят наркотики и твоя жизнь будет сломана навсегда. Усекла, шлюха?
Он схватил ее за волосы и больно дернул. Потом хлопнула дверь и все затихло. Несколько минут девушка лежала не шевелясь. Она вспомнила, что на девятом этаже общежития есть лестница на крышу. Там замок легко открывается. Мальчики иногда поднимаются туда покурить. Это близко. Всего-то подняться на самый верх. А потом прыгнуть. И невыносимый кошмар прекратится. Но мама…, как после этого будет жить ее мама?