Человек из пропавшей страны

– А этот парнишка, который сегодня с тобой был, он кто?

– Сосед мой. Гуляем с ним, на лыжах ходим.

Они еще поговорили с часок о всякой ерунде, и Сафарова стало клонить в сон из-за недосыпа в течение последних двух суток. Кажется, от него все еще исходил специфический запах больницы.

– Ладно, пока, – сказала она, когда Марат обувался на выходе.

– Пока.

– Заходи еще как-нибудь, – Нелли оперлась спиной о стену, сложив руки на груди. Марат не распознал, было это приглашение или банальная вежливость.

Из комнаты вышли родители и также вежливо попрощались.

“Вот и сбылась моя мечта”, – подумал он, смеясь про себя, когда ехал в сторону родительского дома. Ангел в его юношеской фантазии оказался не таким уж ангельским. Внешность у нее ничего так, хотя Алиса намного эффектнее. Чего только стоят ее живые изумрудные глаза! А у Нельки они светло-зеленые, словно выцветшие на солнце. Да что там глаза. Марат ясно представил, насколько пресной будет жизнь рядом с такой женщиной. А может он ошибался? Может так и должно быть? Пресно, как у всех. А Светка? При мысли о ней, у Марата екнуло сердце, вспорхнуло ввысь и тут же шмякнулось об асфальт. "А что Светка, у нее уже есть парень. Она время зря не теряла, – подумал он и тут же вспомнил про свои отношения с Ленкой. – Впрочем, я тоже."

Раздираемый мыслями, юноша загнал машину во двор у родителей, достал пистолет и спрятал внутри. Да и к Нельке его не следовало брать. Тяжелый и неудобный. Ох уж эта дурная привычка везде с собой таскать оружие. А главное – он боялся, что его случайно найдет мама. Будет волноваться и переживать, а это ни к чему. Качаясь от усталости, он вошел в дом.

В это самое время мать Светланы сидела у постели дочери. Больная сжимала в руке заветную записку, боясь выронить. Будто бы эта записка служила последней ниточкой, за которую та держалась. И остатки сил уходили на то, чтобы не разжать руку, даже если она потеряет сознание. Не было сил даже повернуть голову. Да и не могла, потому что была подключена к аппарату, который помогал ей дышать.

А когда стало легче, они встретились глазами: мать и дочь. И мать все поняла.

– Здесь он, здесь, волнуется. Не пускают его, – соврала мать.

А через три дня ее перевели в обычную палату, и Светлана спросила:

– Он здесь? Ведь теперь он может прийти?

– Уехал. Дела у него срочные, приедет скоро, – снова соврала мать.

– Что-нибудь передал?

– Передал… чтобы выздоравливала скорее.

– Надо что-нибудь придумать, мам.

– Что придумать?

– Я хочу к нему поближе. Может перевестись в другой институт, в Чирупинск?

– Вот еще, учиться надо тебе, а не с места на место скакать. Окончить, а потом и езжай на все четыре стороны.

– Нет, не хочу я учиться. Я хочу быть рядом с ним, хотя бы в том же городе.

– Вот еще, глупости. Молодая ты еще, жизни не знаешь, глупая. Будет у тебя еще всякое.

– Не будет, мам, такого не будет, ты не понимаешь. Это же не так сложно. Я буду учиться, но я хочу быть там, где он.

Спустя две недели Светлану выписали домой. Говорят, родные стены лечат. Скоро она догадалась, что мать скрывает от нее нечто важное. Прячет глаза, обходит тему, волнуется. Скоро мать созналась, что соврала, а Сафаров уехал сразу же, как только узнал про Эдуарда.

– Ну слетело у меня с языка, – развела руками мать.

– Ма-а-м! Зачем?! – захрипела Светка надорванным голосом. – Зачем, мама? Зачем, ну зачем? Ну почему у меня все вот так? – ее голос становился все тише и тише. Солеными ручейками потекли слезы.

Потом она долго сидела в комнате, укрывшись колючим одеялом. У ее ног лежала кошка, словно желая утешить. За окном отец чистил снег большой фанерной лопатой. Подошел сосед и они долго курили. Светлана сидела так до темноты. Затем легла и уснула, не выходя на ужин.

На следующий день она сказала матери:

– Ладно, мам, я не обижаюсь. Я сама виновата. Не надо было мне с Эдуардом связываться. Видеть его больше не хочу. Вот это надо отправить Марату, – она держала в руке сложенный листок. – У него опять другой адрес, и мне надо сходить к его матери.

– Ну, чего уж, иди. Сегодня не холодно, солнце светит. Только оденься все равно, – ответила мать. – Не застудись только, прошу тебя.

Глава 40. Они все одинаковые

Сафаров приехал в Чирупинск, где Роман Эрастович ждал его. Правительство продлило действие ваучеров еще на полгода, поэтому нельзя упустить время. Имея опыт, Сафаров снова открыл две точки, кроме той, что была на фабрике химчистки и полностью курировал оборот. Роман Эрастович перевез свой кабинет в управление Трубопрокатным заводом, а фабрику оставил Сафарову. Также полным ходом готовился к открытию магазин компьютерной техники.

Палладий прислушался к словам своего смышленого брата и понял, что большие деньги скрыты в крупном легальном бизнесе. Став совладельцем серьезного предприятия, он увидел массу возможностей, словно летчик, взлетевший над облаками. Он стал отдаляться от своего криминального прошлого, методично зачищая следы. Мутные дела отошли Фролу.

Роман Эрастович Философ любил баню и пиво. После тяжелого дня он всегда шел в баню – сауну. В трехэтажном сером здании с одной стороны организовали зону отдыха для начальства, а с другой – раздевалки и душевые для рабочих. От управления до серого здания всего пятьдесят метров, которые Роман Эрастович проходил, напевая себе под нос веселый мотивчик. Сафаров также мог в любое время прийти в сауну. Он не разделял страсть к пару, но ему пришлась по нраву сама атмосфера. Здесь были разные люди. Новые бизнесмены, начальство из города, приезжие специалисты и даже разок отдыхали трое музыкантов. Роман Эрастович оказался человеком нового времени, который сориентировался и поймал волну. И хотя вокруг все только и воздыхали о трудностях, от него исходил постоянный позитив.

В один из холодных февральских вечеров Сафаров приехал на завод. В бане, как обычно, принимал паровые процедуры Роман Эрастович. Скоро и Сафаров оказался в парилке.

– А, Марат, давай, прогревайся. На Урале без бани нельзя, сам понимаешь, – Роман Эрастович подлил воды на камни и забрался на самую высокую полку. Зашел банщик, местный завхоз, и принялся обмахивать вениками красное располневшее тело Философа, который кряхтел от удовольствия. Веники лишь мягко скользили по коже, но из-за жара казалось, что завхоз хлещет что есть мочи.

Выйдя из жаркой парилки, Сафаров прошел по голубому кафелю мимо прохладного бассейна с подсветкой, и попал в большую комнату, где с одной стороны просторный бар, холодильник и деревянный стол на десять персон, а с другой – бильярд и телевизор с проигрывателем видеокассет. Выход из просторной комнаты вел в раздевалку со шкафчиками и двумя подсобками, а также лестницей на второй и третий этажи, где расположены номера для командированного персонала с отдельными санузлами.

Сафаров обернулся белоснежным полотенцем, налил в большую кружку холодного пива и сел за столом. Из парилки, охая от жара, выпорхнул Роман Эрастович, с размаху плюхнулся в бассейн, шумно выбрался на кафель, накинул полотенце и сел на скамью.

– Хорошо, что зашел, – сказал он. – Составишь мне компанию. Бери рыбки, из Самары привезли. Рыбный завод по малой приватизации знакомые ребята купили. Продукция неплохая, в Москву поставки полным ходом.

В зоне отдыха Роман Эрастович категорически запрещал говорить на рабочие темы. Пусть хоть все горит, но тут – заповедное место. О рыбалке, женщинах, футболе и политике – можно, но только не о работе. И Сафаров, посчитав время подходящим, спросил Философа об СССР, почему развалился и что же дальше? Хотя юноша давно смирился со сбывшимся фактом, однако горячо желал разобраться для самого себя, чтобы иметь больше представления о столь крупных процессах. И кто, кроме Романа Эрастовича, мог хотя бы немного открыть для него завесу тайны.

– Понимаешь, – Роман Эрастович смачно отпил пива и крякнул, – такие вопросы мало кого интересуют. Всю картину мы никогда не узнаем, потому что история – это проститутка, которая ложится под победителей.

Философ обтер полотенцем красный распаренный лоб. Мокрые седые волосы забавно торчали в разные стороны.

– Ты обнаружил идеологический провал, расхождение слов с делами, – он жестом показал воображаемый отрезок, – но человеческое общество построено на некоторого рода интерпретации. То есть все непостоянно и относительно. Да, коммунизм показал несостоятельность. Он не смог перепрыгнуть через меркантильность и пороки людей. А точнее он даже не задавался такой целью или попросту не учитывал их влияние. Он поверхностен, хотя та картина, которую коммунистическая идеология рисовала, выглядит очень даже привлекательно: “От каждого по способностям, каждому по потребностям”. По Карлу Марксу, – Философ усмехнулся. – Злое голодное население легко подкупить красивыми сказками. Поэтому, на мой субъективный взгляд, семьдесят лет при коммунизме можно назвать и попыткой все-таки построить светлое завтра, и в то же время умышленным обманом с целью удержания власти. И то и другое – правда. Все зависит от конкретных задач конкретных личностей. Лично я не склонен драматизировать ситуацию. Мне страна многое дала в свое время, я ей вполне доволен.

– Значит, по-твоему, Роман Эрастович, были и те, и другие? Одни горячо уверенные в правильном пути, а другие попросту воспользовались ситуацией в своих интересах?

– В целом – да. Вообще, управлять страной дело непростое. Со стороны вроде чего там: следи за порядком, издавай указы. А на деле страна – это люди. Разные. Глупые и поумнее, меркантильные, жадные, ленивые, обманщики, подлецы, да еще много разных факторов. Попробуй разберись. И много желающих власти. Психопатов, неуравновешенных, шизофреников, возомнивших себя избранными, фанатиков бредовых идей.

– Да уж, – усмехнулся Сафаров.

– Страна развалилась, что теперь говорить об этом? Она и была “союзом республик”. Национальный вопрос, культура управления. Все разное. Время пришло другое. Надо в будущее смотреть, а не жить прошлым. Обидно, конечно, ну а что поделать? Вообще, если подняться еще выше, так сказать над идеологией, то управление любой страной выглядит примерно одинаково. Есть три уровня: элита, ее обслуга и народ. Элита эксплуатирует идею, чтобы управлять народом, обслуга элиты разравнивает шероховатости, придает законный вид, дает информацию народу, наказывает народ и защищает элиты. А народ работает, производя товары, услуги, обеспечивая как себя, так и элиту с ее обслугой. При распаде Союза произошла смена элит. Старые не смогли приспособиться к новым идеям и поэтому не отвечали запросам ситуации. А попросту – потеряли над ситуацией контроль. – Роман Эрастович придвинул к себе большую тарелку с вяленой рыбой. – То, что я тебе рассказал – это сильно упрощенно. Да и сам я не все знаю. А узнаю ли – тоже не известно. На вот, попробуй эту рыбку. Чехонь называется.

– А в Америке? Там тоже так?

– Без разницы. Везде так. Либерализм, демократия – это такие же идеи, которые позволяют элитам управлять. В той же Америке узаконено лоббирование, в том числе на уровне этносов, что заставляет Америку вмешиваться в дела других государств. Это демократия или балаган? Или возьми спорное наличие королевской семьи в Великобритании. А их постоянный конфликт с Ирландией. Да много еще вопросов. Понимаешь, элита всегда и при любом раскладе свободна, а идеология и прочие условия определяют бытие остального населения. Это позволяет организовать некий порядок в обществе. А когда есть порядок, хорошо всем.